Вы, кажется, сказали, что его имя — Патрик Фэрли.
— Я молилась, чтобы победил он, так как это было бы предзнаменованием удачи для него и Кэролайн.
— Теперь мне понятно, почему он так боролся со мной.
Рокуэйна чуть вздохнула.
— Это были волнующие скачки, правда, я даже не думала, что у Патрика есть хоть какой-то шанс. Но теперь пришла его очередь праздновать победу, и мне хочется надеяться, что вы как настоящий джентльмен пожелаете ему счастья.
— А я думал, что и мне пожелают того же! — усмехнулся маркиз.
Рокуэйна не стала возражать, подняла бокал и сказала:
— За Патрика, который выиграл изумительный трофей, несмотря на то, что у него не было никаких шансов.
Маркиз поднял бокал и выпил. Затем он сказал:
— По правде говоря, вы должны были бы поднять бокал и за меня, но, чтобы вас не смущать, я попрошу сделать это позднее.
Рокуэйна не сразу сообразила, что он намекает на то, что и он выиграл трофей — ее саму. Вместо этого она сказала:
— Скоро слуги принесут следующее блюдо, а я рассчитываю, что вы все-таки скажете, почему так спешили в Париж.
— Конечно, — согласился маркиз. — Все очень просто: принц-регент попросил меня конфиденциально купить для него пять чудесных картин, и мне пришлось поспешить, так как завтра их собираются выставить на аукцион.
— Картины! Вот этого я не ожидала!
— А, кстати, просто ради интереса, в чем, по-вашему, была причина спешки?
Рокуэйне не хотелось говорить правду, но она все-таки с вызовом сказала:
— Сначала я думала, что причина касается покупки лошадей, но, поскольку у вас их и так достаточно, в этом деле может быть замешана только… женщина!
Маркиз посмотрел на нее так, словно не верил, что такая девушка может говорить подобные вещи. Затем он сказал:
— Я вижу, Рокуэйна, что вы совсем не похожи на неопытную, неискушенную девушку.
— Мне жаль, что я так разочаровала вас, — ответила она, — но меня не вывозили в качестве дебютантки, а мне уже девятнадцать лет, то есть я на целый год старше Кэролайн.
— И, насколько я понимаю, за этот год вы накопили уйму знаний!
Маркиз снова подсмеивался, и она приняла вызов.
— Все мои знания, смею вас заверить, получены из книг, ибо ни вы, ни другой гость замка никогда не видели меня и не разговаривали со мной. Мне строго запрещалось общаться с кем бы то ни было.
Она говорила все тише.
— Со дня кончины моих родителей меня держали взаперти, унижали, оскорбляли и наказывали. Поэтому, если сейчас я веду себя в какой-то степени игриво, вы должны простить меня, ведь я словно только откупоренная бутылка шампанского.
Слова сами неудержимым потоком слетали с ее губ, и маркиз снова смеялся.
— Я уже убедился в том, как активно работает ваше воображение, а таким сравнением вы еще раз подтвердили это.
— Хотите верьте, хотите нет, но я всегда говорю правду.
— Если не считать того, что выдали себя за другую.
— У каждого правила есть исключение.
— Либо вы чрезвычайно умны, либо чрезвычайно глупы, и мне нужно отделить зерна от плевел или, точнее, правду от лжи.
Во время ужина Рокуэйна отметила про себя, что, поставив очередные блюда, слуги покидали столовую — это показалось ей необычным.
Когда наступала очередь сменить блюда, маркиз звонил в маленький золотой колокольчик, стоявший перед ним на столе.
После очередной смены блюд слуги вышли, и Рокуэйна обратилась к маркизу:
— Могу сказать вам — и клянусь, это так, — что Кэролайн ужасно боялась и ненавидела вас! Я тоже… побаиваюсь и, хотя у меня нет причин ненавидеть вас, считаю, что вы человек с необычайно тяжелым характером.
Маркиз молчал, и она продолжала:
— И когда я думаю об этом, мне вспоминаются наставления дяди по пути в церковь. Он говорил, что с вами непросто иметь дело и что мне лучше подчиняться вам.
— И вы намерены следовать советам дяди?
— Это зависит от того, что вы потребуете. За последние дни я была свидетельницей того, насколько вы педантичны, как умеете распланировать все до мелочей; в этой связи хотелось бы знать, чего мне ожидать от вас, вместо того чтобы прикидывать так и эдак и дрожать от страха.
С минуту маркиз молчал. Затем сказал:
— Вы все время говорите, что я страшный человек. Неужели это действительно так?
Рокуэйна удивленно смотрела на него.
— А разве вы до сих пор не знали, что все боятся вас, за исключением, возможно, тех прелестниц, которые пытаются завлечь вас в свои сети, хотя подозреваю, что и они побаиваются вас! И ваши грумы говорили мне в замке, что ужасно страшатся вас, вернее, вашего гнева.
