.. Адольф представляется мне великолепно сложенным молодым человеком, но не умным, – из тех молодых людей, какие и нужны итальянкам. Ринальдо парит над интригой нам неизвестной, но которая, должно быть, так же сложна, как в какой-нибудь мелодраме Пиксерекура. Впрочем, мы можем вообразить, что Ринальдо проходит где-то в глубине сцены, как персонаж из драм Виктора Гюго.
– А может быть, он-то и есть муж! – воскликнула г-жа де ла Бодрэ.
– Понимаете вы во всем этом хоть что-нибудь? – спросила г-жа Пьедефер у жены председателя суда.
– Это прелесть! – сказала г-жа де ла Бодрэ матери.
У всех сансерцев глаза стали круглые, как пятифранковая монета.
– Читайте же, прошу вас, – сказала г-жа де ла Бодрэ.
Лусто продолжал:
216
ОЛИМПИЯ,
– Ваш ключ!..
– Вы потеряли его?
– Он в роще…
– Бежим…
– Не захватил ли его кардинал?..
– Нет… Вот он…
– Какой опасности мы избегли!
Олимпия взглянула на ключ, ей показалось, что это ее собственный ключ; но Ринальдо его подменил; хитрость его удалась, – теперь он владел настоящим ключом. Современный Картуш39, он столь же был ловок, сколь храбр, и, подозревая, что только громадные сокровища могут заставить герцогиню всегда носить на поясе!
– Ну-ка поищем!.. – вскричал Лусто. – Следующей нечетной страницы здесь нет. – Рассеять наше недоумение может только страница двести двенадцатая.
212
ОЛИМПИЯ,
– Что, если б ключ потерялся!
– Он бы умер…
– Умер! Вы должны были бы снизойти к последней просьбе, с которой он обратился к вам, и дать ему свободу при условии, что…
– Вы его не знаете…
– Однако…
– Молчи. Я взяла тебя в любовники, а не в духовники…
Адольф умолк.
– Дальше изображен амур на скачущей козочке – виньетка, рисованная Норманом40, гравированная Дюпла…41 О! Вот и имена, – сказал Лусто.
– А что же дальше? – спросили те слушатели, которые понимали.
– Да ведь глава кончена, – ответил Лусто. – Наличие виньетки полностью меняет мое мнение об авторе. Чтобы во времена Империи добиться гравированной на дереве виньетки, автор должен был быть государственным советником или госпожой Бартелем-Адо, покойным Дефоржем или Севреном.
– «Адольф умолк»… Ага! – сказал Бьяншон. – Значит, герцогине меньше тридцати лет.
– Если это все, придумайте конец! – сказала г-жа де ла Бодрэ.
– Увы, на этом листе оттиск сделан только с одной стороны, – сказал Лусто. – На обороте «верстки», как говорят типографы, или, чтобы вам было понятнее, на обратной стороне листа, где должно было быть оттиснуто продолжение, оказалось несчетное множество разных отпечатков, поэтому он и принадлежит к разряду так называемых «бракованных листов». Так как было бы ужасно долго объяснять вам, в чем заключается непригодность «бракованного листа», проще будет, если я вам скажу, что он так же мало может сохранить на себе след первоначальных двенадцати страниц, тиснутых на нем печатником, как вы не могли бы сохранить и малейшего воспоминания о первом палочном ударе, если бы какой-нибудь паша приговорил вас к ста пятидесяти таких ударов по пяткам.
– У меня прямо в голове мешается, – сказала г-жа Попино-Шандье г-ну Гравье. – Ума не приложу, какой-такой государственный советник, кардинал, ключ и эти отти…
– У вас нет ключа к этой шутке, – сказал г-н Гравье, – но не огорчайтесь, сударыня, у меня его тоже нет.
– Да ведь вот еще лист, – сказал Бьяншон, взглянув на стол, где лежали корректуры.
– Превосходно, – ответил Лусто, – к тому же он цел и исправен! На нем пометка: «IV; 2-е издание». Милостивые государыни, римская цифра IV означает четвертый том; j, десятая буква алфавита, – десятый лист. Таким образом, если только это не хитрость издателя, я считаю доказанным, что роман «Римская месть» в четырех томах, в двенадцатую долю листа, имел успех, раз выдержал два издания. Почитаем же и разгадаем эту загадку:
ИЛИ РИМСКАЯ МЕСТЬ.
217
коридор; но, чувствуя, что его настигают люди герцогини, Ринальдо
– Вот так раз!
– О, – воскликнула г-жа де ла Бодрэ, – между тем обрывком и этой страницей произошли немаловажные события!
– Сударыня, скажите лучше – этим драгоценным «чистым листом». Однако к четвертому ли тому относится оттиск, где герцогиня забыла в роще свои перчатки? Ну бог с ним! Продолжаем!
