Слезы принесли какое-то облегчение… Но разве слезами поможешь горю? Его ждет больной Махмут. У них есть тайная надежда – Дорога Свободы. Она ждет, чтобы Шариф и Махмут открыли ее.
Шариф протер маску и снова взялся за работу...
АНДРЕИ СТАНОВИТСЯ ОТКРОВЕННЫМ.
Махмут открыл глаза. В «берлоге» пусто и тихо.
Значит, Шариф все еще не приходил Куда его увели?
Махмут хотел подняться и не смог все тело сковывало бессилие.
Во рту было горько и сухо. Он толкнул дверь ногой и громко простонал
– Пить!…
Скоро он услышал за дверью кашель Андрея
- Проснулся? А зачем кричишь? – спросил Андрей и поставил на пол кружку с чаем – Пей!
Чай был еще теплый. Махмут залпом выпил всю кружку.
– Вот обуза! – сердито прохрипел Андрей. – Им только пить да жрать…
Холодной, костлявой рукой он потрогал лоб Махмута.
– Ага, температуры уже нет! – воскликнул он, словно радуясь выздоровлению Махмута, и, помолчав, прибавил: – Кто вас заставил сюда ехать? Эх, вы!… Здесь не только такие сопляки пропадают, но и взрослые… Еле-еле душа в теле!
– Дядя Андрей, – участливо, совсем по-детски произнес Махмут. – В молодости вы, наверно, были очень крепкий, здоровый?
– Хэсрэт [], – вдруг заговорил Андрей по-башкирски, – таких, как ты, кидал десятками одной левой рукой!
Удивленный тем, как правильно Андрей произнес башкирские слова, Махмут приподнялся, внимательно посмотрел на него. Свет падал на Андрея сзади, поэтому лицо его было в тени. Однако нетрудно было понять, что его взволновали какие-то воспоминания.
– Агай! [] Ты – башкир, да?
– Тебе-то что? Не все ли равно?.. Ты же щенок! Дать тебе один раз, и все!… А я… Меня вели под конвоем. Двое. Вооруженные. А у меня ничего нет. Но… обоих! – У Андрея сжались кулаки, в глазах блеснул диковатый огонек. – Ахнуть даже не успели. А я… Ищи ветра в поле… А когда я добрался до белых!… Вот была жизнь! Деньги!… У-у-у! Рестораны! Девушки!… Тебе такое даже во сне не может сниться…
Махмута затрясло от презрения и отвращения. А Андрей наслаждался своими воспоминаниями. Он все говорил и говорил:
– Да, были времена… У-у-у! Как хорошо белые приняли меня! Я помог им поймать более двадцати коммунистов. В лесу прятались.
– Среди них был один комиссар. Большой комиссар. Жалко, успел пустить себе пулю в лоб.
– Не то я бы получил еще больше денег… Эх, проклятый кашель замучил…
– Агай, вам надо лечиться на свежем воздухе, под солнцем, на земле, – превозмогая отвращение, мягко сказал Махмут.
– Пещера погубила меня… Было время, знал агай, как жить! До всего доходили мои руки и ноги. Все горы, леса и тропы в этих краях я знал, как свои пять пальцев… А у моего отца, знаешь, сколько было земли? О скоте, я уже и не говорю. Считали не по головам, а только стадами! Эх, и молод же я был тогда!
– Подольше бы пожить в том раю!… Только белые ушли. Долго скитался я по чужим странам…
– Откуда же ты родом, агай?
– Тише! Называй меня «дядя Андрей». И смотри! При других не смей обращаться ко мне по-башкирски! Понял? Это я сейчас просто так… Захотелось, как в детстве…
А почему по-башкирски нельзя? Мы же с Шарифом разговариваем. О том, что ты башкир, не знают, что ли?
– Если бы не знали! Потому-то проклятый Зете и погубил меня. В первые годы, пока не спросит у меня о деревнях, о горах, о реках, он никогда из пещеры не выходил. А мне самому ни разу не разрешил, гад!
