Утешало одно — гости маркиза, удивленные ее нарядами, будут знать, что она француженка, и именно этим объяснят для себя ее необычный внешний вид.
Но все же тревога не покидала Тарину, и накануне поездки она сказала Бетти:
— Мне кажется, дорогая, что самым разумным будет сказать, что я наполовину француженка, наполовину англичанка, — на тот случай, если кто-нибудь спросит об этом.
— Зачем? — поинтересовалась Бетти.
— Потому что постоянно говорить с акцентом очень трудно. Я могу сбиться, — пояснила Тарина. — А так я всегда могу сказать — хотя вряд ли кому-нибудь это будет интересно, — что мой отец француз, а мать — англичанка, а сама я много лет прожила в Англии.
— Ну что же, вполне разумное предложение, — согласилась Бетти. — Какая ты умница, Тарина! Я уверена, что ты превосходно справишься со своей ролью.
— Постучи по дереву! — умоляющим тоном произнесла Тарина.
— Мне самой удача не помешает, — заметила Бетти. — Ты тревожишься о том, как справишься со своей ролью, а я нервничаю из-за своей.
— Не вижу для этого никаких оснований, — категоричным тоном изрекла Тарина. — Среди гостей маркиза наверняка не будет второй такой красавицы, как ты.
— Дело не в том, как я выгляжу, — возразила Бетти, — а в том, что этих людей связывают общие воспоминания, у них одинаковые вкусы и даже шутки, известные им одним и непонятные непосвященным. — Взглянув на кузину, чтобы удостовериться, что та следит за ходом ее мысли, Бетти продолжала: — Я чувствую себя чужой в их среде, незваной пришелицей — словом, ощущение такое, как будто я — новенькая в классе. Тарина рассмеялась: — В таком случае почему бы тебе не остаться в Лондоне, где ты уже имеешь грандиозный успех, и не принять приглашения, которыми буквально завален твой письменный стол?
— Мой ответ прост, — сказала Бетти.
— И каков же он?
— Из-за маркиза Оукеншоу!
Теперь, вспоминая об этом разговоре в поезде, который двигался среди заснеженных полей, Тарина не могла отделаться от неприятного ощущения того, что, по всей вероятности, Бетти ожидает глубокое разочарование.
Возможно, потому, что в жилах Тарины текла не только австрийская, но и кельтская кровь, а может быть, потому, что девушка много времени проводила в одиночестве, она обладала некой интуицией — отец обычно называл это «проницательностью», — которая помогала ей проникать в глубь вещей, не довольствуясь тем, что лежит на поверхности.
— Мы недостаточно используем свою проницательность, — любил повторять викарий. — С развитием цивилизации люди стали ленивы. В далеком прошлом человек, подобно животному, чувствовал угрожающую ему опасность и больше доверял тому, что видел в душе другого, чем услышанным от него словам.
— А ты сам, папа, стараешься проникнуть в души людей?
— Да, дорогая, стараюсь, — ответил викарий, — и подчас ужасаюсь тому, что вижу.
Именно это внутреннее чувство подсказывало Тарине, что если маркиз и в самом деле таков, каким описывала его Бетти, то он не стоит тех стараний, которые кузина прикладывает, чтобы понравиться ему.
«Неужели он не видит, какое Бетти милое, очаровательное, неиспорченное и доброе существо? — с возмущением говорила себе преданная Тарина. — В таком случае чем раньше она забудет его, тем лучше!» «И вообще, — продолжала рассуждать девушка, — раз маркиза привлекают искушенные и эксцентричные женщины, ему стоит обратить свой взор на кого-нибудь другого».
Правда, сама она не совсем понимала, каковы искушенные, эксцентричные женщины, но, будучи девушкой начитанной, знала, что на свете полно коварных Далил, а также соблазнительных Лилит, готовой смутить покой Адама, пребывающего в раю.
Мало того — из многочисленных книг, составлявших библиотеку ее отца, Тарина также знала, что на свете существуют сирены, ведьмы, волшебницы и злодейки. Эти книги принадлежали ее отцу, а до этого — дедушке, и когда Тарине пришлось продать их, сердце ее обливалось кровью.
Так как в большинстве своем тома были очень старыми, покупатель, к которому обратилась девушка, назвал их «старомодными».
Он предложил Тарине такую смехотворную сумму, что она уже подумывала, не оставить ли книги себе.
Но тут несчастная девушка вспомнила, что у нее нет ни места, ни денег, чтобы хранить эти бесценные сокровища.
Даже если вновь назначенный викарий или какой-нибудь фермер, живущий по соседству, предложит ей для этого свой амбар, крысы, мыши и постоянная сырость очень скоро приведут их в негодность.
