Дворецкий говорит, что в пять часов Рэнт писал письма в игральной комнате.
Он мог бы выбраться из дому через оранжерею после того, как достал перчатки, и вернуться тем же самым путем, но никто не видел, как он входил или выходил. Другая трудность - это расписка на траве.
Возможно ли, что он оставил ее там после того, как вздернул Сторса? Мог бы, если бы что-то вызвало у него панику, но он не производит впечатления паникера. Поймите, я вовсе не пытаюсь отмазать Рэнта.
Просто показываю, с чем мы столкнулись. Лично мне Рэнт представляется наиболее вероятным кандидатом в убийцы. А как это представляется вам, инспектор?
Кремер пробормотал, не вынимая сигары изо рта:
- А никак. Кто сделал это, замел все следы. Дело тухлое. Или вы повесите убийство на Рэнта, или ищите другие мотивы где угодно. Но если даже это Рэнт и вы двинете в суд с тем, что у вас есть, то присяжные даже не удалятся для совещания. А вот вам придется уносить ноги. Кстати, я вам не говорил?
Один из моих людей накрыл секретаршу Сторса на Лонг-Бич, и она сказала, что ничего не слышала из разговора Сторса с Циммерманом тем утром и никто другой тоже не слышал.
Шервуд кивнул:
- Да, мне звонили из вашей конторы. - Он искоса посмотрел на Брисендена. - Полковник допрашивал Циммермана в управлении сегодня днем, пытался его расколоть. Без крайних мер, так, на измор.
Но тот только еще больше замкнулся. Он из образованных ослов, хуже их нет.
Брисенден проворчал:
- Надо было его упечь в каталажку. Чертов вьюн!
- Не согласен. Подождем до завтра. Если он не разговорится, сунем его за решетку. Правильно, Эд?
- А куда денешься? - глубокомысленно рассудил генеральный прокурор. - Я думаю, вы вели себя достаточно деликатно, Дэн. Эти люди, за исключением Рэнта, не того сорта, чтобы их брать за жабры. Но убийство есть убийство, и заговорить им придется.
Да, в деле замешана женщина. - Он облизал губы.
Кремер кивнул в сторону стола:
- Эти перчатки, - они лежали на столе, - вы примеряли их всем?
- Да. Циммерману они велики, Чишолму малы, но подходят всем. - Шервуд вздохнул. - Говорю вам, инспектор, вашими же словами: дело тухлое.
Буду вам признателен, если вы завтра утром нагрянете к нам и копнете сами. Ну, давайте еще раз глянем на диаграмму…
Мэгвайр из Бриджпорта закрыл глаза.
На Берчхевен опустилась ночь, неся мир и покой, правда, и то и другое находилось под неусыпной охраной. У выезда из имения стоял мотоцикл, прислоненный к огромной гранитной арке ворот, патрульный дежурил на обочине дороги, прохаживаясь время от времени, чтобы не заснуть. Пониже у пруда с рыбками, шагах в тридцати от входа на лужайку, под кизилом, стоял еще один патрульный. Он был здесь не на посту: он и его коллега, который в данный момент сидел на стуле возле теннисного корта и выковыривал камешек из ботинка, патрулировали имение. В доме Белден запер входную дверь в десять, как обычно, но дверь на главную террасу только притворил, потому что там находился патрульный. Тот перед этим сидел, скорчившись на неудобном стуле в прихожей, а сейчас вышел за сигаретой на террасу, потянулся, чтобы размять мускулы, и выглянул наружу, в темноту. Если бы он прислушался, когда был в прихожей, то различил бы едва слышные звуки голосов в студии.
Точнее сказать, одного голоса. Говорил в основном Джордж Лео Рэнт. После обеда, который был точной копией ленча, то есть таким же унылым, он, умело маневрируя, действуя с изумительной ловкостью, увел миссис Сторс из столовой, провел в боковой холл, не дав ей опомниться, а оттуда в студию.
Это был с его стороны ход дерзкий и хорошо продуманный: выбрать студию как арену предстоящей схватки. Во всем доме не нашлось бы комнаты, так тесно связанной с жизнью ее мужа, где еще витал его дух, если только он вообще где-либо витал. Этим Рэнт как бы говорил ей: «Давайте побудем здесь, где ваш муж может слышать нас, я бросил ему вызов при жизни, не буду уклоняться и после смерти».
