От незнакомцев ее покой оберегала верная Нина.
– Нина, Нина, – позвала Эрика.
Но овчарки нигде не было видно. «Наверное, опять спит», – решила девочка. И толкнула дверь, входя в дом.
– Здравствуй, бабушка!
– Эрика, милая, – бабушка наклонилась из кресла, обняла ее. – Ну, наконец-то. Я думала ты уже совсем забыла свою бабушку Гретхен.
– Нет, бабушка, что ты, – Эрика выкрутилась из бабушкиных рук, пахнущих мятой. – Знаешь, кого я встретила по дороге?
– Кого, милая?
– Ох… одного человека. – Эрика вовремя вспомнила про игру, которую придумал Рудольф.
Условием игры было – не рассказывать про охотника, если патер Ладвиг в гостях у бабушки.
Священника здесь не было. Если он еще не приходил, рассказывать было нельзя. Но если он уже ушел, то можно. А рассказать так хотелось!
– Какого человека? – спросила бабушка, покачиваясь в кресле.
Отложив вязание в сторону, она сложила ладони поверх пледа.
– Патера Ладвига, – нашлась Эрика. – Он к тебе еще не заходил?
Надо же, и врать не пришлось. Все-таки она ужасно находчивая.
– Был и уже ушел, – сказала бабушка. – Даже чаю не выпил. Вечно он куда-то спешит, наш патер
Эрика тут же обрадовалась и огорчилась.
Огорчилась, что игра закончилась, даже не начавшись. Теперь ей не надо подавать тайный сигнал Рудольфу, если патер Ладвиг в доме.
А обрадовалась возможности рассказать бабушке Грете про сероглазого охотника.
– Охотник? Вервольфы? Милая, никаких вервольфов не бывает, – бабушка покачала головой в белом чепце. – Нельзя же слушать, что тебе рассказывают всякие бродяги.
– Он не бродяга!
– Бродяга, а кто же еще? Ходит по лесу, пугает маленьких девочек.
– Бабушка, он меня не пугал.
– Надо будет сказать матери, чтобы пожаловалась полицмейстеру. И заперла тебя дома на пару дней.
Эрике хотелось расплакаться. Ну почему, почему взрослые всегда все портят? Никакой Рудольф не бродяга! И не надо ничего рассказывать толстому уродливому полицмейстеру!
– Милая, а теперь сделай, пожалуйста, бабушке чай, – попросила бабушка Грета. – Вскипяти чайник и завари. Справишься?
– Конечно, бабушка.
Эрика шмыгнула носом. И, нарочно пришаркивая ногами, как бабушке не нравилось, поплелась к печке.
От обиды она даже забыла, что Рудольф ждет хоть какого-то ее знака, спрятавшись в зарослях.
Пузатый бабушкин чайник, купленный еще до рождения Эрики на бременской ярмарке, скоро начал булькать и шкворчать. Эрика залезла на стул и вынула из буфета чашки. Свою маленькую, с рисунком цветов. И большую зеленую бабушкину.
Спустившись, Эрика поставила чашки рядом. Положила в свою три ложки сахара. Сахар бабушка держала только для гостей, у нее была такая болезнь, что ее нельзя было сладкого.
А вот патер Ладвиг наоборот, жить не мог без сладкого. Чай он пил приторный, аж противно. И всегда носил с собой пригоршню тянучек. Если не случалось поблизости детей, все съедал он сам.
– Милая, положи мне шесть ложек, – попросила бабушка Грета.
– Бабуля, ты что? Тебе же нельзя.
– Эрика, делай, что тебе говорят, – строго сказала бабушка. – Ты совершенно неуемная сегодня.
– Бабушка!
– Помолчи, – сказала бабушка Грета другим тоном. – Кто-то ходит за стеной.
Тишина. Булькает вода в чайнике, и шипит газ, перетекая из баллона в печку.
– Я ничего не слышу, – прошептала Эрика.
