Ты же меня знаешь: я не пророк и даже в ночном кошмаре не мог себе представить эту идиотскую прокламацию! Она мне все карты спутала. Я уже думал, что вот тут нам писец и настал.
— Ты не одинок, — совершенно искренне говорю я. — Меня посетили сходные мысли.
— А теперь ты, Магнус, честно ответь мне: это точно не твоя работа?
— Гарантирую, что не моя.
В комнате повисло молчание. Мы не доверяем друг другу. И правильно делаем. Вопрос в другом — насколько сильно можно друг другу не доверять и при этом продолжать заниматься революцией?
— Знаешь, — задумчиво произносит Ленус, — если бы не то, что я видел и слышал, я бы подумал, что это Альтус…
Ни хрена себе! Так у кого из нас паранойя? У меня или у Ленуса?
— Ты бредишь! — решительно говорю я. — Старый козел вышиб себе мозги из пистолета…
— А мы с тобой погибли при взрыве, — парирует Ленус.
— Есть небольшая разница — наших тел так и не нашли, а вот тело старого козла Альтуса очень даже нашли. Как это в детских картинках-загадках было? Найди десять различий?
— Да, ты прав. Идея действительно бредовая.
— Не расстраивайся. — Я невесело улыбаюсь. — Меня посещали идеи и более интересные.
— Например? — оживляется Ленус.
— Э нет! — Я непроизвольно улыбаюсь. — Ты меня в дурку сдашь, если я тебе о них расскажу.
— Ладно, как хочешь, — соглашается Ленус. — Пойдем по домам. Завтра день тоже будет длинный.
Приемные родители встретили меня как-то угрюмо. И что самое мерзкое, молча. Не страшно. Переживу. Я такое пережил, что молчаливый бойкот приемных родителей по сравнению с этим детским лепетом на лужайке покажется. Не хотите разговаривать? И не надо! Мне же проще.
За столом все то же самое. Молчат и ждут, пока я поем. Плевать я на это хотел! Нашли, чем пугать. Даже смешно… А может, и не смешно? Может, грустно? За последние несколько месяцев мы отдалились друг от друга на очень большое расстояние. Как-то незаметно отдалились. Чем они это заслужили? Да ничем! И хватит нюни распускать! При чем тут их заслуги? Я же с самого начала знал, что так и будет. Они просто давали мне защиту. На время. Я должен был отсидеться, зализать раны, которые на мне жизнь всегда оставляла довольно щедро, а потом опять бросаться на кого-то с кулаками. Так что здесь все в полном порядке… Почему же тогда так противно на душе? Из-за этого самого «порядка»? Вынужден признаться, что я так и не научился пользоваться людьми. Точнее, пользоваться-то я научился, а вот попользоваться и вышвырнуть на помойку — не научился. И, наверное, никогда не научусь. А зря, между прочим. Человек, который не стеснен рамками морали, живет на порядок спокойнее, чем тот, кто в эти рамки себя загоняет. Другое дело, что я таких людей и людьми не считаю. Но это уже мои проблемы. И этих людей, если они мне умудряются каким-то образом перебежать дорогу.
Я лежу на кровати, уставившись в потолок, а сон никак не хочет приходить. Что-то когда-то я читал про какие-то психомоторные реакции… А может, и не про психомоторные? Уже не помню. Да и какая разница? Мне сейчас просто нужно полежать и ни о чем не думать. Тогда сон тихо подкрадется и примет меня в свои объятия. И каким же образом можно ни о чем не думать? День был такой, что не думать возможности нету никакой!
Хорошо все-таки, что приемные родители меня бойкотируют. А если бы кинулись сюсюкаться? Или расспрашивать?
Я ведь даже не знаю, что им говорить. На самом деле не знаю. Не говорить же правду? Так людей и до самоубийства довести можно. Нехорошо. Хорошо же будет, когда выяснится, что маленький Санис оказался скотиной неблагодарной и покинул родительский дом, чтобы сделать революцию. И после того, как он этот дом покинул, никакой связи с приемными родителями не поддерживал. Вот такое, стало быть, дерьмо и вырастили. Мне от таких рассуждений не легче, но будет легче им. Потом. Когда-нибудь потом… Успокаиваю я себя. Зачем? Существует такая штука, совестью зовут. Вот она у меня и проснулась. А сейчас время неподходящее, и я ее пытаюсь усыпить. Вот такие пирожки с котятами: их ешь, а они мяукают… Да, а шуточки стали еще глупее, чем были раньше. Теперь уже точно командовать армией можно. Известно, что чем командир тупее — тем лучше. Еще и пословица очаровательная была: чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона! Только не одубел я еще настолько, чтобы вот так взять и заснуть после тяжелого дня. И приходится себя прибауточками развлекать да совесть усыплять. Интересное занятие, ничего не скажешь.
