Герцог подумал, что она намеренно не смотрит в его сторону и даже не пытается произнести хоть слово одобрения.
«Какая зануда!» — подумал герцог.
Однако, глядя на леди Розмари Кастор и Элис Даун, он даже не мог себе представить, что одна из них будет сидеть напротив него за столом или сопровождать его в Букингемский дворец.
«Возможно, при более близком знакомстве леди Миллисент будет вести себя иначе, — решил герцог. — Если же нет, то я не стану делать ей предложение».
Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как он понял, что это означает. Снова приемы, подобные этому; снова матери, подобные графине, станут пресмыкаться перед ним в предвкушении грядущего родства.
Еще много дней придется потратить на увеселение людей, которых герцог считал занудами, вместо того чтобы развлекаться на скачках, играть в поло или общаться в кругу принца Уэльского.
Герцог знал: если он женится, изменится все.
— Как же мы можем устраивать прием без вас? — сказала ему леди де Грей всего лишь несколько недель назад. — Все красавицы стоят на цыпочках в надежде, что именно их заметит ваш блуждающий взгляд. Как бы дерзко вы себя ни вели, их мужья терпят вас, ибо знают: вы прекрасно осознаете собственную значимость и никогда не допустите скандала.
Леди де Грей славилась своей откровенностью, и герцог не оскорбился. Как и сейчас, он просто подумал, что после его женитьбы все изменится.
Конечно, иногда он будет отправляться в гости и сам принимать гостей без жены, но поскольку он соблюдает приличия, то подобных случаев будет немного и на публике ему придется чаще всего появляться вместе с супругой.
В нем нарастала волна негодования. Он решил раз и навсегда, что не будет участвовать в этом фарсе, только чтобы доставить удовольствие королеве или кому бы то ни было еще.
Но тут он снова представил себе красное, заплывшее лицо кузена и его вульгарную, кричаще одетую, увешанную драгоценностями жену, которая покачивалась при ходьбе от неумеренных возлияний.
Как мог он позволить им жить в Оллертоне, принимать гостей в фамильном доме в Лондоне, унаследовать другие его владения?
Собравшись с силами, герцог выдавил улыбку.
— Надеюсь, — сказал он, обращаясь к леди Миллисент, — раз уж вы не слишком увлекаетесь верховой ездой, вы позволите мне пригласить вас на прогулку в коляске завтра днем? Неподалеку отсюда расположена беседка, построенная одним из моих предков. Ее стоит посмотреть.
— О, какая чудесная мысль, дорогой герцог! — воскликнула графиня едва ли не прежде, чем герцог закончил говорить. — Конечно, Милли с удовольствием посмотрит беседку.
— Ну что ж, тогда мы договорились, — сказал герцог, понимая, что леди Миллисент промолчит, полагая, будто ее мать сказала достаточно.
— Теперь мы все должны отправиться спать, если собираемся завтра утром в церковь, — сказала графиня. — Я слышала, герцог, вы всегда читаете на службе чтения из Библии.
— Только когда я в поместье.
— Мы с нетерпением будем ждать возможности послушать вас, — льстиво проговорила графиня. — Уверена, вы читаете Библию так же, как делаете все остальное — то есть безупречно!
Герцог наклонил голову в благодарность за комплимент и повернулся, чтобы пожелать спокойной ночи остальным гостям. Кое-кто уже начинал позевывать.
— Восхитительный вечер! — говорили гости. Они направились в холл, где их ждали лакеи с горящими свечами в серебряных подсвечниках. По традиции Оллертона каждого гостя провожали наверх со свечой, хотя в спальнях было установлено новое газовое освещение.
Герцог, поговорив с дворецким, поднялся к себе последним.
— Вы, как обычно, отправитесь на верховую прогулку, ваша Светлость? — спросил дворецкий, когда герцог поставил ногу на нижнюю ступеньку.
— Конечно, — ответил герцог, — но не в девять, а в половине девятого, поскольку завтра воскресенье.
— Хорошо, ваша светлость.
Поднимаясь по лестнице, герцог спросил себя, кто отправится вместе с ним, но подозревал, что никто не поднимется так рано.
Затем у него появилась уверенность, что к Аните это не относится и его лошади будут более притягательны для нее, чем мягкая нега подушки.
Мысль об Аните напомнила герцогу, что Джордж Грэшем не пожелал ему спокойной ночи и поднялся наверх раньше всех остальных.
«Возможно, он стыдится своего поведения, — подумал герцог, — и это справедливо. Что бы он ни думал об Аните, он не имеет права так себя вести в Оллертоне».