Маркиз взглянул на нее.
— Видимо, иногда следует посмотреть на себя со стороны. Я действительно люблю, чтобы был порядок, но до сих пор не знал, что люди подчиняются мне из чувства страха, а не уважения.
— Пожалуй, вам очень хочется, чтобы люди восхищались вами, и они восхищаются, даже когда не одобряют вашего поведения.
— А что вы знаете обо мне? Вы говорите: вас держали взаперти. Слыхали ли вы обо мне до того, как я встретился с Кэролайн?
— Конечно, слыхала! Слыхала о ваших достижениях на конных состязаниях, в боксе, о дуэлях, из которых вы выходили победителем, и, конечно, о ваших многочисленных романах!
Девушка вдруг разговорилась, увлеченная редкой возможностью свободного общения, чего она была лишена после кончины родителей.
И вдруг маркиз с такой силой ударил кулаком по столу, что тарелки задребезжали, а стаканы подпрыгнули.
— Как вы смеете! Как смеете так говорить со мной! Что вы знаете о моей жизни? И кто вообще посмел рассказывать вам обо мне, когда это вас совершенно не касается?
Он чуть ли не кричал, и с минуту девушка лишь пристально смотрела на него широко открытыми глазами, но все же овладела собой.
— Простите… Я говорила не подумав… понимаю, это было ужасно невежливо с моей стороны.
Она сказала это с таким смирением, что у маркиза тут же пропал гнев и он заговорил совсем другим тоном:
— Я напугал вас, простите. Вы были искренни со мной, Рокуэйна, и именно этого мне и следовало от вас ожидать, хотя мало кто бывает со мной так откровенен.
Рокуэйна смотрела на орхидеи, стоящие на столе, и не видела их.
— Я нагрубила вам, вы тоже простите, я ведь еще никогда не разговаривала ни с кем вот так, наедине…
Маркиз неожиданно протянул ей руку ладонью вверх.
— Да, конечно. Просто вы так удивили меня, что я совсем забыл, как вы молоды.
Она была так расстроена, что неохотно положила руку на его ладонь.
Он сжал ее пальцы, и она вновь ощутила его силу, и снова какие-то волны передались ей от него, как в тот раз, в церкви.
— Мне кажется, что мы должны заключить договор, — тихо сказал маркиз.
— Договор?
— О том, что всегда будем откровенны друг с другом и не станем обижаться на правду. Нам нужно попытаться превратить наш странный и пока кажущийся довольно смешным брачный союз в настоящий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Я молилась, чтобы победил он, так как это было бы предзнаменованием удачи для него и Кэролайн.
— Теперь мне понятно, почему он так боролся со мной.
Рокуэйна чуть вздохнула.
— Это были волнующие скачки, правда, я даже не думала, что у Патрика есть хоть какой-то шанс. Но теперь пришла его очередь праздновать победу, и мне хочется надеяться, что вы как настоящий джентльмен пожелаете ему счастья.
— А я думал, что и мне пожелают того же! — усмехнулся маркиз.
Рокуэйна не стала возражать, подняла бокал и сказала:
— За Патрика, который выиграл изумительный трофей, несмотря на то, что у него не было никаких шансов.
Маркиз поднял бокал и выпил. Затем он сказал:
— По правде говоря, вы должны были бы поднять бокал и за меня, но, чтобы вас не смущать, я попрошу сделать это позднее.
Рокуэйна не сразу сообразила, что он намекает на то, что и он выиграл трофей — ее саму. Вместо этого она сказала:
— Скоро слуги принесут следующее блюдо, а я рассчитываю, что вы все-таки скажете, почему так спешили в Париж.
— Конечно, — согласился маркиз. — Все очень просто: принц-регент попросил меня конфиденциально купить для него пять чудесных картин, и мне пришлось поспешить, так как завтра их собираются выставить на аукцион.
— Картины! Вот этого я не ожидала!
— А, кстати, просто ради интереса, в чем, по-вашему, была причина спешки?
Рокуэйне не хотелось говорить правду, но она все-таки с вызовом сказала:
— Сначала я думала, что причина касается покупки лошадей, но, поскольку у вас их и так достаточно, в этом деле может быть замешана только… женщина!
Маркиз посмотрел на нее так, словно не верил, что такая девушка может говорить подобные вещи. Затем он сказал:
— Я вижу, Рокуэйна, что вы совсем не похожи на неопытную, неискушенную девушку.
— Мне жаль, что я так разочаровала вас, — ответила она, — но меня не вывозили в качестве дебютантки, а мне уже девятнадцать лет, то есть я на целый год старше Кэролайн.
— И, насколько я понимаю, за этот год вы накопили уйму знаний!
Маркиз снова подсмеивался, и она приняла вызов.
— Все мои знания, смею вас заверить, получены из книг, ибо ни вы, ни другой гость замка никогда не видели меня и не разговаривали со мной. Мне строго запрещалось общаться с кем бы то ни было.
