– Та-ак… Начинаю понимать, – медленно сказала Елена Кирилловна. – Неужели Дима Котлов мог пойти на такой поступок?
– Нет, он не мог пойти! И не пошел! И никогда не пойдет!.. Честное слово, никогда не пойдет! – стал я горячо защищать бедного Диму. – Это был не наш Дима… А совсем другой мальчик из нашей школы…
– Разве в нашей школе есть еще один Дима Котлов? – удивилась Елена Кирилловна. – Котлов… редкая фамилия!
– Не знаю… Наверно, больше нету… А того, другого мальчика, который паспорт передавал, совсем не Димой звали.
– Не Димой? Но как же к этому другому мальчику из нашей школы попал Димин паспорт? Украл он его, что ли?
– Нет, нет, он не украл. Не украл! Он просто взял на время… Поносить…
– Чужой паспорт? И Дима об этом знал?
– Нет, он ничего не знал!
– А ты?
– Я?.. Тоже не знал… то есть я догадывался… Но только так… слегка…
Совсем немножко догадывался. Понимаете?
– Хочу понять. – Елена Кирилловна подперла подбородок сразу обоими кулаками. – Значит, один мальчик, как ты говоришь, не украл, а просто взял без спросу поносить Димин паспорт. Ходил с ним по городу, купил по нему билет в кино да еще передал его своему товарищу.
– Ну да! – обрадовался я. – Все правильно! Вы все поняли!
Елена Кирилловна взглянула на меня так, что я сразу перестал радоваться.
– А кто же, интересно узнать, этот великий изобретатель?
– Один мальчик…
– Твой товарищ?
– Нет, он не мой товарищ… Он мой знакомый. Но но товарищ… То есть чей-нибудь он, может быть, и товарищ… А для меня – просто знакомый… И все…
– Так надо же немедленно сообщить об этом твоем «не совсем товарище» в милицию: он, может быть, и сейчас ходит по городу с чужим паспортом и творит неизвестно что!
Елена Кирилловна уже дотронулась до телефонной трубки, но я, наверно, так изменился в лице, что рука ее вздрогнула и соскочила с телефона.
– Не надо звонить в милицию… – тихо сказал я. – Не надо. Он ведь уже не ходит с паспортом. Этот мальчик… Он уже вернул его на место. И паспорт лежит себе преспокойненько в шкафу. Честное слово, положил обратно.
– А ты откуда знаешь?
– Я видел…
– Видел? И почему же не схватил, не задержал его – нечестного человека, который причинил такую неприятность твоему брату?
– Я не успел схватить. То есть я схватил, а он сразу взял и вырвался… – И для большей убедительности я добавил: – Чуть рукав его у меня в кулаке не остался!
– Здорово ты схватил! А кто же все-таки этот таинственный мальчик?
Я опустил голову и снова стал по-журавлиному переминаться с ноги на ногу.
«Хоть бы телефон позвонил, что ли?» – с тоской думал я. Но, всегда такой голосистый, телефон тут, как нарочно, умолк. Настроение у меня было плохое.
Ведь я шел к директору, чтобы сказать правду, а получилось так, что еще сильней заврался и окончательно все запутал.
Елена Кирилловна вдруг улыбнулась и показала сразу все свои красивые белые зубы.
– Ты не хочешь выдавать товарища? Правильно. Не выдавай. Приходи с ним вместе ко мне. Я буду здесь часов до семи вечера. И мы оба с ним потолкуем.
Хорошо потолкуем, чтобы он все понял… А то ведь еще и не до того додумается! Надо его вовремя остановить. Как ты думаешь?
– А он уже сам остановился! – стал я убеждать Елену Кирилловну, для чего-то приподнимаясь на цыпочки и прижимая руки к груди. – Он уже все давно понял!
И сам остановился… Он ведь хороший… Ну, неплохой парень… И он больше не будет додумываться до плохого, а только до одного хорошего!..
– Он тебе обещал, что ли?
– Ну да! Честное пионерское дал!
– Отлично. И все-таки вы с ним приходите ко мне. Сегодня же приходите.
Договорились, Сева? Я буду ждать вас. До семи часов вечера.
РОВНО В СЕМЬ
В тот же день одна наша соседка очень удивлялась на кухне:
– Что это случилось с нашим Севооборотом? (Так «остроумно» – Севооборотом, а иногда даже Севообормотом – звал меня соседкин муж, известный всему дому шутник, который очень хвастался своим агрономическим образованием.) Что случилось с нашим Севочкой? Раньше он, если замечали, никогда не ходил открывать парадную дверь – хоть до утра звони, хоть руками стучи, хоть ногами колоти! А сегодня на каждый звонок выскакивает. Светопреставление!
Я и правда выбегал на каждый звонок: ведь я знал, что сегодня обязательно должны принести штрафную повестку, а она ни в косм случае не должна была попасть в руки к Диме или вообще к кому-нибудь, кроме меня.
«Вот бы Дима ушел сейчас из дому!» – мечтал я. Но Дима, кажется, вовсе не собирался уходить. Удобно устроившись на диване, он решал какую-то шахматную задачу. Перед ним, на самой большой подушке, до которой мама и дотрагиваться запрещала, лежал раскрытый на последней странице номер «Огонька» и шахматная доска, в одном уголке которой одиноко притаились четыре фигурки. Дима ерошил волосы, поправлял очки и чесал свой затылок так, что мне казалось, он доскребется в конце концов до самой коры головного мозга. Но задача, как назло, не решалась. «А вот мы так пойдем, – бормотал себе под нос Дима. – А вот если мы так попробуем?..» Каждый раз, возвращаясь в комнату после очередного открывания дверей, я, словно невзначай, сообщал:
– Говорят, на улице погода просто замечательная!
– Вот ты пойди и погуляй, – не отрываясь от доски, советовал мне Дима.
«Сам пойди погуляй!» – про себя огрызался я. И продолжал вслух:
– А вот сейчас Петр Ефимович пришел. Говорит, скворцы уже прилетели и все почки за одну ночь полопались. Два часа, говорит, по улицам бродил, невзирая на ревматизм.
– Делать нечего твоему Петру Ефимовичу.
Но я не сдавался:
– Я вот сейчас Лидии Кондратьевне дверь открывал. Пошла, говорит, за ботиночками для Борьки, три часа по городу проходила – и забыла купить: такой воздух на улице. Прямо опьяняющий!
На самом деле Лидия Кондратьевна просто не нашла для своего трехлетнего Борьки подходящего номера и вовсе не восторгалась погодой, а на чем свет стоит ругала «торговую сеть». Но вот Дима радостно смахнул фигуры с доски на диван, схватил подушку и подбросил ее под самый потолок (видела бы это мама!).
– Эврика! Эврика!.. Упорство горы сокрушает! Он побежал в коридор, к телефону, чтобы сообщить своему другу Кольке об очередной «сокрушенной горе». И как раз в эту минуту раздался длиннющий звонок в парадную дверь.
Никто из наших соседей так не звонил. Я бросился открывать. Ну, ясно! Все!
Конец! Попался! На площадке стоял пожилой небритый почтальон-мужчина с той особенно толстой сумкой на боку, в которой разносят не письма и не газеты, а деньги, разные важные квитанции и повестки. Дима был совсем рядом, у телефона, а почтальон держал в руке повестку – небольшую, желтенькую и очень ехидную.
– Это мне, это мне, – зашептал я, прямо вырывая повестку у него из рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25