– Это невыносимо, Фенела! – твердила девочка вновь и вновь. – Я не вынесу. Я не смогу вернуться в школу, никогда, никогда. Обещай, что я не пойду туда больше!
– Обещаю, – говорила Фенела и повторяла свое обещание опять и опять, терпеливо и ласково.
– Но что же со мной будет?
– Пойдешь в другую школу.
– Но меня не примут! Здесь же все всем известно! Ведь мне придется назвать свою фамилию, ведь так?! И когда они узнают, кто я, они откажутся меня брать! Вот увидишь, так и будет!
– Уверена, они не пойдут на такую несправедливость, – возражала Фенела.
– Ну, а даже если они и возьмут меня, – упорствовала My, – ты только представь себе, что начнется, когда девочки разузнают обо всем?! Они станут перемигиваться и хихикать за моей спиной и перешептываться друг с другом, Фенела, я не могу, я не вынесу!
Фенела и сама чувствовала, что еще немного – и она тоже не вынесет, но что же поделаешь, что?! Они загнаны в узкий тоннель – и выхода нет, только вперед.
Они должны идти вперед, должны жить, молясь и надеясь, что вдалеке блеснет свет – свет спасения из кромешного мрака, окружающего их.
И даже останься Илейн в живых, ситуация ненамного бы улучшилась.
В глубине сознания Фенела все время вновь и вновь возвращалась к мучившей их проблеме, гадая, не окажутся ли они все в еще худшем положении, если оправдается слабая надежда на выживание Илейн, чем в случае, если она в конце концов все-таки умрет?
Как бы то ни было, при любом исходе скандала не миновать. Никуда не деться от кошмаров полицейского дознания и ужасов публичного позора.
Никогда не забыть тот ужасный момент, когда доктор Вуд заявил, что обязан сообщить в полицию о случившемся.
До тех пор они были слишком взволнованны, чтобы беспокоиться о чем-нибудь, кроме спасения самой Илейн. Но тут Фенела поняла, что было бы разумнее уничтожить оставленную Илейн записку, где та сообщала, что приняла смертельную дозу имевшегося у нее наркотика, и подробно объясняла, почему именно она это сделала.
«Ах, если бы у меня сразу хватило сообразительности, – думала теперь Фенела, – забрала бы я эту записку у Саймона – и сожгла…»
Однако с обреченным чувством она тут же подумала, что ее поступок, несомненно, обнаружился бы рано или поздно и лишь навлек бы на них еще больше неприятностей.
Увы, если бы черным по белому не излила Илейн в этой злополучной записке свои пылкие упреки Саймону, возможно, тогда бы…
Фенела резко выпрямилась, тряхнула головой. Что толку в пустых рассуждениях?
Факт остается фактом: Илейн лежит сейчас при смерти, а в руках полиции находится письмо, где говорится, что она готова была покончить с собой из-за Саймона Прентиса.
Кровь стынет в жилах при воспоминании о зрелище, открывшемся их глазам, когда они обнаружили Илейн лежащей на полу спальни, и память об этом настолько врезалась в сознание Фенелы, что девушке казалось: это видение будет преследовать ее всегда.
Первой нашла самоубийцу My. «Ох, как назло, – тоскливо думала Фенела, – но именно так обычно и происходит в нашей жизни…»
После завтрака Саймон небрежно бросил:
– Сбегай-ка скажи Илейн: я подумываю отправиться в Лондон сегодняшним поездом. Так что, если хочет, пусть присоединяется.
– Ты сегодня уезжаешь? – осведомилась Фенела с противоположного конца стола.
Он улыбнулся дочери, однако в улыбке его проглядывало – как с любопытством заметила Фенела – нечто стыдливое и даже слегка виноватое, а в голосе прозвучали извиняющиеся нотки:
– Наконец-то я избавлю тебя от моего присутствия, хотя бы на некоторое время.
– Ты же знаешь, в глубине души мне не хочется, чтобы ты уезжал, – сказала Фенела, – но…
– Ну же, ну же, продолжай! – поддразнил ее отец.
– Что же, и продолжу, – отважилась Фенела. – По моему глубокому убеждению, сцены, подобные вчерашней, сказываются на My далеко не лучшим образом.
Она сама испугалась своей смелости – такая откровенность да еще прямо в глаза отцу… Саймон не очень-то покорно сносит попреки. Вот и сейчас он резко вскочил из-за стола и отошел к окну.
– Это я для таких страстей староват становлюсь, – буркнул он. – A My что сделается? Она ребенок еще…
– Ей уже пятнадцать! – воскликнула Фенела. – И у нее обостренное восприятие подростка! Саймон, ну неужели нельзя…
Слова просьбы замерли у нее на губах, потому что в этот миг до них донесся отчаянный вопль Му: она выкрикивала их имена и звала на помощь.
– Папа! Фенела!!! Скорее… ой, скорее сюда!
Фенела стрелой взлетела по ступенькам и оказалась наверху несколькими секундами раньше Саймона. И она уже успела ощупать Илейн, почти убедиться, что та мертва, когда отец наконец показался в дверях спальни.
Написав в приступе бешеной ярости, в минуту отчаяния письмо, исполненное страдальческой горечи, боли и злобы, Илейн приняла смертельную дозу наркотика, а потом, как заподозрила Фенела, пожалела о содеянном.
Как только сознание несчастной самоубийцы начало погружаться в пугающее забытье, Илейн с трудом сползла с кровати и с видимыми усилиями попыталась добраться до камина, где болтался шнурок от звонка.
«Бедная женщина не могла знать, – вздохнула про себя Фенела, – что этот звонок не работает, как, впрочем, и вообще почти все звонки в доме…»
Илейн рухнула на пол, широко раскинув руки, а слегка скрюченные пальцы делали ладони похожими на хищные лапы ведьмы. Выражение лица ее было просто ужасно: выпученные глаза, оскаленные зубы… Неудивительно, что My с криками вцепилась в Фенелу и билась в приступе неописуемого страха.
Послали за доктором. По всей видимости, в личности врача в очередной раз проявился злосчастный рок, постоянно преследующий семью Прентисов. Вот когда Фенеле пришлось по-настоящему пожалеть о смерти старого доктора Хендерсона, посещавшего их чуть ли не с самого раннего детства!
Новый доктор, по фамилии Вуд, был молод, образован и – бесчеловечен. Обитателей деревни последнее обстоятельство, правда, не особенно заботило: болезнь есть болезнь, ее надо лечить, а остальное – вопрос второстепенный. Старый доктор Хендерсон говорил перед смертью: «За свою жизнь мне удалось исцелить столько же душ, сколько и тел, и, надеюсь, я немало преуспел в этом деле!»
Доктора же Вуда чужие души вообще не волновали, хуже того, с первой же секунды его появления в доме Фенела инстинктивно почувствовала, что молодой врач заранее предубежден как против самого Саймона Прентиса, так и против членов его семьи.
В самой манере говорить доктора Вуда слышалась откровенная неприязнь, так что Фенела ничуть не удивилась бы, если бы он с ходу обвинил их в убийстве Илейн.
Доктор сразу же весьма недвусмысленно дал понять, что считает прямым виновником случившегося Саймона, а уверенная в себе чопорная медсестра прибывшей за Илейн «скорой помощи» подражала ему во всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51