– Сдалось мне твое театральное старье! Отправь его в музей. Понял? У меня есть кое-что поважнее!
И тут я вытащил свой полевой бинокль. Витьку на утреннем морозе пот прошиб.
– Бинокль?! Откуда?..
– Тайна!.. Сам не знаю.
– Как не знаешь?..
Но тут мы пришли на бульвар. Все лавочки были уже заняты. И это в шесть часов утра! Люди были с телескопами, с подзорными трубами. И только у меня в руках был полевой бинокль!
Рядом с нами на лавочке сидел старичок – маленький, сморщенный, замерзший.
А телескоп у него был огромный, на высоком треножнике. Этот телескопище был похож на какую-то птицу с тонкими ногами и длиннющим клювом, только без крыльев.
– Тише, тише, молодые люди! – зашептал он нам. – Мы присутствуем при великом событии!..
И мы с Витькой стали переговариваться торжественным шепотом. Я долго разглядывал в свой могучий бинокль и бледное небо, и снежинки, каждая из которых казалась огромным снежным комом, и памятник великому русскому писателю.
А где-то внизу пыл Витик:
– Дай мне-е… Дай посмотре-еть… Я оторвался от могучего аппарата и взглянул на Витьку. Он со своим стареньким бабушкиным биноклем был какой-то очень несчастный и смешной.
– На, посмотри немножко, – сказал я.
Витька прямо впился в круглые стеклянные линзы. И тут по всему бульвару пошел крик: «Летит! Летит!..» И Витька тоже заорал как полоумный:
– Лети-ит!..
Я вырвал у Нытика бинокль и направил его прямо в небо.
И вдруг сердце у меня забилось так сильно, что я даже придержал его локтем: я видел, как по темному небу мчится красная звездочка. Наша! Красная!
– Ур-ра! – завопил я на весь бульвар. И маленький замерзший старичок тоже вдруг разгорячился и подхватил хриплым голоском:
– Ур-ра! Ура, друзья мои!.. Второй спутник в истории человечества. И опять наш!
А когда мы шли с Витькой обратно домой, мы уже твердо решили, что полетим на Марс и куда-нибудь еще подальше. Мы знали: так и будет! Мы знали это совершенно твердо!
А вот откуда появился вдруг полевой бинокль, мы еще не знали. Откуда же?!
17 ноября
Летом можно гонять в футбол, зимой играть в хоккей. А что делать осенью? На улице слякоть, грязь и вообще противно.
Ребята стали приставать к председателю совета отряда Толе Буланчикову:
– Ну придумай что-нибудь! Придумай! Не зря ведь мы тебя выбирали!
Толя морщил лоб, чесал затылок, важно вертел в руках самопишущую ручку, но так ничего умного и не придумал. Тогда он созвал совет отряда совместно с активом.
– Пионер должен быть всем ребятам пример, – сказал Толя. – Он должен все время совершать хорошие, общественно полезные дела!
– Это мы без тебя знаем! – крикнул кто-то. – Ты что-нибудь интересное изобрети! Новенькое!
– Давайте подумаем вместе! Всем коллективом! – предложил Толя.
– Собирать металл! – крикнули сзади.
– Мы всегда собирали, собираем и будем собирать металлолом, – сказал Толя.
И, заглянув в тетрадку, словно не помнил наизусть, добавил: – Из собранного нами металла можно изготовить десять новых автомашин «Волга»!
– А сколько «ЗИЛов»? – ехидно крикнул кто-то.
– Насчет «ЗИЛов» я не в курсе.
– Знаем! Слышали! Это все хорошо!.. Да ты что-нибудь еще придумай!
– Давайте собирать бумажную макулатуру, – пропищала со своей парты Леля Мухина.
– Как тебе известно, Леля, мы и это делаем! – Буланчиков снова заглянул в тетрадку. – Из собранной нами макулатуры можно сделать двадцать тысяч новых тетрадок. И мы будем продолжать эту важную работу.
– Будем, будем! А что-нибудь еще!.. Что-нибудь… чего еще не делали!..
– Может быть, Сева Котлов нам поможет? – сказал Буланчиков. – Он ведь у нас великий изобретатель!
Все повернулись, стали смотреть на меня и ждать. И, наверно, от этого у меня произошло полное затмение мозгов.
Так ничего и не придумав, мы разошлись по домам.
19 ноября
В последнее время я так привык ко всяким чудесам, что даже перестал обращать на них внимание. И я почти не удивился, когда нашел сегодня в парте записку, опять отпечатанную на пишущей машинке: "Эх вы, горе-изобретатели! Неужели ж вы забыли, что почти в каждом доме есть люди, которые нуждаются в вашей помощи: пенсионеры, инвалиды войны? И еще! Прямо напротив школы вырос новый дом. Неужели не заметили? Да ослепли вы, что ли?
Дом еще надо немного принарядить: очистить от мусора, протереть окна и так далее. Тоже ведь неплохое дело, а? Мозгами надо шевелить, ребятки!" И опять в углу стояли те же три буквы «ТСБ». Я сразу помчался к Толе Буланчикову и потребовал внеочередного созыва совета отряда совместно с активом.
