ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вроде как подымаешься по лестнице.
С старческой болтливостью в течение двух-трех минут Лука успел рассказать почти все: и то, что у барина тоже одна ножка шаркает, и что у них с Костенькой контры, и что его, Луку, кровно обидели – наняли «камардина Игреньку», который только спит.
– Вот он, – проговорил Лука, показывая глазами на молодого красивого лакея с английским пробором. – Ишь, челку-то расчесал! Только уж я сам доложу о вас, Сергей Александрыч… Да какой вы из себя-то молодец… а! Я живой ногой… Ах ты, владычица небесная!..
И, задирая левой ногой, Лука направился к дубовой запертой двери. Верочка осталась совершенно довольна своими наблюдениями: Привалов в ее глазах оказался вполне достойным занять роль того мифического существа, каким в ее воображении являлся жених Нади. Ведь Надя необыкновенная девушка – красивая, умная, следовательно, и жених Нади должен быть необыкновенным существом. Во-первых, Привалов – миллионер (Верочка была очень практическая особа и хорошо знала цену этому магическому слову); во-вторых, о нем столько говорили, и вдруг он является из скрывавшей его неизвестности… Его высокий рост, голос, даже большая русая борода с красноватым оттенком, – все было хорошо в глазах Верочки. Между тем Привалов совсем не был красив. Лицо у него было неправильное, с выдающимися скулами, с небольшими карими глазами и широким ртом. Правда, глаза эти смотрели таким добрым взглядом, но ведь этого еще мало, чтобы быть красивым.
– Вот изволь с ней поговорить! – горячилась Марья Степановна, указывая вбежавшей Верочке на сестру. – Не хочет переменить даже платье…
– Ну что, какой он: красавец? брюнет? блондин? Главное – глаза, какие у него глаза? – сыпала вопросами Хиония Алексеевна, точно прорвался мешок с сухим горохом.
– Высокий… носит длинную бороду… с Лукой разговаривал.
– Ах, Верочка, глаза… какие у него глаза?
– Кажется, черные… нет, серые… черные…
– Что он с Лукой говорил? – спросила Марья Степановна.
Верочка начала выгружать весь запас собранных ею наблюдений, постоянно путаясь, повторяла одно и то же несколько раз. Надежда Васильевна с безмолвным сожалением смотрела на эту горячую сцену и не знала, что ей делать и куда деваться.
Неожиданное появление Привалова подняло переполох в бахаревском доме сверху донизу. Марья Степановна в своей спальне при помощи горничной Даши и Хионии Алексеевны переменяла уже третий сарафан; Верочка тут же толклась в одной юбке, не зная, какому из своих платьев отдать предпочтение, пока не остановилась на розовом барежевом. Как всегда в этих случаях бывает, крючки ломались, пуговицы отрывались, завязки лопались; кажется, чего проще иголки с ниткой, а между тем за ней нужно было бежать к Досифее, которая производила в кухне настоящее столпотворение и ничего не хотела знать, кроме своих кастрюль и горшков. Старый Лука – и тот, схватив мел и суконку, усердно полировал бронзовую ручку двери.
– Устрой, милостивый господи, все на пользу… – вслух думал старый верный слуга, поплевывая на суконку. – Уж, кажется, так бы хорошо, так бы хорошо… Вот думать, так не придумать!.. А из себя-то какой молодец… в прероду свою вышел. Отец-то вон какое дерево был: как, бывало, размахнется да ударит, так замертво и вынесут.
– Уж вы, Хиония Алексеевна, пожалуйста, не оставляйте нас, – не зная зачем, просила Марья Степановна.
– Помилуйте, Марья Степановна: я нарочно ехала предупредить вас, – не без чувства собственного достоинства отвечала Хиония Алексеевна, напрасно стараясь своими костлявыми руками затянуть корсет Верочки. – Ах, Верочка… Ведь это ужасно: у женщины прежде всего талия… Мужчины некоторые сначала на талию посмотрят, а потом на лицо.
– Что же мне делать, Хиония Алексеевна? – со слезами в голосе спрашивала бедная девочка.
– Теперь уж ничего не поделаешь… А вот вы, козочка, кушайте поменьше – и талия будет. Мы в пансионе уксус пили да известку ели, чтобы интереснее казаться…
Только один человек во всем доме не принимал никакого участия в этом переполохе. Это был младший сын Бахарева, Виктор Васильич. Он лежал в одной из самых дальних комнат, выходившей окнами в сад. Вернувшись домой только в шесть часов утра, «еле можаху», он, не раздеваясь, растянулся на старом клеенчатом диване и теперь лежал в расстегнутой куцей визитке табачного цвета, в смятых панталонах и в одном сапоге. Другой сапог валялся около дивана вместе с раскрытыми золотыми часами. Молодое бледное лицо с густыми черными бровями и небольшой козлиной бородкой было некрасиво, но оригинально; нос с вздутыми тонкими ноздрями и смело очерченные чувственные губы придавали этому лицу капризный оттенок, как у избалованного ребенка. Игорь несколько раз пробовал разбудить молодого человека, но совершенно безуспешно: Виктор Васильич отбивался от него руками и ногами.
– Велели беспременно разбудить, – говорил Игорь, становясь в дверях так, чтобы можно было увернуться в критическом случае. – У них гости… Приехал господин Привалов.
– Какой там Привалов… Не хочу знать никакого Привалова! Я сам Привалов… к черту!.. – кричал Бахарев, стараясь попасть снятым сапогом в Игоря. – Ты, видно, вчера пьян был… без задних ног, раккалия!.. Привалова жена в окно выбросила… Привалов давно умер, а он: «Привалов приехал…» Болван!
– Это уж как вам угодно будет, – обиженным голосом заявил Игорь, продолжая стоять в дверях.
– Мне угодно, чтобы ты провалился ко всем семи чертям!
– Может, прикажете сельтерской воды или нашатырного спирту… весь хмель как рукой снимет.
– А! так ты вот как со мной разговариваешь…
– Мне что… мне все равно, – с гонором говорил Игорь, отступая в дверях. – Для вас же хлопочу… Вы и то мне два раза Каблуком в скулу угадали. Вот и знак-с…
– Ну, и убирайся к чертовой матери с своим знаком, пока я из тебя лучины не нащепал!
Игорь скрылся. Бахарев попробовал раскрыть глаза, но сейчас же закрыл их: голова чертовски трещала от вчерашней попойки.
«И пьют же эти иркутские купцы… Здорово пьют! – рассуждал он. – А Иван-то Яковлич… ах, старый хрен!»
IV
Когда Привалов вошел в кабинет Бахарева, старик сидел в старинном глубоком кресле у своего письменного стола и хотел подняться навстречу гостю, на сейчас же бессильно опустился в свое кресло и проговорил взволнованным голосом:
– Да откуда это ты… вы… Вот уж, поистине сказать, как снег на голову. Ну, здравствуй!..
Наклонив к себе голову Привалова, старик несколько раз крепко поцеловал его и, не выпуская его головы из своих рук, говорил:
– Какой ты молодец стал… а! В отца пошел, в отца… Когда к нам в Узел-то приехал?
– Сегодня ночью, Василий Назарыч.
– Да, да, ночью, – бормотал старик, точно стараясь что-то припомнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128