Теперь ей еще следовало купить кое-какие подарки своим друзьям в Англии.
Тем, кто скучал без нее на балах и званых ужинах, которые она пропустила.
Ей хотелось купить нечто особенное для тетушки, представившей ее ко двору.
Когда позже днем Вильма разговаривала с отцом, она предложила ему не ехать в их лондонский дом, а сразу же отправиться в поместье.
— Но как же твои балы и вечера? — нахмурился граф.
— Мне совсем не хочется их посещать, папа. Мне бы больше хотелось побыть с вами, особенно когда вам станет невмоготу обходиться без верховой езды.
Она увидела упрямое выражение на отцовском лице и быстро добавила:
— Вы должны слушаться указаний доктора. Так что мы будем гулять в саду, удить рыбу в озере, чего мы не делали уже очень-очень давно.
Она сделала паузу на мгновение и затем продолжала:
— Я уверена, вам хотелось бы многое усовершенствовать в поместье. Вот и представилась возможность исполнить задуманное и дать необходимые указания.
Граф, прекрасно понимавший дочь, положил ей руку на плечо.
— Ты хорошая девочка, Вильма, — сказал он, — и, лишив тебя радостей летнего лондонского сезона, я обещаю устроить для тебя осенью самый большой и самый прекрасный бал, о котором только можно мечтать.
Сказанное им заставило девушку почувствовать себя виноватой.
Настоящая причина того, почему ей не хотелось возвращаться в Лондон, была в отсутствии всякого желания танцевать с молодыми людьми, к которым она не испытывала ни малейшего интереса.
Ей казалось, теперь любое сравнение всегда будет в пользу маркиза.
Кроме того, она опасалась возможности столкнуться с ним на каком-нибудь особо модном и многолюдном балу.
А подобной встречи, говорила она себе, необходимо избегать любой ценой.
В поместье Вильма чувствовала бы себя спокойнее. Ведь было совсем невероятно, чтобы они могли случайно встретиться в графстве.
Девушка думала, что, доведись им снова увидеться, ей понадобятся все силы, чтобы удержаться от желания броситься Вернону на шею и умолять его о поцелуе.
«А именно этого он и не захочет больше, если узнает, кто я есть на самом деле, — сказала она сама себе. — Так или иначе, он женится на принцессе».
Днем Вильме удавалось храбриться, но когда наступила ночь, она плакала, уткнувшись лицом в подушку.
Как она и ожидала, Питер Хэмптон появился около полудня.
— Я прибыл, чтобы сообщить вам самые свежие новости, — сказал он.
— Надеюсь, его сиятельству лучше, — церемонно произнесла Вильма.
— Он плохо спал. Его камердинер жаловался, что маркиз провел беспокойную ночь, и его рана очень болезненна.
— Так он еще не встает? — спросила Вильма.
— Конечно, нет! — ответил Питер Хэмптон. — Доктор запретил ему вставать в течение по крайней мере двух-трех дней.
Именно это Вильма и хотела бы услышать.
Она еще немного побеседовала с Питером. Потом отдала ему письмо, лежавшее на секретере.
Прежде чем откланяться, Хэмптон предложил Вильме пообедать с ним, но она отказалась.
— Очень любезно с вашей стороны пригласить меня, — ответила девушка, — но моему отцу сейчас лучше, и он скорее всего пожелает побыть в моем обществе.
— Мое предложение останется в силе и на завтра, — предупредил Питер Хэмптон, — если, конечно. Верной все еще не будет в строю.
Вильма подумала, что у него и в мыслях не было бы предложить ей провести вечер тет-а-тет, знай он ее настоящее имя.
Вот и ему в голову не приходило, будто она могла быть кем-то, кроме дочери электрика. Питер уехал.
Вильма знала, что завтра, когда он снова заедет сюда, они с отцом уже покинут гостеприимный дом виконта и будут в дороге.
По мнению Герберта, граф должен был не вставать с постели до самого последнего момента, а Вильма рассчитала: им следует отправляться на Северный вокзал приблизительно в семь часов.
После ленча она пробовала читать, чтобы занять время. Но страницы расплывались перед глазами, и она не в состоянии была понять ни слова.
Она глубоко вздохнула и подошла к открытому окну. За окном виден был небольшой садик, примыкавший к задней части дома.
Он не шел ни в какое сравнение с садом графа де Форэ, где проходила дуэль.
Питер Хэмптон рассказал, что де Форэ на самом деле в плохом состоянии, но ей не удалось почувствовать сострадание к нему. Она знала: даже если он и страдал, то его муки были наказанием за то, как он намеревался поступить с маркизом.
Она не смогла удержаться, и глаза ее наполнились слезами при одной только мысли о Верноне.
Сквозь слезы, как в тумане, она смотрела на сад. В этот момент послышался шум открывающейся двери.
— Мсье маркиз Линворт желал бы видеть вас, мадемуазель, — услышала она голос слуги.
Вильма повернулась.
Это было невероятно, но перед ней и в самом деле стоял маркиз.
Его рука была на перевязи, и выглядел он очень бледным. Но во всем остальном он по-прежнему был красив и столь же элегантен, как всегда.
Слуга прикрыл за ним дверь.
Мгновение никто из них не двигался.
Они просто стояли и смотрели друг на друга.
Вильме показалось, будто вся комната заполнилась ослепительным светом.
Маркиз медленно направился к ней.
Когда он подошел совсем близко, девушка едва слышно, каким-то не своим голосом произнесла:
— По почему вы здесь? Я думала…
Ведь доктор не разрешил вам вставать…
— Я не смог оставаться в постели, — маркиз говорил глубоким проникновенным голосом, — потому что, когда я получил ваше письмо, то сразу понял — вы уезжаете.
— Но как вы догадались? — вымолвила Вильма.
— Мне кажется, нам с вами всегда было легко понимать друг друга без слов.
Она подняла на него глаза, страшась или, может быть, стесняясь встретить его взгляд.
Тогда он медленно произнес:
— Я приехал, любимая моя, просить вас оказать мне честь стать моей женой.
На мгновение у Вильмы перехватило дыхание, и она застыла не в состоянии пошевелиться, глядя на него в замешательстве.
Заметив это, он сказал:
— Простите меня! Как мог я быть таким глупцом и не понять сразу, что ничто в жизни не имеет для меня значения, кроме вас? Я люблю вас, я желаю вас! Вы уже принадлежите мне, поскольку я принадлежу вам!
— Но… но… — пыталась что-то проговорить Вильма, но маркиз обнял ее.
— Никаких «но», — сказал он. — Мы поженимся, что бы ни говорили вокруг.
Он коснулся ее губ, и девушке почудилось, словно она растворяется в его объятиях.
Она чувствовала, что он прав, и они действительно были двумя частями одного целого, и их нельзя было разделить.
Когда наконец маркиз оторвался от поцелуев и поднял голову, она выговорила:
— Вам нельзя было приходить сюда… ведь вам велели не вставать с постели.
— Но тогда я мог бы потерять вас! — удивился маркиз. — И вы еще не сказали мне, моя любимая, как скоро вы станете моей женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34