Бабушка поднесла палец к губам. Повернула голову боком к стене.
Эрика очень удивилась. Из-под чепца торчало бабушкино ухо. Оно выглядело очень большим. Как и ноготь на прижатом к губам пальце. Эрика потерла глаза кулачками. Ничего не изменилось.
«Бабушка Грета, а что у тебя с ухом? И с пальцем?», – хотела спросить Эрика. Было очень страшно от этих неслышных шагов за стеной.
Хлопнула входная дверь.
– Бабушка, это Рудольф! – радостно закричала Эрика. Ей стало стыдно, что она такая трусиха.
Стыд тут же сменился обидой. Охотник совсем не обратил на нее внимания, даже не глянул в ее сторону.
Он прошагал на середину комнаты. В левой руке у него была собачья цепь с порванным ошейником. В правой черная тряпка.
Ружье по имени Волчий Убийца, без всякого футляра, висело у охотника на плече.
– Я нашел это возле стены дома, с обратной стороны, – сказал Рудольф.
И кинул цепь на пол. Эрика увидела, что там, где цепь крепилась к будке, ее звенья разорваны. С какой же силой надо было дернуть?
– Мне кажется, что кто-то убил вашу собаку. А затем использовал цепь, как пращу, чтобы зашвырнуть труп в лес. Этот кто-то не мог войти в дом, пока его охраняла собака с «глазами ангела»
«Глаза ангела». Белые круги вокруг глаз на черной морде Нины. Бабушка говорила, что они отпугивают всякую нечисть. Мама всегда смеялась над ней.
– Но он все-таки вошел. Потому что в сарае лежало вот это.
Разворачиваясь, черная тряпка упала поверх цепи. Ряса священника. Порванная пополам сверху донизу.
– Он очень торопился ее снять, – сказал Рудольф Вольфбейн, охотник на оборотней.
– Бабушка! – закричала Эрика. – Бабушка, надо скорее уходить! Он прячется в доме!
Бабушка Грета покачивалась в кресле туда-сюда не сводя с охотника широко распахнутых глаз. Она казалась бы спящей, если бы не выкаченные желтоватые белки и черные озера зрачков.
«Наверное, бабушка очень испугалась», – подумала Эрика. Она шагнула к бабушке, чтобы ее успокоить. Сказать, что все будет хорошо, Рудольф их защитит.
– Эрика остановись, – сказал охотник так, что не послушаться было нельзя. – Он не прячется в доме. Иди ко мне.
– А где же он?
Из-под пледа, укрывающего бабушку Грету, донеслось громкое урчание, заглушившее даже чайник. Только сейчас Эрика заметила, как вздулся живот бабушки.
– Эрика, иди ко мне, – сказала бабушка густым, чужим голосом. – Не слушай этого бродягу милая. Иди к бабушке Гретхен.
Бабушка протянула к Эрике огромные, распухающие на глазах ладони. И начала вставать с кресла.
– Беги Эрика! – крикнул Рудольф. – Беги!
Она не успела.
То, что представлялось бабушкой Гретхен, прыгнуло через всю комнату, опрокидывая стол! Ему не помешал даже огромный болтающийся у самых коленей живот. Бабушкино платье задралось на нем, обнажая мертвенно-бледную кожу с синей паутиной вен.
К этому ужасному булькающему бурдюку оно прижало Эрику, сжимая ее горло необычайно сильной ладонью. Свободной рукой оно погрозило Рудольфу указательным пальцем.
– Охотничек! – в бабушкином горле толкались, мешая друг другу, целых три голоса. В одном из них узнавался австрийский выговор патера Ладвига. Третий, глухой и скрипучий Эрика не знала. – Вот и встретились. Опять ты опаздываешь.
– Отпусти девочку, – глаза Рудольфа смотрели на Эрику поверх ствола Волчьего Убийцы.
В них была усталость бессонных ночей. Долгого ожидания. Нескончаемой погони.
