В тени деревьев пряталась деревянная скамейка, несомненно, используемая игроками в шары для отдыха.
— Идите сюда и сядьте, — сказала она. — Даже незначительная рана может вызвать шок.
— Это очень верно, мисс, — поддержал ее камердинер, — а его сиятельство теряет много крови.
Действительно, кровь уже просачивалась через вату и повязку.
Чувствуя некоторую слабость. Вернон позволил Вильме подвести его к скамейке.
Он сел, а камердинер тут же достал другой бинт, чтобы повязать его поверх уже пропитавшейся кровью первой повязки.
Вильма молчала и только заботливо держала руку маркиза.
А он смотрел туда, где в дальнем конце площадки стоял Питер.
Спустя несколько минут тот возвратился, по дороге прихватив пиджак маркиза. Верной посмотрел на него вопросительно.
— Ваша пуля попала ему ниже плеча, — пояснил Питер, — и он в плохом состоянии. Они собираются отнести его в дом и послать за доктором.
Маркиз молча кивал.
— Мне показалось, — продолжал говорить Питер, — де Форэ преднамеренно не позаботился о присутствии здесь доктора, так что, если бы он выстрелил вам в спину, а именно это он намеревался сделать, вы непременно бы умерли.
— Я думаю, мне следует отправляться домой, и пусть кто-нибудь из вас позаботится пригласить доктора для меня, — сказал маркиз, — на случай, если моя рана нуждается в нескольких стежках.
Вильма понимала, что он храбрится.
Ведь выглядел Верной очень бледным.
Видимо, он страдал от боли, которая только-только начинала сказываться.
Он не просил о помощи, но когда они шли обратно к карете, девушка видела, что маркизу с большим трудом удается идти прямо без посторонней поддержки.
Они уселись в карету, и Питер дал указания кучеру.
— Я попросил кучера остановиться у британского посольства, — объяснил он. — Я знаю доктора, который лечит посла, будем надеяться, он не заставит нас ждать.
— Я рассчитываю, он будет помалкивать о виденном, — сказал маркиз. — Мне не хочется, чтобы о мисс Кроушоу говорили в связи с дуэлью.
— Конечно, — согласился Питер, — и я гарантирую, что ему можно доверять.
Они быстро добрались до отеля «Ритц». Теперь маркиз был совершенно бледен и с трудом держался на ногах.
Его камердинер настоял, чтобы он оперся на его плечо, скрывая свою запачканную кровью руку под пиджаком, накинутым на плечи.
Затем они как можно быстрее направились к лестнице.
— Не отпускайте карету, Питер, — сказал маркиз, прежде чем он вошел в дверь, — и отвезите мисс Кроушоу домой.
Вильма промолчала.
Она боялась, что они могли сначала завезти ее домой, и тогда она ничего бы не узнала о результатах посещения доктора.
Когда они достигни номера маркиза, Вильма осталась ждать в гостиной, пока Баркер раздевал хозяина и укладывал его в постель.
Ей трудно было усидеть на месте, она ходила по комнате взад и вперед и отчаянно молилась, чтобы Верной не слишком сильно страдал.
Она знала — если в рану попала грязь, у раненного могла подняться высокая температура.
Не успел камердинер сообщить девушке, что маркиз уложен в постель, как появился Питер Хэмптон с доктором. Это был пожилой человек, производивший впечатление весьма знающего специалиста.
Питер Хэмптон представил их друг другу, и доктор вошел в спальню маркиза.
Вильме показалось, будто прошло несколько часов, прежде чем появился Питер со словами:
— Все в порядке. Рана не такая опасная, как мы боялись, но Верной потерял много крови, и он будет чувствовать слабость еще день или два.
Вильма с облегчением вздохнула.
— Я уверена: все, в чем он нуждается, так это в отдыхе, — сказала она. — А теперь, может быть, вы будете столь любезны, чтобы отвезти меня домой.
— Именно это я и собирался вам предложить, — ответил Питер. — Но не хотели бы вы сначала пожелать спокойной ночи Вернону?
Вильма жаждала этого больше всего на свете. Но при этом она понимала, что посольский доктор будет ошеломлен ее появлением в спальне чужого ей мужчины.
— Если вы намереваетесь возвратиться сюда, — сказала она, — передайте ему мои самые горячие пожелания скорейшего выздоровления.
Питер Хэмптон улыбнулся ей.
— Непременно, — заверил он, — и я твердо знаю, что не пройдет и сорока восьми часов, как Верном восстановит свои силы.
Он открыл перед ней дверь номера.
Вильма посмотрена на закрытую дверь спальни.
«До свидания, моя любовь», — прошептало ее сердце.
Глава 7
Вернувшись домой, Вильма сразу же прошла в свою спальню, где ее ждала Мария.
Она не задавала госпоже никаких вопросов, а та молчала, пока горничная, уходя, не пожелала ей спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Мария, — ответила ей Вильма.
Когда дверь закрылась, девушка прилегла на подушки.
Она попыталась проанализировать все произошедшее с ней.
Ее мечтам и ее счастью пришей конец.
Слова маркиза о том, что он никогда не сможет жениться на ней, причем не только из-за неизбежной помолвки с принцессой Хельгой, но и учитывая разницу в их социальном положении, эти слова ранили Вильму, и боль пронизывала ее насквозь, нахлынув, точно штормовая волна.
Ей трудно было допустить мысль, будто он и не задумывается, как может она, при всей своей образованности и явно полученном воспитании, оказаться дочерью простого, пусть и квалифицированного мастера.
Потом она вспоминала, как спасла Вернона от гибели.
Что ж, по крайней мере, думала она, ей удалось весьма убедительно доиграть свою партию в том, что начиналось как игра.
Но эта игра обернулась для нее прекрасной сказкой.
А вот теперь и сказка подошла к концу.
Медленно одна за другой из глаз по щекам покатились слезы.
Мало-помалу ледяная глыба, мешавшая ей дышать и заставлявшая ее почти физически ощущать какое-то оцепенение, растаяла.
Теперь она твердо знала — маркиз для нее потерян.
Любовь, озарившая ее небесным светом, оказалась только мечтой, сном.
— Но я люблю его! Я люблю его! — рыдала она.
Никогда больше она не будет прежней.
Каким волшебством были наполнены ее ежедневные встречи с маркизом!
Говорить с ним, сидя наедине за ленчем или ужином, кататься по Булонскому лесу, смотреть на ночной Париж.
А для него все это было лишь обыкновенным, будничным эпизодом.
Но она-то словно побывала в раю и услышала пение ангелов.
Именно такой Вильма и представляла любовь.
По любовь к этому человеку, родившаяся в ее сердце, совсем не походила на его чувства к ней.
Снова и снова размышляя над его словами, она вдруг поняла, что он причислял ее к той же категории, к какой принадлежала и Прекрасная Отеро.
Женщина, имя которой отец запретил ей даже произносить вслух.
И граф де Форэ относился к ней так же.
Весь ужас дуэли между двумя мужчинами, дравшимися на поединке за право обладания ею, впервые ясно предстал перед ее глазами, охватив все ее существо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34