Она говорила все тише.
— Со дня кончины моих родителей меня держали взаперти, унижали, оскорбляли и наказывали. Поэтому, если сейчас я веду себя в какой-то степени игриво, вы должны простить меня, ведь я словно только откупоренная бутылка шампанского.
Слова сами неудержимым потоком слетали с ее губ, и маркиз снова смеялся.
— Я уже убедился в том, как активно работает ваше воображение, а таким сравнением вы еще раз подтвердили это.
— Хотите верьте, хотите нет, но я всегда говорю правду.
— Если не считать того, что выдали себя за другую.
— У каждого правила есть исключение.
— Либо вы чрезвычайно умны, либо чрезвычайно глупы, и мне нужно отделить зерна от плевел или, точнее, правду от лжи.
Во время ужина Рокуэйна отметила про себя, что, поставив очередные блюда, слуги покидали столовую — это показалось ей необычным.
Когда наступала очередь сменить блюда, маркиз звонил в маленький золотой колокольчик, стоявший перед ним на столе.
После очередной смены блюд слуги вышли, и Рокуэйна обратилась к маркизу:
— Могу сказать вам — и клянусь, это так, — что Кэролайн ужасно боялась и ненавидела вас! Я тоже… побаиваюсь и, хотя у меня нет причин ненавидеть вас, считаю, что вы человек с необычайно тяжелым характером.
Маркиз молчал, и она продолжала:
— И когда я думаю об этом, мне вспоминаются наставления дяди по пути в церковь. Он говорил, что с вами непросто иметь дело и что мне лучше подчиняться вам.
— И вы намерены следовать советам дяди?
— Это зависит от того, что вы потребуете. За последние дни я была свидетельницей того, насколько вы педантичны, как умеете распланировать все до мелочей; в этой связи хотелось бы знать, чего мне ожидать от вас, вместо того чтобы прикидывать так и эдак и дрожать от страха.
С минуту маркиз молчал. Затем сказал:
— Вы все время говорите, что я страшный человек. Неужели это действительно так?
Рокуэйна удивленно смотрела на него.
— А разве вы до сих пор не знали, что все боятся вас, за исключением, возможно, тех прелестниц, которые пытаются завлечь вас в свои сети, хотя подозреваю, что и они побаиваются вас! И ваши грумы говорили мне в замке, что ужасно страшатся вас, вернее, вашего гнева.
Маркиз взглянул на нее.
— Видимо, иногда следует посмотреть на себя со стороны. Я действительно люблю, чтобы был порядок, но до сих пор не знал, что люди подчиняются мне из чувства страха, а не уважения.
— Пожалуй, вам очень хочется, чтобы люди восхищались вами, и они восхищаются, даже когда не одобряют вашего поведения.
— А что вы знаете обо мне? Вы говорите: вас держали взаперти. Слыхали ли вы обо мне до того, как я встретился с Кэролайн?
— Конечно, слыхала! Слыхала о ваших достижениях на конных состязаниях, в боксе, о дуэлях, из которых вы выходили победителем, и, конечно, о ваших многочисленных романах!
Девушка вдруг разговорилась, увлеченная редкой возможностью свободного общения, чего она была лишена после кончины родителей.
И вдруг маркиз с такой силой ударил кулаком по столу, что тарелки задребезжали, а стаканы подпрыгнули.
— Как вы смеете! Как смеете так говорить со мной! Что вы знаете о моей жизни? И кто вообще посмел рассказывать вам обо мне, когда это вас совершенно не касается?
Он чуть ли не кричал, и с минуту девушка лишь пристально смотрела на него широко открытыми глазами, но все же овладела собой.
— Простите… Я говорила не подумав… понимаю, это было ужасно невежливо с моей стороны.
Она сказала это с таким смирением, что у маркиза тут же пропал гнев и он заговорил совсем другим тоном:
— Я напугал вас, простите. Вы были искренни со мной, Рокуэйна, и именно этого мне и следовало от вас ожидать, хотя мало кто бывает со мной так откровенен.
Рокуэйна смотрела на орхидеи, стоящие на столе, и не видела их.
— Я нагрубила вам, вы тоже простите, я ведь еще никогда не разговаривала ни с кем вот так, наедине…
Маркиз неожиданно протянул ей руку ладонью вверх.
— Да, конечно. Просто вы так удивили меня, что я совсем забыл, как вы молоды.
Она была так расстроена, что неохотно положила руку на его ладонь.
Он сжал ее пальцы, и она вновь ощутила его силу, и снова какие-то волны передались ей от него, как в тот раз, в церкви.
— Мне кажется, что мы должны заключить договор, — тихо сказал маркиз.
— Договор?
— О том, что всегда будем откровенны друг с другом и не станем обижаться на правду. Нам нужно попытаться превратить наш странный и пока кажущийся довольно смешным брачный союз в настоящий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30