- Уж я все устрою, шурин… все!.. У меня, брат, Родивон Потапыч не отвертится… Я его приструню. А ты, Акинфий Назарыч, соблаговоли мне как-нибудь выросточек: у тебя их много, а я сапожки сошью. Ух, у меня ловко моя Окся орудует…
- Хорошо, хорошо… - соглашался «молодой». - Две кожи подарю. Сам привезу.
Гостей едва выпроводили. Феня горько плакала. Что-то там будет, когда воротится домой грозный тятенька?.. А эти пьянчуги только ее срамят… И зачем приезжали, подумаешь: у обоих умок-то ребячий.
- Перестань убиваться-то, - ласково уговаривал жену Акинфий Назарыч. - Москва слезам не верит… Хорошая-то родня по хорошим, а наше уж такое с тобой счастье.
Яша и Мыльников возвращались домой в самом праздничном настроении и, миновав могильник, затянули даже песню:
Как сибирский енерал
Да станового обучал…
На тракту их опять обогнал целовальник Ермошка, возвращавшийся из города. С ним вместе ехал приисковый доводчик Ераков. Оба были немного навеселе.
- Ох, два голубя, два сизых! - крикнул Ермошка, поровнявшись с верховыми. - Откедова бог несет?.. Подмокли малым делом…
- А тебе завидно? - огрызнулся Мыльников. - Кабацкая затычка и больше ничего.
Ермошка любил, когда его ругали, а чтобы потешиться, подстегнул лошадь веселых родственников, и они чуть не свалились вместе с седлом. Этот маленький эпизод несколько освежил их, и они опять запели во все горло про сибирского генерала. Только подъезжая к Балчуговскому заводу, Яша начал приходить в себя: хмель сразу вышибло. Он все чаще и чаще стал пробовать свой затылок…
- Который теперь час? - спрашивал он.
- А скоро, видно, три… Гляди, уж господа теперь чай пьют. А ты, друг, заедем наперво ко мне, а от меня… Знаешь, я тебя провожу. Боишься родителя-то?
- А ну его… Побьет еще, пожалуй.
- Н-но-о?..
- Верно тебе говорю.
Яшей овладело опять такое малодушие, что он рад был хоть на час отсрочить неизбежную судьбу. У него сохранился к деспоту-отцу какой-то панический страх… А вот и Балчуговский завод и широкая улица, на которой стояла проваленная избенка Тараса.
- Гли-ко, гли, Яша! - крикнул Мыльников, выглядывая из-за его спины. - У моих-то ворот кто сидит?
- И то как будто сидит.
- Да ведь это Шишка… Верное слово!.. Ах, раздуй его горой…
У ворот избы Тараса действительно сидел Кишкин, а рядом с ним Окся. Старик что-то расшутился и довольно галантно подталкивал свою даму локтем в бок. Окся сначала ухмылялась, показывая два ряда белых зубов, а потом, когда Кишкин попал локтем в непоказанное место, с быстротой обезьяны наотмашь ударила его кулаком в живот. Старик громко вскрикнул от этой любезности, схватившись за живот обеими руками, а развеселившаяся Окся треснула его еще раз по затылку и убежала.
- Ох-хо-хо! - заливался Мыльников, подъезжавший в этот трагический момент к своему пепелищу. - Вот так Окся: уважила Андрона Евстратыча… Ишь, разыгралась к ненастью! Ах, курва Окся, ловко она саданула…
V
Ожидание возвращения с Фотьянки «самого» в зыковском доме было ужасно. Сама Устинья Марковна чувствовала только одно, что у нее вперед и язык немеет и ноги подкашиваются. Что она будет говорить взбешенному мужу, когда сама кругом виновата и вовремя не досмотрела за дочерью? Понадеялась на девичью совесть… «Вековушка» Марья и замужняя Анна, конечно, останутся в стороне. Последняя, хотя и слабая, надежда у старухи была на мужиков - на пасынка Яшу и на зятя Прокопия. Она все поглядывала в окошко, не едет ли Яша. Вот уже стало и темнеться, значит, близко шести часов, а в семь свисток на фабрике, а к восьми выворотится Родион Потапыч и первым делом хватится своей Фени. Каждый стук на улице заставлял ее вздрагивать.