Теперь, к десяти часам, ему удалось пробить первую брешь в обороне. Она слушала его без особого внимания, но и не перебивала, не протестовала. От лампы в коридоре падал тусклый свет, миссис Сторс сидела на диване возле радиоприемника, сложив руки на коленях, плечи у нее поникли, глаза смотрели из-под полуопущенных век. Рэнт стоял футах в десяти от нее, в грациозной позе, на туранском ковре, который однажды Пи Эл Сторс привез из Персии. Ему легче было говорить стоя…
- Но это не в интересах тех, кому недоступно понимание. А непонимание - это один из самых распространенных недостатков. Шива ни от кого не требует, чтобы его понимали. Нет обряда в древней или современной Шакти, который можно объяснить только разумом. Три ступени: размышление, восприятие и погружение. Мы не в силах понять то, что обожаем. Три наполнения: дисперсия, проникновение, гомоузия. Второе может быть достигнуто только через посредство первого. Третье недостижимо, пока первые два не достигнут совершенства. Три жертвы: я, мое я, я сам. Частицы личности, осколки незавершенного. Целое предполагает и требует бесконечности. Другого пути к славе нет. Нет другого пути, чтобы войти в вечный цикл, кроме рассеяния личности на бесконечные disjecta membra, кроме следования за бесконечными лучами к пульсирующему центру всемирной плоти…
Отступница на диване взмахнула руками и снова сложила их на коленях, сделавшись неподвижнее изваяния.
- …в движении, которое не прекращается никогда. Обряды Восточной Шакти требуют духовного распада только в качестве прелюдии к смирению и восстановлению души, они выше физического разрушения и более не требуют жертв в древних храмах. Я, Джордж Лео Рэнт, священник, верховный жрец и буддийский монах, и я взываю из вечного цикла, в который вошел…
Патрульный в приемной мог бы услышать бормотание, если бы только полностью замер и затаил дыхание.
Наверху, в своей комнате, двери которой выходили в самый конец холла, Джэнет Сторс сидела за своим столом из бразильского кедра перед стопкой чистых листков бумаги, с ручкой в руке. Раньше она всегда писала карандашом, когда сочиняла, чтобы легче было стирать, но два года назад перешла на ручку. И вот почему: если ее виршам суждено стать известными когда-либо, то намного лучше для потомков писать их чернилами. Она еще не успела переодеться ко сну, скинула только туфли и надела шлепанцы. Глаза ее не отрывались от занавески на окне, но она ничего не видела, так как всматривалась в себя. Наконец она глубоко вздохнула и бросила взгляд на стопку бумаги.
Если молвлю тебе, мое сердце мертво,
И застыла кровь, даже боли нет;
Я как призрак в ночи, и рассвет
Набредет на меня и свое естество
Мне на плечи накинет как плед.
Дрожь отчаяния прошла по ее телу. Она подумала: «Бесполезно, я не смогу закончить это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Он мог бы выбраться из дому через оранжерею после того, как достал перчатки, и вернуться тем же самым путем, но никто не видел, как он входил или выходил. Другая трудность - это расписка на траве.
Возможно ли, что он оставил ее там после того, как вздернул Сторса? Мог бы, если бы что-то вызвало у него панику, но он не производит впечатления паникера. Поймите, я вовсе не пытаюсь отмазать Рэнта.
Просто показываю, с чем мы столкнулись. Лично мне Рэнт представляется наиболее вероятным кандидатом в убийцы. А как это представляется вам, инспектор?
Кремер пробормотал, не вынимая сигары изо рта:
- А никак. Кто сделал это, замел все следы. Дело тухлое. Или вы повесите убийство на Рэнта, или ищите другие мотивы где угодно. Но если даже это Рэнт и вы двинете в суд с тем, что у вас есть, то присяжные даже не удалятся для совещания. А вот вам придется уносить ноги. Кстати, я вам не говорил?
Один из моих людей накрыл секретаршу Сторса на Лонг-Бич, и она сказала, что ничего не слышала из разговора Сторса с Циммерманом тем утром и никто другой тоже не слышал.
Шервуд кивнул:
- Да, мне звонили из вашей конторы. - Он искоса посмотрел на Брисендена. - Полковник допрашивал Циммермана в управлении сегодня днем, пытался его расколоть. Без крайних мер, так, на измор.
Но тот только еще больше замкнулся. Он из образованных ослов, хуже их нет.
Брисенден проворчал:
- Надо было его упечь в каталажку. Чертов вьюн!
- Не согласен. Подождем до завтра. Если он не разговорится, сунем его за решетку. Правильно, Эд?
- А куда денешься? - глубокомысленно рассудил генеральный прокурор. - Я думаю, вы вели себя достаточно деликатно, Дэн. Эти люди, за исключением Рэнта, не того сорта, чтобы их брать за жабры. Но убийство есть убийство, и заговорить им придется.
Да, в деле замешана женщина. - Он облизал губы.
Кремер кивнул в сторону стола:
- Эти перчатки, - они лежали на столе, - вы примеряли их всем?
- Да. Циммерману они велики, Чишолму малы, но подходят всем. - Шервуд вздохнул. - Говорю вам, инспектор, вашими же словами: дело тухлое.
