Что за оправдания! Ну, пошли, так и пошли. Надо чем-нибудь кормиться.
Баклушин. Можно ли, можно ли? У меня руки опускаются. Что мне думать о вас?
Настя. Вы меня разлюбите?
Анна. Да что за беда такая! Дядя и свидетельство достал и приказал ей идти, потому что кормить лишнего человека нам нечем, – мы сами часто не евши-с сидим. Вот и все. Она не смела не идти.
Баклушин. Вы говорили, что для молодой девушки ничего нет хуже, обидней бедности. Просить, побираться, милостивая государыня, вот что хуже бедности.
Анна. Это не хуже бедности, милостивый государь, это самая бедность-то есть. Сначала просить, потом воровать…
Баклушин. Что за ужасы! Что вы ее пугаете! Вам еще далеко до крайности, вы пьете хороший чай.
Настя. Ах, этот чай! Вся и беда-то от него. Послушайте! Вы писали, что придете ко мне, а у меня решительно ничего не было, нечего и заложить; а мне хотелось вас чаем напоить, вот я и пошла. Я не знала, что это так дурно.
Баклушин. Так вы это для меня? Благодарю вас. Но вот что, Настасья Сергевна: коли денег нет, так работать надо, работать, а не милостыню просить.
Анна. А вы думаете, мы сложа руки сидим? Мы чуть не ослепли от работы. Да что стоит наша работа, когда мы ничего не умеем. Мы на хлеб не вырабатываем.
Баклушин. По-моему, уж лучше в горничные идти.
Настя. Тетенька, вон что говорят. Найдите мне место, я пойду в горничные.
Анна. Мало ль что говорят, а ты слушай всех. Где тебя держать будут? Тебе рубля в месяц не дадут. Ты и утюга-то в руки взять не умеешь. (Баклушину.) Вы видите наше положение, вы ее любите; вот вам бы и помочь бедной девушке.
Баклушин. Чем же я могу?
Анна. Ведь вы холостой?
Баклушин. Холостой.
Анна. Женитесь!
Настя. Тетенька, перестаньте.
Анна. Что за церемонии! Спасите ее, ведь погибнет.
Настя(с испугом). Тетенька, разве я погибну?
Анна. Погибнешь, душа моя. Не ты первая, не ты последняя.
Настя. Ах, как страшно! (Баклушину.) Так спасите меня!
Баклушин. Ангел мой, я люблю вас, но жениться было бы безумие с моей стороны. У меня ничего нет. Жалованья мне только хватает на платье, да и то я чуть не всем портным в Москве должен. Я сам ищу богатой невесты, чтоб поправить свои дела.
Анна. Да, вот что?
Настя. Хорошо же вы меня любите!
Баклушин. Вас-то я люблю очень.
Настя. А себя больше?
Баклушин. Немножко больше.
Настя. Бог с вами! (Отворачивается и плачет.)
Баклушин(берет ее за руку). Ну, перестаньте, Настасья Сергевна! Настенька! Ну, рассмейтесь! Ну, агунюшки, дитя мое милое! Ну, какой я муж? Я ведь шалопай совершеннейший. Ну, рассмейтесь!
Настя улыбается.
Анна. А, так вы шалопай? Да, я вижу. Ну, а нам не до шутовства! Мне слушать больно. У нас забота о насущном хлебе, а вы хотите смешить нас! Ей не агунюшки нужны! Ей нужен теплый угол да кусок хлеба. Вот подойдет осень, этому ребенку и надеть-то нечего, и кушать-то нечего, и жить-то негде. Если дядя и не погонит, так она в нашей сырой конуре умрет через неделю. Мы на вас надеялись: она, бедная, последние деньжонки истратила, чтоб принять вас поприличнее.
Баклушин. Я бы рад всей душой помочь Настасье Сергевне, но у меня есть одно ужасное обстоятельство, которое связывает мне руки. Ах, если б вы знали!
Анна. Разговор короток. Ей помощь нужна настоящая, а вы, как я вижу, ровно ничем ей помочь не можете.
Баклушин. Отчего же ничем? Дружеским участием, советом.