Тяжелее всего Тарина переживала потерю библиотеки отца.
Как много долгих часов провела она за чтением! Книги служили ей окном в неведомый мир, повествовали о вещах, которые ей вряд ли доведется увидеть, и эти рассказы, осев в памяти, стали частицей собственного опыта неискушенной молодой девушки.
«Интересно, а есть ли на яхте хоть какие-нибудь книги?» — подумала Тарина и решила, что вряд ли.
Если маркиз увлекается спортом, он скорее всего не большой охотник до чтения.
Слуги маркиза заблаговременно поставили рядом с Тариной большую корзину с провизией, и, когда пришло время ленча, девушка отдала должное вкусной еде.
Путь до Саутгемптона предстоял неблизкий. «Интересно, что поделывает сейчас Бетти?» — думала Тарина, уверенная, что кузина не меньше ее самой взволнована путешествием в Сиам, хотя волнение это совсем другого рода.
Что касается Бетти, то она, глядя на леди Миллисент Карсон, испытывала легкую досаду — ибо великолепные светские красавицы всегда повергали ее в смущение.
Когда маркиз приглашал Бетти в путешествие, она решила — да и его недвусмысленные взгляды говорили, несомненно, о том же, — что именно она, Бетти, является объектом его внимания.
Поэтому немудрено, что, когда незадолго до отхода поезда в вагон вошла леди Миллисент, Бетти уставилась на нее с изумлением и тревогой. Она так же, как и Тарина, видела леди Миллисент на платформе, причем вместо того, чтобы присоединиться к остальным гостям маркиза, дама предпочла отойти в сторонку вместе с высоким молодым человеком приятной наружности, который, несомненно, тоже не принадлежал к числу приглашенных на яхту.
Казалось, эти двое так увлечены беседой, что, когда леди Лорейн предложила войти в вагон, Бетти была абсолютно уверена, что леди Миллисент не последует за остальными.
И вот двери уже начали закрываться; кондуктор стоял наготове, держа в одной руке свисток, а в другой — красный флажок, и в это время леди Миллисент присоединилась к гостям маркиза, причем с таким видом, будто вышла на сцену перед огромной аудиторией.
Маркиз, который уже сел рядом с Бетти, немедленно встал, а леди Миллисент воскликнула:
— Умоляю вас, найдите мне удобное место! Ненавижу ехать на колесе, а сегодня я к тому же изрядно устала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Но все же тревога не покидала Тарину, и накануне поездки она сказала Бетти:
— Мне кажется, дорогая, что самым разумным будет сказать, что я наполовину француженка, наполовину англичанка, — на тот случай, если кто-нибудь спросит об этом.
— Зачем? — поинтересовалась Бетти.
— Потому что постоянно говорить с акцентом очень трудно. Я могу сбиться, — пояснила Тарина. — А так я всегда могу сказать — хотя вряд ли кому-нибудь это будет интересно, — что мой отец француз, а мать — англичанка, а сама я много лет прожила в Англии.
— Ну что же, вполне разумное предложение, — согласилась Бетти. — Какая ты умница, Тарина! Я уверена, что ты превосходно справишься со своей ролью.
— Постучи по дереву! — умоляющим тоном произнесла Тарина.
— Мне самой удача не помешает, — заметила Бетти. — Ты тревожишься о том, как справишься со своей ролью, а я нервничаю из-за своей.
— Не вижу для этого никаких оснований, — категоричным тоном изрекла Тарина. — Среди гостей маркиза наверняка не будет второй такой красавицы, как ты.
— Дело не в том, как я выгляжу, — возразила Бетти, — а в том, что этих людей связывают общие воспоминания, у них одинаковые вкусы и даже шутки, известные им одним и непонятные непосвященным. — Взглянув на кузину, чтобы удостовериться, что та следит за ходом ее мысли, Бетти продолжала: — Я чувствую себя чужой в их среде, незваной пришелицей — словом, ощущение такое, как будто я — новенькая в классе. Тарина рассмеялась: — В таком случае почему бы тебе не остаться в Лондоне, где ты уже имеешь грандиозный успех, и не принять приглашения, которыми буквально завален твой письменный стол?
— Мой ответ прост, — сказала Бетти.
— И каков же он?
— Из-за маркиза Оукеншоу!
Теперь, вспоминая об этом разговоре в поезде, который двигался среди заснеженных полей, Тарина не могла отделаться от неприятного ощущения того, что, по всей вероятности, Бетти ожидает глубокое разочарование.
Возможно, потому, что в жилах Тарины текла не только австрийская, но и кельтская кровь, а может быть, потому, что девушка много времени проводила в одиночестве, она обладала некой интуицией — отец обычно называл это «проницательностью», — которая помогала ей проникать в глубь вещей, не довольствуясь тем, что лежит на поверхности.