– Отпустить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
– Нина, Нина, – позвала Эрика.
Но овчарки нигде не было видно. «Наверное, опять спит», – решила девочка. И толкнула дверь, входя в дом.
– Здравствуй, бабушка!
– Эрика, милая, – бабушка наклонилась из кресла, обняла ее. – Ну, наконец-то. Я думала ты уже совсем забыла свою бабушку Гретхен.
– Нет, бабушка, что ты, – Эрика выкрутилась из бабушкиных рук, пахнущих мятой. – Знаешь, кого я встретила по дороге?
– Кого, милая?
– Ох… одного человека. – Эрика вовремя вспомнила про игру, которую придумал Рудольф.
Условием игры было – не рассказывать про охотника, если патер Ладвиг в гостях у бабушки.
Священника здесь не было. Если он еще не приходил, рассказывать было нельзя. Но если он уже ушел, то можно. А рассказать так хотелось!
– Какого человека? – спросила бабушка, покачиваясь в кресле.
Отложив вязание в сторону, она сложила ладони поверх пледа.
– Патера Ладвига, – нашлась Эрика. – Он к тебе еще не заходил?
Надо же, и врать не пришлось. Все-таки она ужасно находчивая.
– Был и уже ушел, – сказала бабушка. – Даже чаю не выпил. Вечно он куда-то спешит, наш патер
Эрика тут же обрадовалась и огорчилась.
Огорчилась, что игра закончилась, даже не начавшись. Теперь ей не надо подавать тайный сигнал Рудольфу, если патер Ладвиг в доме.
А обрадовалась возможности рассказать бабушке Грете про сероглазого охотника.
– Охотник? Вервольфы? Милая, никаких вервольфов не бывает, – бабушка покачала головой в белом чепце. – Нельзя же слушать, что тебе рассказывают всякие бродяги.
– Он не бродяга!
– Бродяга, а кто же еще? Ходит по лесу, пугает маленьких девочек.
– Бабушка, он меня не пугал.
– Надо будет сказать матери, чтобы пожаловалась полицмейстеру. И заперла тебя дома на пару дней.
Эрике хотелось расплакаться. Ну почему, почему взрослые всегда все портят? Никакой Рудольф не бродяга! И не надо ничего рассказывать толстому уродливому полицмейстеру!
– Милая, а теперь сделай, пожалуйста, бабушке чай, – попросила бабушка Грета. – Вскипяти чайник и завари. Справишься?
– Конечно, бабушка.
Эрика шмыгнула носом. И, нарочно пришаркивая ногами, как бабушке не нравилось, поплелась к печке.
От обиды она даже забыла, что Рудольф ждет хоть какого-то ее знака, спрятавшись в зарослях.
Пузатый бабушкин чайник, купленный еще до рождения Эрики на бременской ярмарке, скоро начал булькать и шкворчать. Эрика залезла на стул и вынула из буфета чашки. Свою маленькую, с рисунком цветов. И большую зеленую бабушкину.
Спустившись, Эрика поставила чашки рядом. Положила в свою три ложки сахара. Сахар бабушка держала только для гостей, у нее была такая болезнь, что ее нельзя было сладкого.
А вот патер Ладвиг наоборот, жить не мог без сладкого. Чай он пил приторный, аж противно. И всегда носил с собой пригоршню тянучек. Если не случалось поблизости детей, все съедал он сам.
– Милая, положи мне шесть ложек, – попросила бабушка Грета.
– Бабуля, ты что? Тебе же нельзя.
– Эрика, делай, что тебе говорят, – строго сказала бабушка. – Ты совершенно неуемная сегодня.
– Бабушка!
– Помолчи, – сказала бабушка Грета другим тоном. – Кто-то ходит за стеной.
Тишина. Булькает вода в чайнике, и шипит газ, перетекая из баллона в печку.
– Я ничего не слышу, – прошептала Эрика.