Анна. Отчего это богатым никто ничего не советует, а все только бедным? Как будто у бедных уж и ума нет. У нас, бедных, только денег нет, а ум такой же, как и у вас. Что нынче за свет такой! С наставлением набивается всякий, а денег никто не дает.
Баклушин. Где мне взять денег! Мне самому не хватает. Разве малость какую-нибудь!
Анна. Да хоть и малость, все-таки ей помощь. У ней ведь уж чисто ничего.
Настя. Тетенька, я от него не возьму ни за что.
Анна. Ты не возьмешь, я возьму. Коли теперь с вами нет, занесите как-нибудь. Доброе дело сделаете.
Баклушин. Непременно занесу, непременно. Ох, этот ростовщик проклятый, опутал он меня по рукам и по ногам. А я, знаете ли что, я все-таки подумаю; может быть, ведь…
Анна. Подумайте! Душу-то ее пожалейте! А то ведь я… уж там суди меня бог! Я с голоду умереть ей не дам. Я знаю, что такое голод.
Баклушин. Прощайте, мой милый ребенок. Я вот что, я к вам сегодня же зайду.
Настя. Приходите!
Баклушин раскланивается и уходит.
Явление десятое
Анна, Настя.
Анна. Ну, видела я теперь твоего знакомого довольно хорошо. Надо бы тебя поругать хорошенько, да уж и жалко.
Настя. За что?
Анна. Истратила ты свои последние деньжонки, а что толку! Послушай-ко ты меня! Выкинь ты его из головы вон.
Настя. Да ведь он сказал, что еще подумает.
Анна. Ну, да, как же! Будет он думать, нужно ему очень! А коли и будет, так ничего не выдумает. Ему бы только болтать о пустяках, вот его дело. Много таких-то по Москве бегает, да не очень-то они нам нужны. Мы иной день не евши сидим, а он придет с разговорами только оскомину набивать. И не надо его, и бог с ним.
Настя. Ах, не прогнать же его!
Анна. Отчего ж не прогнать; и прогоним. Вот он нынче придет; я тебя научу тогда, что ему сказать. Поверь, что он больше и не заглянет к нам. Да и хорошо бы. Какая от него польза? На что он нам? Сбивать тебя с толку? Так у тебя и то его немного. А тебе, душа моя, пора самой думать о себе, да, ох, думать-то хорошенько. Ребячество твое кончилось, миновалось.
Настя. Я знаю, что оно миновалось.
Анна. Нет, плохо знаешь! Все еще ты ребячишься. А ребячиться тебе уж не то что стыдно, а как-то зазорно глядеть-то на тебя. Богатая девушка прыгает, так ничего, весело; а бедная скачет, как коза, так уж очень обидно на нее. Что было, то прошло, того не воротишь; а впереди для тебя – нечего мне скрывать-то – и сама ты видишь, ничего хорошего нет. Жить с нами в нищете, в холоде, в голоде тебе нельзя. И остается тебе…
Настя. Что мне остается?
Анна. Что тебе остается-то? Бедная ты, бедная! Лучше бы всего тебе теперь…
Настя. Что, тетенька?
Анна. Что? Умереть, вот что.
Настя. Ах, умереть…
Анна. Да. Я об тебе и плакать бы не стала. В могилку-то тебя как в постельку бы положила.
Настя. Страшно, тетенька! (С криком.) Ах, страшно, страшно! Холодно. Повезут меня на этих черных дрогах… такие страшные! Лежать в могиле, а все живут!.. Мне жить хочется, я такая молоденькая.
Анна. Ох, жить! Да ведь уж нечего делать! Бог смерти не дает, так, видно, жить надобно. Только я уж тебе сказала, что жить так, как мы живем, тебе нельзя. Да и что за напасть! Ты такая хорошенькая, тебе можно жить и лучше.
Настя. А как же?
Анна. А вот в сумерки придет купец… Дело-то ясное; я давеча тебе всего не сказала, что он со мной говорил.
Настя(закрывая лицо руками). Ах, ах! Нехорошо!
Анна. Да, нехорошо. Что дурное хвалить! А где ж взять для тебя хорошего-то? Тебе его в жизни и не дождаться никогда. Уж худого-то не минуешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18