Буду вам признателен, если вы завтра утром нагрянете к нам и копнете сами. Ну, давайте еще раз глянем на диаграмму…
Мэгвайр из Бриджпорта закрыл глаза.
На Берчхевен опустилась ночь, неся мир и покой, правда, и то и другое находилось под неусыпной охраной. У выезда из имения стоял мотоцикл, прислоненный к огромной гранитной арке ворот, патрульный дежурил на обочине дороги, прохаживаясь время от времени, чтобы не заснуть. Пониже у пруда с рыбками, шагах в тридцати от входа на лужайку, под кизилом, стоял еще один патрульный. Он был здесь не на посту: он и его коллега, который в данный момент сидел на стуле возле теннисного корта и выковыривал камешек из ботинка, патрулировали имение. В доме Белден запер входную дверь в десять, как обычно, но дверь на главную террасу только притворил, потому что там находился патрульный. Тот перед этим сидел, скорчившись на неудобном стуле в прихожей, а сейчас вышел за сигаретой на террасу, потянулся, чтобы размять мускулы, и выглянул наружу, в темноту. Если бы он прислушался, когда был в прихожей, то различил бы едва слышные звуки голосов в студии.
Точнее сказать, одного голоса. Говорил в основном Джордж Лео Рэнт. После обеда, который был точной копией ленча, то есть таким же унылым, он, умело маневрируя, действуя с изумительной ловкостью, увел миссис Сторс из столовой, провел в боковой холл, не дав ей опомниться, а оттуда в студию.
Это был с его стороны ход дерзкий и хорошо продуманный: выбрать студию как арену предстоящей схватки. Во всем доме не нашлось бы комнаты, так тесно связанной с жизнью ее мужа, где еще витал его дух, если только он вообще где-либо витал. Этим Рэнт как бы говорил ей: «Давайте побудем здесь, где ваш муж может слышать нас, я бросил ему вызов при жизни, не буду уклоняться и после смерти».
Теперь, к десяти часам, ему удалось пробить первую брешь в обороне. Она слушала его без особого внимания, но и не перебивала, не протестовала. От лампы в коридоре падал тусклый свет, миссис Сторс сидела на диване возле радиоприемника, сложив руки на коленях, плечи у нее поникли, глаза смотрели из-под полуопущенных век. Рэнт стоял футах в десяти от нее, в грациозной позе, на туранском ковре, который однажды Пи Эл Сторс привез из Персии. Ему легче было говорить стоя…
- Но это не в интересах тех, кому недоступно понимание. А непонимание - это один из самых распространенных недостатков. Шива ни от кого не требует, чтобы его понимали. Нет обряда в древней или современной Шакти, который можно объяснить только разумом. Три ступени: размышление, восприятие и погружение. Мы не в силах понять то, что обожаем. Три наполнения: дисперсия, проникновение, гомоузия. Второе может быть достигнуто только через посредство первого. Третье недостижимо, пока первые два не достигнут совершенства. Три жертвы: я, мое я, я сам. Частицы личности, осколки незавершенного. Целое предполагает и требует бесконечности. Другого пути к славе нет. Нет другого пути, чтобы войти в вечный цикл, кроме рассеяния личности на бесконечные disjecta membra, кроме следования за бесконечными лучами к пульсирующему центру всемирной плоти…
Отступница на диване взмахнула руками и снова сложила их на коленях, сделавшись неподвижнее изваяния.
- …в движении, которое не прекращается никогда. Обряды Восточной Шакти требуют духовного распада только в качестве прелюдии к смирению и восстановлению души, они выше физического разрушения и более не требуют жертв в древних храмах. Я, Джордж Лео Рэнт, священник, верховный жрец и буддийский монах, и я взываю из вечного цикла, в который вошел…
Патрульный в приемной мог бы услышать бормотание, если бы только полностью замер и затаил дыхание.
Наверху, в своей комнате, двери которой выходили в самый конец холла, Джэнет Сторс сидела за своим столом из бразильского кедра перед стопкой чистых листков бумаги, с ручкой в руке. Раньше она всегда писала карандашом, когда сочиняла, чтобы легче было стирать, но два года назад перешла на ручку. И вот почему: если ее виршам суждено стать известными когда-либо, то намного лучше для потомков писать их чернилами. Она еще не успела переодеться ко сну, скинула только туфли и надела шлепанцы. Глаза ее не отрывались от занавески на окне, но она ничего не видела, так как всматривалась в себя. Наконец она глубоко вздохнула и бросила взгляд на стопку бумаги.
Если молвлю тебе, мое сердце мертво,
И застыла кровь, даже боли нет;
Я как призрак в ночи, и рассвет
Набредет на меня и свое естество
Мне на плечи накинет как плед.
Дрожь отчаяния прошла по ее телу. Она подумала: «Бесполезно, я не смогу закончить это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61