Он поймал себя на мысли, что впервые в жизни его тревожат нравы его друзей. Раньше подобного не случалось, даже когда иные из них, если судить беспристрастно, вели себя возмутительно.
Все красавицы, с которыми он заводил пламенные, но мимолетные affaires de Coeur, были страстными и неразборчивыми в средствах, как Элейн Бленкли. Именно по этой причине он никогда не воспринимал женщин по-другому.
Мысли герцога текли чередой, пока он готовился ко сну. Когда ушел камердинер, герцог лег в постель и погасил свет. На память ему пришли времена, когда он был молод и мысли его были исполнены рыцарского благородства и, за неимением лучшего слова, благоговения.
Он вспомнил, как пытался снискать благосклонность женщины, к которой испытывал чуть ли не религиозное почтение, и воображал себя рыцарем.
Он хотел боготворить ее, ему казалось, она сияет, как святая, и чиста, как лилия.
Но она желала его совсем по-иному — как всякая земная женщина. Ведь он был так красив и привлекателен!
Естественно, он ответил ей. Однако в глубине души он чувствовал разочарование. А может, это просто было обычное крушение иллюзий?
Герцог вспомнил, как благоговение сменилось физическим влечением.
«Я стремился к невозможному», — горько подумал он.
Как ни странно, он точно помнил свои чувства: всего лишь мысль о Полин — так звали ту женщину — вызывала в нем поистине небесное устремление. Он любил ее и хотел принести к ее ногам звезды с небес.
Он любил ее и хотел стать чище, благороднее, лучше — быть достойным ее.
Он хотел совершить великие подвиги, чтобы она гордилась им. Он бы с радостью погиб, защищая ее.
«Я был просто идиотом!» — сказал себе герцог.
Но он знал, что прежние идеалы все еще оставались с ним, под коростой опыта, изъеденные цинизмом, но, как ни странно, не погибшие.
Внезапно герцогу пришло в голову, что, если бы он никогда не встретил Полин, его жизнь сложилась бы по-другому.
Он засмеялся, ведь все это случилось так давно, и сказал себе, что слишком молод, чтобы тосковать о прошлом. Следовало подумать о будущем.
А будущее свое, как бы он ни противился, он должен" соединить с леди Миллисент или другой такой же девушкой.
— Черт побери, должен же быть выход! — громко сказал герцог в темноте.
Ответа не было. Только зловещая тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
«Какая зануда!» — подумал герцог.
Однако, глядя на леди Розмари Кастор и Элис Даун, он даже не мог себе представить, что одна из них будет сидеть напротив него за столом или сопровождать его в Букингемский дворец.
«Возможно, при более близком знакомстве леди Миллисент будет вести себя иначе, — решил герцог. — Если же нет, то я не стану делать ей предложение».
Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как он понял, что это означает. Снова приемы, подобные этому; снова матери, подобные графине, станут пресмыкаться перед ним в предвкушении грядущего родства.
Еще много дней придется потратить на увеселение людей, которых герцог считал занудами, вместо того чтобы развлекаться на скачках, играть в поло или общаться в кругу принца Уэльского.
Герцог знал: если он женится, изменится все.
— Как же мы можем устраивать прием без вас? — сказала ему леди де Грей всего лишь несколько недель назад. — Все красавицы стоят на цыпочках в надежде, что именно их заметит ваш блуждающий взгляд. Как бы дерзко вы себя ни вели, их мужья терпят вас, ибо знают: вы прекрасно осознаете собственную значимость и никогда не допустите скандала.
Леди де Грей славилась своей откровенностью, и герцог не оскорбился. Как и сейчас, он просто подумал, что после его женитьбы все изменится.
Конечно, иногда он будет отправляться в гости и сам принимать гостей без жены, но поскольку он соблюдает приличия, то подобных случаев будет немного и на публике ему придется чаще всего появляться вместе с супругой.
В нем нарастала волна негодования. Он решил раз и навсегда, что не будет участвовать в этом фарсе, только чтобы доставить удовольствие королеве или кому бы то ни было еще.
Но тут он снова представил себе красное, заплывшее лицо кузена и его вульгарную, кричаще одетую, увешанную драгоценностями жену, которая покачивалась при ходьбе от неумеренных возлияний.
Как мог он позволить им жить в Оллертоне, принимать гостей в фамильном доме в Лондоне, унаследовать другие его владения?
Собравшись с силами, герцог выдавил улыбку.
— Надеюсь, — сказал он, обращаясь к леди Миллисент, — раз уж вы не слишком увлекаетесь верховой ездой, вы позволите мне пригласить вас на прогулку в коляске завтра днем? Неподалеку отсюда расположена беседка, построенная одним из моих предков. Ее стоит посмотреть.