— Мы недостаточно используем свою проницательность, — любил повторять викарий. — С развитием цивилизации люди стали ленивы. В далеком прошлом человек, подобно животному, чувствовал угрожающую ему опасность и больше доверял тому, что видел в душе другого, чем услышанным от него словам.
— А ты сам, папа, стараешься проникнуть в души людей?
— Да, дорогая, стараюсь, — ответил викарий, — и подчас ужасаюсь тому, что вижу.
Именно это внутреннее чувство подсказывало Тарине, что если маркиз и в самом деле таков, каким описывала его Бетти, то он не стоит тех стараний, которые кузина прикладывает, чтобы понравиться ему.
«Неужели он не видит, какое Бетти милое, очаровательное, неиспорченное и доброе существо? — с возмущением говорила себе преданная Тарина. — В таком случае чем раньше она забудет его, тем лучше!» «И вообще, — продолжала рассуждать девушка, — раз маркиза привлекают искушенные и эксцентричные женщины, ему стоит обратить свой взор на кого-нибудь другого».
Правда, сама она не совсем понимала, каковы искушенные, эксцентричные женщины, но, будучи девушкой начитанной, знала, что на свете полно коварных Далил, а также соблазнительных Лилит, готовой смутить покой Адама, пребывающего в раю.
Мало того — из многочисленных книг, составлявших библиотеку ее отца, Тарина также знала, что на свете существуют сирены, ведьмы, волшебницы и злодейки. Эти книги принадлежали ее отцу, а до этого — дедушке, и когда Тарине пришлось продать их, сердце ее обливалось кровью.
Так как в большинстве своем тома были очень старыми, покупатель, к которому обратилась девушка, назвал их «старомодными».
Он предложил Тарине такую смехотворную сумму, что она уже подумывала, не оставить ли книги себе.
Но тут несчастная девушка вспомнила, что у нее нет ни места, ни денег, чтобы хранить эти бесценные сокровища.
Даже если вновь назначенный викарий или какой-нибудь фермер, живущий по соседству, предложит ей для этого свой амбар, крысы, мыши и постоянная сырость очень скоро приведут их в негодность.
Тяжелее всего Тарина переживала потерю библиотеки отца.
Как много долгих часов провела она за чтением! Книги служили ей окном в неведомый мир, повествовали о вещах, которые ей вряд ли доведется увидеть, и эти рассказы, осев в памяти, стали частицей собственного опыта неискушенной молодой девушки.
«Интересно, а есть ли на яхте хоть какие-нибудь книги?» — подумала Тарина и решила, что вряд ли.
Если маркиз увлекается спортом, он скорее всего не большой охотник до чтения.
Слуги маркиза заблаговременно поставили рядом с Тариной большую корзину с провизией, и, когда пришло время ленча, девушка отдала должное вкусной еде.
Путь до Саутгемптона предстоял неблизкий. «Интересно, что поделывает сейчас Бетти?» — думала Тарина, уверенная, что кузина не меньше ее самой взволнована путешествием в Сиам, хотя волнение это совсем другого рода.
Что касается Бетти, то она, глядя на леди Миллисент Карсон, испытывала легкую досаду — ибо великолепные светские красавицы всегда повергали ее в смущение.
Когда маркиз приглашал Бетти в путешествие, она решила — да и его недвусмысленные взгляды говорили, несомненно, о том же, — что именно она, Бетти, является объектом его внимания.
Поэтому немудрено, что, когда незадолго до отхода поезда в вагон вошла леди Миллисент, Бетти уставилась на нее с изумлением и тревогой. Она так же, как и Тарина, видела леди Миллисент на платформе, причем вместо того, чтобы присоединиться к остальным гостям маркиза, дама предпочла отойти в сторонку вместе с высоким молодым человеком приятной наружности, который, несомненно, тоже не принадлежал к числу приглашенных на яхту.
Казалось, эти двое так увлечены беседой, что, когда леди Лорейн предложила войти в вагон, Бетти была абсолютно уверена, что леди Миллисент не последует за остальными.
И вот двери уже начали закрываться; кондуктор стоял наготове, держа в одной руке свисток, а в другой — красный флажок, и в это время леди Миллисент присоединилась к гостям маркиза, причем с таким видом, будто вышла на сцену перед огромной аудиторией.
Маркиз, который уже сел рядом с Бетти, немедленно встал, а леди Миллисент воскликнула:
— Умоляю вас, найдите мне удобное место! Ненавижу ехать на колесе, а сегодня я к тому же изрядно устала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40