– Мы же только позавчера собирались, – сказал Толя. – Нельзя устраивать заседательскую суетню! Любит наш председатель умные выражения!
– Да при чем тут суетня? Никто вовсе не будет суетиться.
Есть гениальные общественно полезные дела! Понял?
На совете отряда я аккуратно изложил все, о чем было напечатано в таинственной записке. Правда, о самой записке я почему-то забыл упомянуть.
И все подумали, что новые полезные дела придуманы лично мною. Все хвалили меня, называли «светлой головой», «великим изобретателем» и даже «гордостью класса».
И только один Витька заныл:
– Да-а… У нас на весь дом только один пенсионер – и Севка его обязательно захватит.
– Как тебе не стыдно! – возмутилась Наташа Мазурина. – Вы можете вдвоем шефствовать над этим пенсионером. Может, он совсем слабый, больной, бессильный.
– Это хорошо-о, если больной, – протянул Витька. – А если здоровый?!
– Ты но должен так говорить! – вскрикнула Наташа, самая сознательная девочка в нашем шестом классе "В". – И вообще мы должны быть благодарны Севе Котлову: ведь это он все придумал!
Я стал быстро-быстро собирать книжки. Но, впрочем, какая разница, кто это придумал? Важно, что дела хорошие. Это ведь самое главное! А кто придумал, я, между прочим, и не знаю даже. От кого приходят эти записки? И кто такой «ТСБ»? Кто?!
30 ноября
Степан Петрович жил в нашем подъезде на третьем этаже, но мы с Витькой видели его очень редко. У Стопапа Петровича были, оказывается, больные глаза, он очень плохо видел и редко спускался вниз. Чаще всего он просто сидел дома или дышал воздухом на своем балконе. А балкон этот выходил не во двор, а в переулок, а в переулке нам с Витькой делать было совершенно нечего.
В общем, мы редко видели Степана Петровича. А он помнил нас только маленькими, когда мы еще не ходили в школу и не гоняли в футбол. Мы тогда ездили в каких-то белых колясочках по бульвару и вели самый настоящий паразитический образ жизни: целый день или спали, или ели. Степан Петрович сказал, однако, что мы очень славные ребята. Узнав про эти его слова, мама вздохнула:
– Ну, тогда его ждет жестокое разочарование!
И еще мама сказала, что наш подшефный пенсионер станет теперь самым несчастным человеком на свете и что общественность или райсобес должны немедленно спасти его от нашего шефства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
И тут я вытащил свой полевой бинокль. Витьку на утреннем морозе пот прошиб.
– Бинокль?! Откуда?..
– Тайна!.. Сам не знаю.
– Как не знаешь?..
Но тут мы пришли на бульвар. Все лавочки были уже заняты. И это в шесть часов утра! Люди были с телескопами, с подзорными трубами. И только у меня в руках был полевой бинокль!
Рядом с нами на лавочке сидел старичок – маленький, сморщенный, замерзший.
А телескоп у него был огромный, на высоком треножнике. Этот телескопище был похож на какую-то птицу с тонкими ногами и длиннющим клювом, только без крыльев.
– Тише, тише, молодые люди! – зашептал он нам. – Мы присутствуем при великом событии!..
И мы с Витькой стали переговариваться торжественным шепотом. Я долго разглядывал в свой могучий бинокль и бледное небо, и снежинки, каждая из которых казалась огромным снежным комом, и памятник великому русскому писателю.
А где-то внизу пыл Витик:
– Дай мне-е… Дай посмотре-еть… Я оторвался от могучего аппарата и взглянул на Витьку. Он со своим стареньким бабушкиным биноклем был какой-то очень несчастный и смешной.
– На, посмотри немножко, – сказал я.
Витька прямо впился в круглые стеклянные линзы. И тут по всему бульвару пошел крик: «Летит! Летит!..» И Витька тоже заорал как полоумный:
– Лети-ит!..
Я вырвал у Нытика бинокль и направил его прямо в небо.
И вдруг сердце у меня забилось так сильно, что я даже придержал его локтем: я видел, как по темному небу мчится красная звездочка. Наша! Красная!
– Ур-ра! – завопил я на весь бульвар. И маленький замерзший старичок тоже вдруг разгорячился и подхватил хриплым голоском:
– Ур-ра! Ура, друзья мои!.. Второй спутник в истории человечества. И опять наш!
А когда мы шли с Витькой обратно домой, мы уже твердо решили, что полетим на Марс и куда-нибудь еще подальше. Мы знали: так и будет! Мы знали это совершенно твердо!
А вот откуда появился вдруг полевой бинокль, мы еще не знали. Откуда же?!
17 ноября
Летом можно гонять в футбол, зимой играть в хоккей. А что делать осенью? На улице слякоть, грязь и вообще противно.
Ребята стали приставать к председателю совета отряда Толе Буланчикову:
– Ну придумай что-нибудь! Придумай! Не зря ведь мы тебя выбирали!