— О, какая чудесная мысль, дорогой герцог! — воскликнула графиня едва ли не прежде, чем герцог закончил говорить. — Конечно, Милли с удовольствием посмотрит беседку.
— Ну что ж, тогда мы договорились, — сказал герцог, понимая, что леди Миллисент промолчит, полагая, будто ее мать сказала достаточно.
— Теперь мы все должны отправиться спать, если собираемся завтра утром в церковь, — сказала графиня. — Я слышала, герцог, вы всегда читаете на службе чтения из Библии.
— Только когда я в поместье.
— Мы с нетерпением будем ждать возможности послушать вас, — льстиво проговорила графиня. — Уверена, вы читаете Библию так же, как делаете все остальное — то есть безупречно!
Герцог наклонил голову в благодарность за комплимент и повернулся, чтобы пожелать спокойной ночи остальным гостям. Кое-кто уже начинал позевывать.
— Восхитительный вечер! — говорили гости. Они направились в холл, где их ждали лакеи с горящими свечами в серебряных подсвечниках. По традиции Оллертона каждого гостя провожали наверх со свечой, хотя в спальнях было установлено новое газовое освещение.
Герцог, поговорив с дворецким, поднялся к себе последним.
— Вы, как обычно, отправитесь на верховую прогулку, ваша Светлость? — спросил дворецкий, когда герцог поставил ногу на нижнюю ступеньку.
— Конечно, — ответил герцог, — но не в девять, а в половине девятого, поскольку завтра воскресенье.
— Хорошо, ваша светлость.
Поднимаясь по лестнице, герцог спросил себя, кто отправится вместе с ним, но подозревал, что никто не поднимется так рано.
Затем у него появилась уверенность, что к Аните это не относится и его лошади будут более притягательны для нее, чем мягкая нега подушки.
Мысль об Аните напомнила герцогу, что Джордж Грэшем не пожелал ему спокойной ночи и поднялся наверх раньше всех остальных.
«Возможно, он стыдится своего поведения, — подумал герцог, — и это справедливо. Что бы он ни думал об Аните, он не имеет права так себя вести в Оллертоне».
Он поймал себя на мысли, что впервые в жизни его тревожат нравы его друзей. Раньше подобного не случалось, даже когда иные из них, если судить беспристрастно, вели себя возмутительно.
Все красавицы, с которыми он заводил пламенные, но мимолетные affaires de Coeur, были страстными и неразборчивыми в средствах, как Элейн Бленкли. Именно по этой причине он никогда не воспринимал женщин по-другому.
Мысли герцога текли чередой, пока он готовился ко сну. Когда ушел камердинер, герцог лег в постель и погасил свет. На память ему пришли времена, когда он был молод и мысли его были исполнены рыцарского благородства и, за неимением лучшего слова, благоговения.
Он вспомнил, как пытался снискать благосклонность женщины, к которой испытывал чуть ли не религиозное почтение, и воображал себя рыцарем.
Он хотел боготворить ее, ему казалось, она сияет, как святая, и чиста, как лилия.
Но она желала его совсем по-иному — как всякая земная женщина. Ведь он был так красив и привлекателен!
Естественно, он ответил ей. Однако в глубине души он чувствовал разочарование. А может, это просто было обычное крушение иллюзий?
Герцог вспомнил, как благоговение сменилось физическим влечением.
«Я стремился к невозможному», — горько подумал он.
Как ни странно, он точно помнил свои чувства: всего лишь мысль о Полин — так звали ту женщину — вызывала в нем поистине небесное устремление. Он любил ее и хотел принести к ее ногам звезды с небес.
Он любил ее и хотел стать чище, благороднее, лучше — быть достойным ее.
Он хотел совершить великие подвиги, чтобы она гордилась им. Он бы с радостью погиб, защищая ее.
«Я был просто идиотом!» — сказал себе герцог.
Но он знал, что прежние идеалы все еще оставались с ним, под коростой опыта, изъеденные цинизмом, но, как ни странно, не погибшие.
Внезапно герцогу пришло в голову, что, если бы он никогда не встретил Полин, его жизнь сложилась бы по-другому.
Он засмеялся, ведь все это случилось так давно, и сказал себе, что слишком молод, чтобы тосковать о прошлом. Следовало подумать о будущем.
А будущее свое, как бы он ни противился, он должен" соединить с леди Миллисент или другой такой же девушкой.
— Черт побери, должен же быть выход! — громко сказал герцог в темноте.
Ответа не было. Только зловещая тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30