Я ненавижу утро! И всегда ненавидел! И буду ненавидеть! Утро. Какая гадость! Нужно вставать и смотреть людям в глаза. А потом куда-то идти, что-то говорить, производить какие-то действия. Одним словом — утро. А утро я ненавижу. Впрочем, я повторяюсь. И ведь ясно же почему: понятия не имею, как смотреть в глаза приемным родителям, Как смотреть в глаза репортерам и беззастенчиво врать — я знаю. Как посылать на смерть людей — тоже. А тут… Входная дверь хлопнула, и раздался щелчок замка. Один, а потом второй. В квартире стало тихо. Можно еще поспать, но лучше не нужно.
Вскакиваю, потягиваюсь и, звонко шлепая босыми пятками по полу, иду на кухню. Завтрак ждет меня на плите, накрытый полотенцем (чтобы не остыл). Прямо как в детстве. В том детстве, о котором я уже почти ничего не помню. Ведь мне повезло — у меня целых два детства! Разве не каждый человек где-то глубоко в душе о таком мечтает? Нет? А у меня эта мечта осуществилась. И что-то я не прибываю от этого в особом восторге.
Вчера вечером, когда я уже почти засыпал, в мою комнату зашел Алус. Присел на край кровати и молча сидел минут пять. А потом спросил:
— Санис, ты уверен, что ты прав?
Что я должен был ему ответить? Я себе на этот вопрос ответить не могу, а ему — и подавно.
— Не знаю. Правда не знаю. Но поворачивать уже поздно.
— Я почему-то так и подумал. — Алус как-то вымученно улыбнулся и пошел, даже не пожелав мне спокойной ночи.
И как это все понимать? А может, мне и не надо ничего понимать? Я же вчера ясно и четко увидел: есть «добрый дядя», который аккуратно ведет меня за ручку. В случае необходимости он меня спасет из любого дерьма… А что произойдет, когда во мне отпадет необходимость? Об этом сейчас лучше не задумываться. По крайней мере я надеюсь, что к тому моменту я уже наберу достаточный вес, чтобы свалить меня было не так просто. И очень может быть, что до «доброго дяди» я доберусь несколько раньше, чем он до меня. Ведь я имею преимущество: живу уже второй раз… Или прохожу второй круг?
Странно, но я даже не почувствовал вкуса того, что ел на завтрак. И если меня об этом спросят — не смогу ничего сказать. Но это уже не важно: облачаюсь в форму и выхожу из дому. День обещает быть длинным и насыщенным. Итак: мне нужна связь со столичной организацией, отчеты по региональным, полная информация по вчерашним беспорядкам в самом центре Столицы — и, конечно, не стоит забывать про «доброго дядю».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Ты не одинок, — совершенно искренне говорю я. — Меня посетили сходные мысли.
— А теперь ты, Магнус, честно ответь мне: это точно не твоя работа?
— Гарантирую, что не моя.
В комнате повисло молчание. Мы не доверяем друг другу. И правильно делаем. Вопрос в другом — насколько сильно можно друг другу не доверять и при этом продолжать заниматься революцией?
— Знаешь, — задумчиво произносит Ленус, — если бы не то, что я видел и слышал, я бы подумал, что это Альтус…
Ни хрена себе! Так у кого из нас паранойя? У меня или у Ленуса?
— Ты бредишь! — решительно говорю я. — Старый козел вышиб себе мозги из пистолета…
— А мы с тобой погибли при взрыве, — парирует Ленус.
— Есть небольшая разница — наших тел так и не нашли, а вот тело старого козла Альтуса очень даже нашли. Как это в детских картинках-загадках было? Найди десять различий?
— Да, ты прав. Идея действительно бредовая.
— Не расстраивайся. — Я невесело улыбаюсь. — Меня посещали идеи и более интересные.
— Например? — оживляется Ленус.
— Э нет! — Я непроизвольно улыбаюсь. — Ты меня в дурку сдашь, если я тебе о них расскажу.
— Ладно, как хочешь, — соглашается Ленус. — Пойдем по домам. Завтра день тоже будет длинный.
Приемные родители встретили меня как-то угрюмо. И что самое мерзкое, молча. Не страшно. Переживу. Я такое пережил, что молчаливый бойкот приемных родителей по сравнению с этим детским лепетом на лужайке покажется. Не хотите разговаривать? И не надо! Мне же проще.
За столом все то же самое. Молчат и ждут, пока я поем. Плевать я на это хотел! Нашли, чем пугать. Даже смешно… А может, и не смешно? Может, грустно? За последние несколько месяцев мы отдалились друг от друга на очень большое расстояние. Как-то незаметно отдалились. Чем они это заслужили? Да ничем! И хватит нюни распускать! При чем тут их заслуги? Я же с самого начала знал, что так и будет. Они просто давали мне защиту. На время. Я должен был отсидеться, зализать раны, которые на мне жизнь всегда оставляла довольно щедро, а потом опять бросаться на кого-то с кулаками. Так что здесь все в полном порядке… Почему же тогда так противно на душе? Из-за этого самого «порядка»? Вынужден признаться, что я так и не научился пользоваться людьми. Точнее, пользоваться-то я научился, а вот попользоваться и вышвырнуть на помойку — не научился. И, наверное, никогда не научусь. А зря, между прочим. Человек, который не стеснен рамками морали, живет на порядок спокойнее, чем тот, кто в эти рамки себя загоняет. Другое дело, что я таких людей и людьми не считаю. Но это уже мои проблемы. И этих людей, если они мне умудряются каким-то образом перебежать дорогу.