Бабушка поднесла палец к губам. Повернула голову боком к стене.
Эрика очень удивилась. Из-под чепца торчало бабушкино ухо. Оно выглядело очень большим. Как и ноготь на прижатом к губам пальце. Эрика потерла глаза кулачками. Ничего не изменилось.
«Бабушка Грета, а что у тебя с ухом? И с пальцем?», – хотела спросить Эрика. Было очень страшно от этих неслышных шагов за стеной.
Хлопнула входная дверь.
– Бабушка, это Рудольф! – радостно закричала Эрика. Ей стало стыдно, что она такая трусиха.
Стыд тут же сменился обидой. Охотник совсем не обратил на нее внимания, даже не глянул в ее сторону.
Он прошагал на середину комнаты. В левой руке у него была собачья цепь с порванным ошейником. В правой черная тряпка.
Ружье по имени Волчий Убийца, без всякого футляра, висело у охотника на плече.
– Я нашел это возле стены дома, с обратной стороны, – сказал Рудольф.
И кинул цепь на пол. Эрика увидела, что там, где цепь крепилась к будке, ее звенья разорваны. С какой же силой надо было дернуть?
– Мне кажется, что кто-то убил вашу собаку. А затем использовал цепь, как пращу, чтобы зашвырнуть труп в лес. Этот кто-то не мог войти в дом, пока его охраняла собака с «глазами ангела»
«Глаза ангела». Белые круги вокруг глаз на черной морде Нины. Бабушка говорила, что они отпугивают всякую нечисть. Мама всегда смеялась над ней.
– Но он все-таки вошел. Потому что в сарае лежало вот это.
Разворачиваясь, черная тряпка упала поверх цепи. Ряса священника. Порванная пополам сверху донизу.
– Он очень торопился ее снять, – сказал Рудольф Вольфбейн, охотник на оборотней.
– Бабушка! – закричала Эрика. – Бабушка, надо скорее уходить! Он прячется в доме!
Бабушка Грета покачивалась в кресле туда-сюда не сводя с охотника широко распахнутых глаз. Она казалась бы спящей, если бы не выкаченные желтоватые белки и черные озера зрачков.
«Наверное, бабушка очень испугалась», – подумала Эрика. Она шагнула к бабушке, чтобы ее успокоить. Сказать, что все будет хорошо, Рудольф их защитит.
– Эрика остановись, – сказал охотник так, что не послушаться было нельзя. – Он не прячется в доме. Иди ко мне.
– А где же он?
Из-под пледа, укрывающего бабушку Грету, донеслось громкое урчание, заглушившее даже чайник. Только сейчас Эрика заметила, как вздулся живот бабушки.
– Эрика, иди ко мне, – сказала бабушка густым, чужим голосом. – Не слушай этого бродягу милая. Иди к бабушке Гретхен.
Бабушка протянула к Эрике огромные, распухающие на глазах ладони. И начала вставать с кресла.
– Беги Эрика! – крикнул Рудольф. – Беги!
Она не успела.
То, что представлялось бабушкой Гретхен, прыгнуло через всю комнату, опрокидывая стол! Ему не помешал даже огромный болтающийся у самых коленей живот. Бабушкино платье задралось на нем, обнажая мертвенно-бледную кожу с синей паутиной вен.
К этому ужасному булькающему бурдюку оно прижало Эрику, сжимая ее горло необычайно сильной ладонью. Свободной рукой оно погрозило Рудольфу указательным пальцем.
– Охотничек! – в бабушкином горле толкались, мешая друг другу, целых три голоса. В одном из них узнавался австрийский выговор патера Ладвига. Третий, глухой и скрипучий Эрика не знала. – Вот и встретились. Опять ты опаздываешь.
– Отпусти девочку, – глаза Рудольфа смотрели на Эрику поверх ствола Волчьего Убийцы.
В них была усталость бессонных ночей. Долгого ожидания. Нескончаемой погони.
– Отпустить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12