Толя морщил лоб, чесал затылок, важно вертел в руках самопишущую ручку, но так ничего умного и не придумал. Тогда он созвал совет отряда совместно с активом.
– Пионер должен быть всем ребятам пример, – сказал Толя. – Он должен все время совершать хорошие, общественно полезные дела!
– Это мы без тебя знаем! – крикнул кто-то. – Ты что-нибудь интересное изобрети! Новенькое!
– Давайте подумаем вместе! Всем коллективом! – предложил Толя.
– Собирать металл! – крикнули сзади.
– Мы всегда собирали, собираем и будем собирать металлолом, – сказал Толя.
И, заглянув в тетрадку, словно не помнил наизусть, добавил: – Из собранного нами металла можно изготовить десять новых автомашин «Волга»!
– А сколько «ЗИЛов»? – ехидно крикнул кто-то.
– Насчет «ЗИЛов» я не в курсе.
– Знаем! Слышали! Это все хорошо!.. Да ты что-нибудь еще придумай!
– Давайте собирать бумажную макулатуру, – пропищала со своей парты Леля Мухина.
– Как тебе известно, Леля, мы и это делаем! – Буланчиков снова заглянул в тетрадку. – Из собранной нами макулатуры можно сделать двадцать тысяч новых тетрадок. И мы будем продолжать эту важную работу.
– Будем, будем! А что-нибудь еще!.. Что-нибудь… чего еще не делали!..
– Может быть, Сева Котлов нам поможет? – сказал Буланчиков. – Он ведь у нас великий изобретатель!
Все повернулись, стали смотреть на меня и ждать. И, наверно, от этого у меня произошло полное затмение мозгов.
Так ничего и не придумав, мы разошлись по домам.
19 ноября
В последнее время я так привык ко всяким чудесам, что даже перестал обращать на них внимание. И я почти не удивился, когда нашел сегодня в парте записку, опять отпечатанную на пишущей машинке: "Эх вы, горе-изобретатели! Неужели ж вы забыли, что почти в каждом доме есть люди, которые нуждаются в вашей помощи: пенсионеры, инвалиды войны? И еще! Прямо напротив школы вырос новый дом. Неужели не заметили? Да ослепли вы, что ли?
Дом еще надо немного принарядить: очистить от мусора, протереть окна и так далее. Тоже ведь неплохое дело, а? Мозгами надо шевелить, ребятки!" И опять в углу стояли те же три буквы «ТСБ». Я сразу помчался к Толе Буланчикову и потребовал внеочередного созыва совета отряда совместно с активом.
– Мы же только позавчера собирались, – сказал Толя. – Нельзя устраивать заседательскую суетню! Любит наш председатель умные выражения!
– Да при чем тут суетня? Никто вовсе не будет суетиться.
Есть гениальные общественно полезные дела! Понял?
На совете отряда я аккуратно изложил все, о чем было напечатано в таинственной записке. Правда, о самой записке я почему-то забыл упомянуть.
И все подумали, что новые полезные дела придуманы лично мною. Все хвалили меня, называли «светлой головой», «великим изобретателем» и даже «гордостью класса».
И только один Витька заныл:
– Да-а… У нас на весь дом только один пенсионер – и Севка его обязательно захватит.
– Как тебе не стыдно! – возмутилась Наташа Мазурина. – Вы можете вдвоем шефствовать над этим пенсионером. Может, он совсем слабый, больной, бессильный.
– Это хорошо-о, если больной, – протянул Витька. – А если здоровый?!
– Ты но должен так говорить! – вскрикнула Наташа, самая сознательная девочка в нашем шестом классе "В". – И вообще мы должны быть благодарны Севе Котлову: ведь это он все придумал!
Я стал быстро-быстро собирать книжки. Но, впрочем, какая разница, кто это придумал? Важно, что дела хорошие. Это ведь самое главное! А кто придумал, я, между прочим, и не знаю даже. От кого приходят эти записки? И кто такой «ТСБ»? Кто?!
30 ноября
Степан Петрович жил в нашем подъезде на третьем этаже, но мы с Витькой видели его очень редко. У Стопапа Петровича были, оказывается, больные глаза, он очень плохо видел и редко спускался вниз. Чаще всего он просто сидел дома или дышал воздухом на своем балконе. А балкон этот выходил не во двор, а в переулок, а в переулке нам с Витькой делать было совершенно нечего.
В общем, мы редко видели Степана Петровича. А он помнил нас только маленькими, когда мы еще не ходили в школу и не гоняли в футбол. Мы тогда ездили в каких-то белых колясочках по бульвару и вели самый настоящий паразитический образ жизни: целый день или спали, или ели. Степан Петрович сказал, однако, что мы очень славные ребята. Узнав про эти его слова, мама вздохнула:
– Ну, тогда его ждет жестокое разочарование!
И еще мама сказала, что наш подшефный пенсионер станет теперь самым несчастным человеком на свете и что общественность или райсобес должны немедленно спасти его от нашего шефства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25