– А на что его разрешение? – вдруг спросил Махмут, забыв об осторожности.
Андрей вздрогнул, с испугом оглянулся, наклонился и дрожащим голосом проговорил:
– Щенок! За эти слова, знаешь, что будет?
Не только тебе, но из-за тебя и мне…
– Нет, дядя Андрей, не знаю. А что?
– «Не знаю!» Вы-то не знаете? Не вздумайте что-нибудь натворить! Я вас…
Заметив, что эти слова приняты Махмутом совсем хладнокровно, Андрей успокоился:
– А какие дела делаются на свете, вы знаете?
– До того, как попали сюда, знали. А что?
– Германия стала хозяином уже почти половины света! Об этом знаете?
– Ну до половины света еще далеко…
– А там, – Андрей показал пальцем наверх, – знают о том, что немцы скоро доберутся до них?
– А у нас с Германией договор о ненападении.
– «У нас!» Она еще вам покажет договор!
Но наши тоже ведь не лыком шиты!
– Что ты понимаешь, дурак? Ты же повторяешь то, что коммунисты болтают на собраниях.
– Почему на собраниях? Я радио слушаю, газеты читаю.
– Ты, молокосос, читаешь газеты?
Читал, пока к вам не попал.
– Смотри, какой ученый! Газеты читал!… – продолжительный кашель прервал слова Андрея. Махмут смотрел на него и думал: «А какую пользу принесет тебе война?» Но не спросил: не сердить, а как-то смягчить надо Андрея. Поэтому Махмут решил прикидываться наивным мальчишкой.
– Дядя Андрей, а как по-вашему, скоро война будет?
– Не так уж много осталось ждать. Совсем недолго! – глаза Андрея злобно блеснули. – И на нашей улице будет праздник… Должен же быть конец моим мучениям! Шестой год надрываюсь в этом проклятом подземелье!
– Придет этот счастливый день. Скоро придет!
Андрей размечтался:
– Я уже не тот дурак, каким был раньше.
Я буду умным! На что мне заводы да земля?
В приморском городе, где веют теплые ветры, открою два-три хороших ресторана! Спокойно, уютно, весело! Рядом свой доктор, собственные слуги. Своя автомашина, свой шофер. А капитала, добытого здесь, на это хватит.
От болтовни Андрея Махмут устал, глаза его закрывались.
– Спишь? – спросил Андрей обиженным голосом. – Ну спи! Горе! Сколько еще будешь лежать? Всю работу взвалили на меня одного.
А тут еще с животом что-то неладно. Постоянно болит, а отчего – не знаю, – Андрей потрогал ладонью живот, презрительно посмотрел в сторону Махмута и тихо удалился.
Махмут перевернулся на бок и задремал
Когда он проснулся, дверь была открыта. Рядом стоял Шариф. Увидев, что Махмут открыл глаза, Шариф радостно улыбнулся.
– Тебе легче? Да?
Махмут приподнялся. В первую минуту показалось, что он уже вполне здоров. Но тут же почувствовал, что еще очень слаб
– Это после температуры, – успокаивал его Шариф. -Еще раз поспишь, и все пройдет…
– Сколько дней ты пропадал?
– Двое с лишним суток. Сейчас ночь…
– Так идем же! Идем!
– Нет, уж, ты оставайся.
– Понимаю. А там… долго будешь?
– Шариф задумался:
– Часов пять поработать придется.
– Это долго. Могут заметить. Пока вода будет убывать, да пока будешь лазить по той мокрой трубе, понимаешь, сколько времени уйдет. Да и обратно…
– Нет. Я хотел сказать: всего пять часов.
– Это другое дело. Так бы и сказал.
– Не все ли равно? Часов-то у меня нет.
– Они у себя оставили.
– Часы… А на что они нужны? Без часов разве нельзя измерять время?
– Чем? Аршином? Да и аршина-то у нас нет, – горько усмехнулся Шариф.
– А голова-то у тебя есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37