Я лежу на кровати, уставившись в потолок, а сон никак не хочет приходить. Что-то когда-то я читал про какие-то психомоторные реакции… А может, и не про психомоторные? Уже не помню. Да и какая разница? Мне сейчас просто нужно полежать и ни о чем не думать. Тогда сон тихо подкрадется и примет меня в свои объятия. И каким же образом можно ни о чем не думать? День был такой, что не думать возможности нету никакой!
Хорошо все-таки, что приемные родители меня бойкотируют. А если бы кинулись сюсюкаться? Или расспрашивать?
Я ведь даже не знаю, что им говорить. На самом деле не знаю. Не говорить же правду? Так людей и до самоубийства довести можно. Нехорошо. Хорошо же будет, когда выяснится, что маленький Санис оказался скотиной неблагодарной и покинул родительский дом, чтобы сделать революцию. И после того, как он этот дом покинул, никакой связи с приемными родителями не поддерживал. Вот такое, стало быть, дерьмо и вырастили. Мне от таких рассуждений не легче, но будет легче им. Потом. Когда-нибудь потом… Успокаиваю я себя. Зачем? Существует такая штука, совестью зовут. Вот она у меня и проснулась. А сейчас время неподходящее, и я ее пытаюсь усыпить. Вот такие пирожки с котятами: их ешь, а они мяукают… Да, а шуточки стали еще глупее, чем были раньше. Теперь уже точно командовать армией можно. Известно, что чем командир тупее — тем лучше. Еще и пословица очаровательная была: чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона! Только не одубел я еще настолько, чтобы вот так взять и заснуть после тяжелого дня. И приходится себя прибауточками развлекать да совесть усыплять. Интересное занятие, ничего не скажешь.
Я ненавижу утро! И всегда ненавидел! И буду ненавидеть! Утро. Какая гадость! Нужно вставать и смотреть людям в глаза. А потом куда-то идти, что-то говорить, производить какие-то действия. Одним словом — утро. А утро я ненавижу. Впрочем, я повторяюсь. И ведь ясно же почему: понятия не имею, как смотреть в глаза приемным родителям, Как смотреть в глаза репортерам и беззастенчиво врать — я знаю. Как посылать на смерть людей — тоже. А тут… Входная дверь хлопнула, и раздался щелчок замка. Один, а потом второй. В квартире стало тихо. Можно еще поспать, но лучше не нужно.
Вскакиваю, потягиваюсь и, звонко шлепая босыми пятками по полу, иду на кухню. Завтрак ждет меня на плите, накрытый полотенцем (чтобы не остыл). Прямо как в детстве. В том детстве, о котором я уже почти ничего не помню. Ведь мне повезло — у меня целых два детства! Разве не каждый человек где-то глубоко в душе о таком мечтает? Нет? А у меня эта мечта осуществилась. И что-то я не прибываю от этого в особом восторге.
Вчера вечером, когда я уже почти засыпал, в мою комнату зашел Алус. Присел на край кровати и молча сидел минут пять. А потом спросил:
— Санис, ты уверен, что ты прав?
Что я должен был ему ответить? Я себе на этот вопрос ответить не могу, а ему — и подавно.
— Не знаю. Правда не знаю. Но поворачивать уже поздно.
— Я почему-то так и подумал. — Алус как-то вымученно улыбнулся и пошел, даже не пожелав мне спокойной ночи.
И как это все понимать? А может, мне и не надо ничего понимать? Я же вчера ясно и четко увидел: есть «добрый дядя», который аккуратно ведет меня за ручку. В случае необходимости он меня спасет из любого дерьма… А что произойдет, когда во мне отпадет необходимость? Об этом сейчас лучше не задумываться. По крайней мере я надеюсь, что к тому моменту я уже наберу достаточный вес, чтобы свалить меня было не так просто. И очень может быть, что до «доброго дяди» я доберусь несколько раньше, чем он до меня. Ведь я имею преимущество: живу уже второй раз… Или прохожу второй круг?
Странно, но я даже не почувствовал вкуса того, что ел на завтрак. И если меня об этом спросят — не смогу ничего сказать. Но это уже не важно: облачаюсь в форму и выхожу из дому. День обещает быть длинным и насыщенным. Итак: мне нужна связь со столичной организацией, отчеты по региональным, полная информация по вчерашним беспорядкам в самом центре Столицы — и, конечно, не стоит забывать про «доброго дядю».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90