– Бабуля! Как я рада видеть тебя! – воскликнула она и схватила дрожащие руки старушки.
Замечательное представление, бесстрастно подумала Ария, закрывая за собой дверь и выходя в коридор.
– Спокойной ночи, дорогая ба! – услышала она голос Лулу. – Спи спокойно. Ты должна беречь себя, ладно?
– Теперь, когда я повидала тебя, дорогое дитя, я усну, – ответила миссис Хоукинз.
Лулу вышла в коридор, и ее улыбка погасла, как будто ее можно было выключить, как свет. Она окинула Арию невыразимо злобным взглядом и, не сказав ни слова, пошла прочь.
Девушка вошла к старушке, которая плакала от счастья.
– Еще краше, чем прежде, – сказала она Арии, – и такая же милая. Она была рада увидеть меня. Стоило ждать все эти годы, чтобы увидеть, как она рада своей старой бабуле.
Она продолжала говорить, пока Ария устраивала ее поудобнее: поправила подушки, поставила рядом с кроватью столик со стаканом воды и оставила под рукой чистый носовой платок. Засыпая, старушка продолжала говорить; как это часто бывает у стариков, глаза ее уже закрылись, а губы еще шевелились.
Ария погасила свет, оставив один светильник под плотным абажуром рядом с кроватью. Она не хотела, чтобы старушка проснулась среди ночи и испугалась незнакомой обстановки, не помня, где находится. Затем, открыв напоследок окно, девушка тихонько выскользнула из комнаты.
Она почувствовала, Что не сможет вернуться к компании в гостиной, хотя знала, что Дарт Гурон ждет от нее этого. Она вышла в сад, надеясь, что нежная, благоухающая темнота погасит ее злость на Лулу и разочарование лордом Баклеем.
Ария направилась в розовый сад. Вставала луна, и были хорошо видны дорожки, обрамленные аккуратно подстриженными кустами. В другом конце сада находилась заросшая жимолостью беседка, сооруженная во времена короля Георга, по моде того времени, в виде греческого храма.
Ария опустилась на скамейку между колонн. Тяжелый был день, подумалось ей вдруг. Она устала, а здесь было так покойно, тишину нарушал только шелест вечернего ветерка в кронах деревьев да внезапный шорох листвы, потревоженной каким-то зверьком. Тишина ночи была как будто создана для созерцания и размышлений.
Девушка не знала, сколько времени так просидела; вдруг послышались приближающиеся шаги. Кто-то медленно шел по дорожке и курил сигару, потому что в темноте она ясно видела ее тлеющий огонек.
Ария сидела очень тихо, надеясь, что мужчина, кто бы он ни был, пройдет мимо или повернет назад, не доходя до беседки, но тут же сообразила, что ее отлично видно, так как лунный свет падает прямо на скамейку, на которой она сидит.
Мужчина подошел к ней прежде, чем она смогла узнать его, а узнав, спросила себя: почему же она не была уверена с самого первого момента, когда он появился? Ведь никто больше не двигался с такой странной кошачьей грацией, унаследованной, должно быть, от предков-индейцев.
– Почувствовали потребность в уединении, мисс Милбэнк?
Это был скорее не вопрос, а утверждение, но Арии в этих словах почудился укор.
– Я подумала, что больше вам не понадоблюсь, мистер Гурон, – ответила она.
Она хотела встать, но он жестом удержал ее и сел рядом.
– Хозяйка дома всегда должна присутствовать на моих вечеринках, мисс Милбэнк. Кажется, я довольно ясно дал это понять.
– Извините, – сказала Ария и неожиданно для себя, возможно, потому, что в темноте он не казался ей таким пугающим и внушающим трепет, как при свете дня, честно призналась ему в том, что чувствовала:
– Я кажусь себе такой беспомощной в роли хозяйки в вашем доме. Я не знаю всех этих людей, и мне трудно понять, о чем нужно говорить с ними. У меня такое ощущение, что я все время подвожу вас.
Только закончив говорить, Ария осознала, как по-детски неуместно это, наверное, звучит.
– Пока не могу на вас жаловаться, мисс Милбэнк. Вы пока полностью, скажем так, справляетесь.
– Благодарю вас, вы очень любезны! – ответила Ария.
– Как я понимаю, раньше у вас не было большого опыта подобного образа жизни, – продолжал Дарт Гурон.
– Нет.
– Он вам нравится?
Вопрос был довольно неожиданный, и девушка повернулась, чтобы посмотреть на Дарта Гурона. В бледном свете луны его лицо было загадочным, а глаза казались темными омутами, и невозможно было понять, о чем он думает.
– Можно я скажу правду? – спросила Ария.
– Конечно, а как же иначе?
– Потому что правда часто звучит невежливо, – объяснила Ария. – Вы спросили, нравится ли мне такая жизнь. Нет, не нравится, хотя она как-то притягивает меня. Не знаю почему, но я все время ее осуждаю. Люди не должны быть такими богатыми и праздными.
– Праздными? – усомнился он. – Большинство этих людей много трудились, чтобы добиться успеха.
– Я не в этом смысле, – сказала девушка, – я хотела сказать…
Она вдруг запнулась. Она не могла облечь в слова то, что пыталась высказать. Она имела в виду Лулу Карло – холодную, эгоистичную, стремящуюся только к удовлетворению своих желаний, не имеющую привязанностей ни к кому, даже к собственной родне. И все же она тоже трудится, хотя по-своему и только для себя, и трудно считать ее бездельницей. Опять же возьмем лорда Баклея с его обаянием; тон, каким он произнес: «Я люблю вас», заставил колотиться ее сердце, даже несмотря на то, что она уверила себя, что это всего лишь пустое притворство. Какая от него в жизни польза, кроме его непринужденного веселья, внешнего лоска хороших манер и галантности? Но ведь он по-своему трудится. Он занимается многими делами Дарта Гурона: подбирает для него пони для игры в поло, налаживает связи с людьми, к которым он один вхож.
Да, подумала Ария, он тоже в определенном смысле трудится, как и остальные веселые молодые люди, приехавшие в Саммерхилл погостить и получить удовольствие от хорошего обеда. Она не уверена, что именно думает о них, кроме, быть может, того, что в них отсутствуют глубина и основательность. Или она судит обо всех на примере Лулу Карло и лорда Баклея?
Она вдруг почувствовала себя очень юной и беспомощной. К тому же Дарт Гурон явно ждал ответа.
– Я… сожалею, – запинаясь, сказала она. – Я не должна была говорить о том, чего не понимаю.
– Вам не кажется, – спросил он с неожиданной мягкостью в голосе, которой она никогда до этого не слышала, – что вы слишком торопитесь изменить людей и, возможно, обстоятельства, которые нуждаются в понимании и во многих случаях в сочувствии? Мы все немного склонны подгонять людей под наши собственные мерки и охотно осуждаем их, если они им не соответствуют. Но верны ли наши мерки? Мы обязаны задать себе этот вопрос: если они хороши для нас, применимы ли они к другим людям, которые могут иметь другой взгляд на вещи и совершенно иное, чем у нас, происхождение?
Ария повернула голову и удивленно посмотрела на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59