- Хоть бы Прокопий-то поскорее пришел, - вслух думала старушка, начинавшая сомневаться в благополучном исходе Яшиной засылки.
Вот загудел и свисток на фабрике. Под окнами затопали торопливо шагавшие с фабрики рабочие, - все торопились по домам, чтобы поскорее попасть в баню. Вот и зять Прокопий пришел.
- Нету ведь Яши-то, - шепотом сообщила ему Устинья Марковна. - С самого утра уехал… Что ему делать-то в Тайболе столько время?.. Думаю, не завернул ли Яша в кабак к Ермошке…
Прокопий ничего не ответил. Он закусил у печки вчерашнего пирога с капустой и пошел из избы.
- Ты куда, Прокопий? - окликнула его в ужасе Устинья Марковна.
- Я пойду Яшу искать, - ответил он, глядя в угол. - Куды мы без него? Некуда ему деться, окромя кабака.
И теща и жена отлично понимали, что Прокопий хочет скрыться от греха, пока Родион Потапыч будет производить над бабами суд и расправу, но ничего не сказали: что же, известное дело, зять… Всякому до себя.
- А что же в баню-то сегодня не пойдешь, что ли? - окликнула Прокопия уже на пороге вековушка Марья.
- Успеется и баня, - ответил Прокопий. - Пусть батюшка первым идет…
«Банный день» справлялся у Зыковых по старине: прежде, когда не было зятя, первыми шли в баню старики, чтобы воспользоваться самым дорогим первым паром, за стариками шел Яша с женой, а после всех остальная чадь, то есть девки, которые вообще за людей не считались. С выходом Анны замуж «первый пар» был уступлен зятю, а потом шли старики. Убегавший теперь от первого пара Прокопий показывал свою полную нравственную несостоятельность, что и подчеркнула своим вопросом вековушка Марья. Она горько улыбнулась, когда захлопнулась дверь за Прокопием, и проворчала:
- Тоже, мужик называется… Оставил одних баб. Разве так настоящие-то мужики делают?..
- Молчи, Марья! - окликнула ее мать. - Ты бы вот завела своего мужика да и мудрила над ним… Не больно-то много ноне с зятя возьмешь, а наш Прокопий воды не замутит.
- У тебя нет лучше Прокопья, - ворчала Марья.
- Ты у меня поворчи! - крикнула мать. - Зубы-то долги стали…
За убегом Фени с Марьей точно что сделалось, и она постоянно приставала к матери, чего раньше и в помине не было.
Время летело быстро, и Устинья Марковна совсем упала духом: спасенья не было. В другой бы день, может, кто-нибудь вечером завернул, а на людях Родион Потапыч и укротился бы, но теперь об этом нечего было и думать: кто же пойдет в банный день по чужим дворам. На всякий случай затеплила она лампадку пред скорбящей и положила перед образом три земных поклона.
Родион Потапыч явился на целых полчаса раньше, чем его ожидали. Его подвез какой-то попутний из Фотьянки.
- А где Феня? - спросил он по обыкновению, поднимаясь на крыльцо.
- В соседи увернулась, - ответила Устинья Марковна, ни живая ни мертвая от страху.
- Не нашла время…
Старик вошел в избу, снял с себя шубу, поставил в передний угол железную кружку с золотом, добыл из-за пазухи завернутый в бумагу динамит и потом уже помолился.
- Это на какую причину лампадка теплится? - спросил он.
- А воскресенье завтра, Родивон Потапыч… Банька готова, хоть сейчас можно идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80