нашел самым надежным убежищем немедленно спуститься в подземелье, где должны были находиться сокровища дома Браччиано. Легкий, как Камилла латинского поэта,42 он бросился к таинственному входу бань Веспасиана. Уже факелы преследователей освещали за ним стены, когда ловкий Ринальдо благодаря зоркости, которой одарила его природа, обнаружил потайную дверь и быстро скрылся. Ужасная мысль, как молния, когда она рассекает тучи, пронзила душу Ринальдо. Он сам заключил себя в темницу!.. С лихорадочной
– Ах! Этот чистый лист оказывается продолжением обрывка оттиска! Последняя страница обрывка была двести двенадцатая, у нас тут двести семнадцатая! И, право, если тот Ринальдо, который в оттиске крадет у герцогини Олимпии ключ от сокровищ, подменив его более или менее схожим, в этом чистом листе уже попадает во дворец герцогов Браччиано, то роман, по-моему, подходит к какой-то развязке. Я хотел бы, чтоб и вам все стало так же ясно, как мне… На мой взгляд, праздник кончен, оба любовника вернулись во дворец Браччиано, ночь, первый час утра. Ринальдо славное готовит дельце!
– А Адольф? – спросил председатель суда Буаруж, за которым водилась слава любителя вольностей.
– Стиль-то каков! – сказал Бьяншон. – Ринальдо, который нашел убежищем спуститься!..
– Конечно, роман этот напечатан не у Марадана, не у Трейтеля и Вурца и не у Догеро, – сказал Лусто, – у них на жалованье были правщики, просматривавшие корректурные листы, – роскошь, которую должны были бы себе позволить нынешние издатели: нашим авторам это пошло бы на пользу… Должно быть, его написал какой-нибудь торгаш с набережной…
– С какой набережной? – обратилась одна дама к своей соседке. – Ведь говорилось про бани…
– Продолжайте, – сказала г-жа де ла Бодрэ.
– Во всяком случае, автор – не государственный советник, – заметил Бьяншон.
– А может быть, это написано госпожой Адо? – сказал Лусто.
– При чем еще тут госпожа Адо, наша дама-благотворительница? – спросила жена председателя суда у сына.
– Эта госпожа Адо, любезный друг, – отвечала ей хозяйка дома, – была женщина-писательница, жившая во времена Консульства…
– Как? Разве женщины писали при императоре? – спросила г-жа Попино-Шандье.
– А госпожа де Жанлис43, а госпожа де Сталь? – ответил прокурор, обидевшись за Дину.
– О!
– Продолжайте, пожалуйста, – обратилась г-жа де ла Бодрэ к Лусто.
Лусто вновь начал чтение, объявив: «Страница двести восемнадцатая!»
218
ОЛИМПИЯ,
поспешностью он ощупал стену и испустил крик отчаяния, когда поиски следов секретной пружины оказались тщетны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– А может быть, он-то и есть муж! – воскликнула г-жа де ла Бодрэ.
– Понимаете вы во всем этом хоть что-нибудь? – спросила г-жа Пьедефер у жены председателя суда.
– Это прелесть! – сказала г-жа де ла Бодрэ матери.
У всех сансерцев глаза стали круглые, как пятифранковая монета.
– Читайте же, прошу вас, – сказала г-жа де ла Бодрэ.
Лусто продолжал:
216
ОЛИМПИЯ,
– Ваш ключ!..
– Вы потеряли его?
– Он в роще…
– Бежим…
– Не захватил ли его кардинал?..
– Нет… Вот он…
– Какой опасности мы избегли!
Олимпия взглянула на ключ, ей показалось, что это ее собственный ключ; но Ринальдо его подменил; хитрость его удалась, – теперь он владел настоящим ключом. Современный Картуш39, он столь же был ловок, сколь храбр, и, подозревая, что только громадные сокровища могут заставить герцогиню всегда носить на поясе!
– Ну-ка поищем!.. – вскричал Лусто. – Следующей нечетной страницы здесь нет. – Рассеять наше недоумение может только страница двести двенадцатая.
212
ОЛИМПИЯ,
– Что, если б ключ потерялся!
– Он бы умер…
– Умер! Вы должны были бы снизойти к последней просьбе, с которой он обратился к вам, и дать ему свободу при условии, что…
– Вы его не знаете…
– Однако…
– Молчи. Я взяла тебя в любовники, а не в духовники…
Адольф умолк.
– Дальше изображен амур на скачущей козочке – виньетка, рисованная Норманом40, гравированная Дюпла…41 О! Вот и имена, – сказал Лусто.
– А что же дальше? – спросили те слушатели, которые понимали.
– Да ведь глава кончена, – ответил Лусто. – Наличие виньетки полностью меняет мое мнение об авторе. Чтобы во времена Империи добиться гравированной на дереве виньетки, автор должен был быть государственным советником или госпожой Бартелем-Адо, покойным Дефоржем или Севреном.
– «Адольф умолк»… Ага! – сказал Бьяншон. – Значит, герцогине меньше тридцати лет.
– Если это все, придумайте конец! – сказала г-жа де ла Бодрэ.
