— Думаю, это на самом деле так, — сказал герцог.
Он подумал о том, что его никогда не волновали подобные проблемы, что его единственной заботой было уберечь свою собственность от налетов революционеров.
— Я так и предполагала, что вы занимаетесь благотворительностью, что вы помогаете таким людям, — проговорила Сирилла. — Можно я поеду с вами в Париж и своими глазами посмотрю, как вы работаете, — если, конечно, это устроит вас.
Внезапно герцог представил Сириллу на одной из его буйных вечеринок. Он прекрасно понимал, что при виде женщин вроде Сюзанны, Эми и Розетты Сирилла будет шокирована до глубины души и в то же время страшно смущена.
— Мне не хотелось бы, чтобы ты ездила в Париж, — резко ответил он.
— У меня нет желания идти против вашей воли, — промолвила Сирилла. — Но не забывайте, монсеньер, что даже святые никогда не отказывались от помощи своих учеников. — Она несколько неуверенно улыбнулась и добавила:
— А я очень прилежная ученица… как вы знаете.
— Мы говорили о танцах, — напомнил ей герцог, — а не об изнанке жизни Парижа. Если ты не научишься танцевать и не будешь ездить на приемы, на которые тебя как мою жену будут обязательно приглашать, то зачем нужны все эти красивые платья, купленные тебе в качестве приданого?
Сирилла оглядела свое платье с пышными юбками, сшитое из розового газа и отделанное розовыми бутонами и лентами такого же цвета.
— У меня никогда не было таких прекрасных туалетов, — сказала она. — Вам известно, что их подарила мне ваша матушка?
— Я даже не знал об этом, — ответил герцог.
— Матушка была так добра. Она догадалась, что при моем образе жизни я не имею ни малейшего представления о моде. Она отправила мои мерки в Париж, сопроводив их описанием моей внешности, и вскоре прибыли все эти элегантные туалеты. Меня до глубины души тронуло ее великодушие.
Герцог знал, что великодушие герцогини проистекало из желания сделать невестку как можно более привлекательной для своего сына. Не вызывало сомнения, что в платьях, которые подчеркивали стройность ее фигуры и белизну плеч, Сирилла выглядела просто великолепно.
Однако в ее облике было нечто большее, чем просто красивая внешность. Казалось, что стоило ей воодушевиться тем, о чем они говорили, и она как бы начинала искриться, ее глаза загорались, будто освещенные солнечным светом.
— Я должна рассказать матушке, что вам понравились мои платья, — сказала Сирилла. — Монсеньер… вы простите меня… если я попрошу вас… об одном?
— Кажется, мы уже договорились быть честными друг с другом, — ответил герцог.
— Тогда скажите вашей матушке, как сильно вы… ее любите и как много она значит для вас, хорошо? — проговорила Сирилла. — В вас смысл ее жизни. Она думает и мечтает о вас, молится за вас. Полагаю, каждое сказанное вами слово навечно запечатлевается в ее сердце. — Герцог молчал, и она продолжила:
— Ваша женитьба сделала ее счастливой. Если бы вы отказали ей в ее просьбе, она бы умерла, потому что ей не для чего было бы жить.
— Это она тебе сказала? — резко спросил герцог.
— Нет, конечно, нет, — ответила Сирилла. — Но я почувствовала это, когда она рассказывала мне о вас. А еще я заметила, как засияли ее глаза, когда она увидела меня в подвенечном платье.
— Мне следовало бы зайти к ней вместе с тобой, — неожиданно проговорил герцог.
— Теперь я понимаю, почему вы исчезли, — сказала Сирилла. — Но вы не должны допускать, чтобы наши отношения вызвали у вашей матушки какие-то подозрения. Пусть она считает, что мы ведем себя как… как… настоящие молодожены.
— Ты знаешь, что она хочет, чтобы у меня поскорее родился наследник? — медленно спросил герцог. Сирилла кивнула, и он продолжил:
— Правильно ли мы поступим, если лишим ее того, о чем она так страстно мечтает?
Его самого удивило напряжение, с которым он ждал ее ответа.
— Я думала… об этом, — проговорила Сирилла. — Я знаю, как для вас важно… иметь наследника, к которому перейдут ваш титул и обширные владения.
— И каково твое решение? — спросил герцог.
— Думаю… только, пожалуйста, не надо считать меня самонадеянной… что, возможно, в один прекрасный день, когда мы получше узнаем друг друга, когда ваши чувства ко мне изменятся и вы будете относиться ко мне как к близкому человеку… я смогу… родить вам ребенка. — Она говорила еле слышно. Не успел герцог что-либо сказать, как она поспешно добавила:
— Я знаю, вам будет очень трудно так относиться ко мне. К тому же я не очень хорошо… представляю, что делают мужчина и женщина для того… чтобы у них был… ребенок.
Помолчав немного, Сирилла продолжила:
— И хотя вы никогда не сможете… полюбить меня и подарить мне свое сердце… для меня будет большой радостью… просто счастьем… носить вашего… ребенка.
Герцог направился к Сирилле и хотел взять ее за руку, но она отстранилась.
— Я говорю только о том, что может произойти… в будущем. Вполне возможно, что пройдут годы, прежде чем вы почувствуете ко мне… привязанность… и мне не хотелось бы, чтобы вы думали, будто я забыла о данном вами обете целомудрия. — Она не поняла выражения, появившегося на лице герцога. — П-по-жалуйста, простите меня за то, что я опять… заговорила об этом, но ведь вы сами… попросили меня ответить на ваш вопрос, и я отважилась высказать свои соображения.
— Я слушаю тебя с огромным интересом, Сирилла.
Ему предоставляется возможность, сказал себе герцог, расставить все по своим местам. Но по каким-то неясным для себя причинам он опять упустил удобный момент и заговорил о чем-то постороннем, почувствовав, что не способен вернуть беседу в нужное ему русло.
Однако позже, когда он закрылся в своей комнате, в нем вновь вспыхнула решимость. Он раз и навсегда даст понять Сирилле, что считает себя ее мужем и намерен действовать в соответствии со своим статусом.
Он представил, как бы смеялся, если бы ему рассказали, что романтические мечты юной девушки помешали какому-то мужчине уложить ее в постель и обращаться с ней так, как муж должен обращаться со своей женой.
Ему вспомнились анекдоты о неспособных мужьях, и он решил, что больше не потерпит подобной чепухи. И чем скорее он вернется в Париж, тем лучше!
Пока камердинер помогал ему раздеваться, герцог продолжал мысленно насмехаться над собой. Должно быть, он стареет, если, перебывав в любовниках у всех женщин, которые когда-либо пленяли его воображение, не способен объяснить восемнадцатилетней девчонке, что хочет от нее.
«Мне трудно только из-за того, что она слишком неискушенная, — подумал он. — И у меня не вызывает ни малейшего сомнения, что она, как любая другая женщина, просто играет роль и вовсе не так невинна, как кажется».
Глумясь над своими колебаниями, он в то же время прекрасно понимал, что, какой бы прекрасной актрисой ни была женщина, она не способна смотреть с таким обожанием, которое он увидел в глазах Сириллы, или заставить свой голос звучать с такой неподдельной искренностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39