– Увы, на этом листе оттиск сделан только с одной стороны, – сказал Лусто. – На обороте «верстки», как говорят типографы, или, чтобы вам было понятнее, на обратной стороне листа, где должно было быть оттиснуто продолжение, оказалось несчетное множество разных отпечатков, поэтому он и принадлежит к разряду так называемых «бракованных листов». Так как было бы ужасно долго объяснять вам, в чем заключается непригодность «бракованного листа», проще будет, если я вам скажу, что он так же мало может сохранить на себе след первоначальных двенадцати страниц, тиснутых на нем печатником, как вы не могли бы сохранить и малейшего воспоминания о первом палочном ударе, если бы какой-нибудь паша приговорил вас к ста пятидесяти таких ударов по пяткам.
– У меня прямо в голове мешается, – сказала г-жа Попино-Шандье г-ну Гравье. – Ума не приложу, какой-такой государственный советник, кардинал, ключ и эти отти…
– У вас нет ключа к этой шутке, – сказал г-н Гравье, – но не огорчайтесь, сударыня, у меня его тоже нет.
– Да ведь вот еще лист, – сказал Бьяншон, взглянув на стол, где лежали корректуры.
– Превосходно, – ответил Лусто, – к тому же он цел и исправен! На нем пометка: «IV; 2-е издание». Милостивые государыни, римская цифра IV означает четвертый том; j, десятая буква алфавита, – десятый лист. Таким образом, если только это не хитрость издателя, я считаю доказанным, что роман «Римская месть» в четырех томах, в двенадцатую долю листа, имел успех, раз выдержал два издания. Почитаем же и разгадаем эту загадку:
ИЛИ РИМСКАЯ МЕСТЬ.
217
коридор; но, чувствуя, что его настигают люди герцогини, Ринальдо
– Вот так раз!
– О, – воскликнула г-жа де ла Бодрэ, – между тем обрывком и этой страницей произошли немаловажные события!
– Сударыня, скажите лучше – этим драгоценным «чистым листом». Однако к четвертому ли тому относится оттиск, где герцогиня забыла в роще свои перчатки? Ну бог с ним! Продолжаем!
нашел самым надежным убежищем немедленно спуститься в подземелье, где должны были находиться сокровища дома Браччиано. Легкий, как Камилла латинского поэта,42 он бросился к таинственному входу бань Веспасиана. Уже факелы преследователей освещали за ним стены, когда ловкий Ринальдо благодаря зоркости, которой одарила его природа, обнаружил потайную дверь и быстро скрылся. Ужасная мысль, как молния, когда она рассекает тучи, пронзила душу Ринальдо. Он сам заключил себя в темницу!.. С лихорадочной
– Ах! Этот чистый лист оказывается продолжением обрывка оттиска! Последняя страница обрывка была двести двенадцатая, у нас тут двести семнадцатая! И, право, если тот Ринальдо, который в оттиске крадет у герцогини Олимпии ключ от сокровищ, подменив его более или менее схожим, в этом чистом листе уже попадает во дворец герцогов Браччиано, то роман, по-моему, подходит к какой-то развязке. Я хотел бы, чтоб и вам все стало так же ясно, как мне… На мой взгляд, праздник кончен, оба любовника вернулись во дворец Браччиано, ночь, первый час утра. Ринальдо славное готовит дельце!
– А Адольф? – спросил председатель суда Буаруж, за которым водилась слава любителя вольностей.
– Стиль-то каков! – сказал Бьяншон. – Ринальдо, который нашел убежищем спуститься!..
– Конечно, роман этот напечатан не у Марадана, не у Трейтеля и Вурца и не у Догеро, – сказал Лусто, – у них на жалованье были правщики, просматривавшие корректурные листы, – роскошь, которую должны были бы себе позволить нынешние издатели: нашим авторам это пошло бы на пользу… Должно быть, его написал какой-нибудь торгаш с набережной…
– С какой набережной? – обратилась одна дама к своей соседке. – Ведь говорилось про бани…
– Продолжайте, – сказала г-жа де ла Бодрэ.
– Во всяком случае, автор – не государственный советник, – заметил Бьяншон.
– А может быть, это написано госпожой Адо? – сказал Лусто.
– При чем еще тут госпожа Адо, наша дама-благотворительница? – спросила жена председателя суда у сына.
– Эта госпожа Адо, любезный друг, – отвечала ей хозяйка дома, – была женщина-писательница, жившая во времена Консульства…
– Как? Разве женщины писали при императоре? – спросила г-жа Попино-Шандье.
– А госпожа де Жанлис43, а госпожа де Сталь? – ответил прокурор, обидевшись за Дину.
– О!
– Продолжайте, пожалуйста, – обратилась г-жа де ла Бодрэ к Лусто.
Лусто вновь начал чтение, объявив: «Страница двести восемнадцатая!»
218
ОЛИМПИЯ,
поспешностью он ощупал стену и испустил крик отчаяния, когда поиски следов секретной пружины оказались тщетны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53