Его тяжелая рука, налегая на мое плечо, будто вытесняла из меня дух сопротивления. Я поддался настолько, что попробовал смягчить его просьбами.
— О, папа! Папа, — вскричал я, — не разлучайте меня с Мери! Посмотрите, как она хороша и добра! Она сделала мне флаг для моей лодки. Позвольте мне приходить сюда и видеться с ней время от времени. Я не могу жить без нее.
Я не имел возможности сказать более. Моя бедненькая Мери зарыдала. И ее слезы, и мои мольбы не оказали никакого влияния на моего отца.
— Выбирай одно из двух, — сказал он. — Если добровольно не пойдешь со мной, то вынудишь меня увести тебя силой. Я намерен разлучить тебя с девочкой Дермоди.
— Ни вы, ни кто-либо из людей не в состоянии разлучить их, — произнес голос позади нас. — Отрешитесь от этой мысли, господин, пока еще не поздно.
Отец быстро оглянулся и увидел бабушку Дермоди, глядевшую на него при ярком свете окна. В начале спора она отступила назад в угол за очагом. Там она и оставалась, выжидая время, чтобы заговорить, пока последняя угроза отца не вызвала ее из тайного убежища.
Они глядели с минуту друг на друга. Отец, по-видимому, считал ниже своего достоинства возражать ей. Он продолжал говорить мне.
— — Я медленно стану считать до трех, — начал он. — Прежде чем я скажу три, ты должен решиться исполнить мою волю или подвергнуться позору, когда тебя уведут силой.
— Ведите его куда хотите, — вмешалась бабушка Дермоди, — он все-таки на пути к браку с моей внучкой.
— А я где буду, с вашего позволения? — не выдержал, чтобы не возразить отец, задетый за живое.
Ответ последовал мгновенно и в следующих страшных словах:
— Бы будете на пути к разорению и смерти!
Отец отвернулся от прорицательницы с улыбкой презрения.
— Раз! — начал он считать.
Я стиснул зубы и обвил Мери обеими руками. Я наследовал отчасти его нрав, и ему предстояло теперь удостовериться в этом.
— Два! — продолжал отец, подождав немного.
Мери приложила дрожащие губы к моему уху и шепнула:
— Пусти меня, Джордж! Я не могу видеть этого. О! Посмотри, как он хмурится! Я знаю, он будет бить тебя!
Отец поднял указательный палец для предварительного предостережения перед тем, как произнес: три!
— Постойте! — вскричала бабушка Дермоди. Отец оглянулся на нее с насмешливым изумлением.
— Позвольте узнать.., вы что-нибудь особенное желаете сообщить мне? — спросил он.
— Человек! — возразила сивилла. — Ты говоришь легкомысленно! Разве я говорю с тобой шутя? Предупреждаю тебя, преклони свою нечестивую волю перед волею могущественнее твоей. Духи этих детей родственны. Они соединены в этой жизни и навек. Пусть их разделят земля и море — они все-таки останутся вместе, они будут сообщаться видениями, они будут открываться друг другу в снах. Сколько ни связывать их земными узами, хотя бы женить со временем твоего сына на другой и выдать мою внучку за другого, все будет напрасно! Говорю тебе, все будет напрасно! Можешь осудить их на страдание, можешь вынудить к греху — все равно, день их союза предопределен на небесах. Он настанет! Он настанет! Покорись, пока в твоей власти покориться. Ты человек осужденный. Я вижу тень бедствия, вижу печать смерти на твоем челе. Пусть эти посвященные вместе идут по мрачным стезям мира сего, сильные своей невинностью, освященные своей любовью. Иди.., и да простит тебя Бог!
Отец невольно был поражен неодолимой силой убеждения, которое внушали эти слова. Мать управляющего произвела на него такое впечатление, как трагическая актриса на сцене. Она остановила насмешливое возражение, готовое сорваться с его губ, но она не поколебала его железной воли. Его лицо было суровее чем когда-либо в ту минуту, когда он снова обратился ко мне.
— Последняя льгота, Джордж, — сказал он и произнес последнее число:
— Три!
Я не ответил и не пошевельнулся.
— Ты, видно, хочешь этого? — сказал он, схватив меня за руку.
Я крепче обвил руками Мери и шепнул ей:
— Не оставлю тебя!
Она как будто не слыхала. Она дрожала всем телом в моих объятиях. Слабый крик ужаса сорвался с ее губ. Дермоди тотчас подошел к нам. Мой отец еще не успел оторвать меня от нее силой, как он сказал мне на ухо:
— Вы можете отдать ее мне, мистер Джордж, — и высвободил дочь из моих объятий.
Она с любовью протянула мне свои худенькие ручки, когда отец заключил ее в свои объятия.
— Прощай, дорогой! — едва слышно проговорила она. Я увидел, что ее головка упала на грудь отца, и меня потащили к двери. В моей бессильной ярости и моем несчастье, я из всех оставшихся сил боролся с жестокими руками, которые овладели мной. Я кричал ей:
— Я люблю тебя, Мери! Я вернусь к тебе, Мери! Я ни на ком не женюсь, кроме тебя, Мери!
Шаг за шагом меня увлекали все дальше. При последнем взгляде на мою возлюбленную я видел, что ее головка еще лежит на груди отца. Бабушка стояла возле.., она грозила моему отцу сморщенными руками.., и выкрикивала свои страшные пророчества в истерическом исступлении, которое овладело ею, когда она увидела, что разлука совершилась.
— Ступай!.. Ты идешь на свою гибель! Ты идешь на смерть!
Пока ее голос еще раздавался в моих ушах, дверь коттеджа отворилась и затворилась вновь. Все было кончено. Скромный мир моей детской любви и моих детских радостей исчез, как сновидение. Пустынная степь вне его был мир моего отца, открывшийся перед мной без любви, без радостей. Прости мне, Бог… Как ненавидел я отца в эту минуту!
Глава IV
ЗАНАВЕС ОПУСКАЕТСЯ
Весь остаток дня и всю ночь я был пленником в моей комнате под охраной слуги, па верность которого отец полагался.
На другое утро я хотел бежать, но был схвачен, еще не успев выбраться из дома. Опять засаженный в комнату, я ухитрился написать к Мери и сунуть мою записочку в добрую руку горничной, которая мне прислуживала. Напрасно все! Бдительность моего сторожа была неусыпна. Женщину заподозрили, последовали за ней и письмецо отняли. Отец разорвал его собственными руками. Позднее в этот день матушке было позволено видеться со мной.
Бедная душа совсем была неспособна заступиться за меня или чем-нибудь помочь моему положению. Отец буквально сразил ее, объявив, что жена и сын последуют за ним в Америку, когда он отправится туда обратно.
— Все, что он имеет на свете, до последнего фартинга, — говорила матушка, — должно пойти на эту ненавистную спекуляцию. Он занял денег в Лондоне, он сдал в аренду наше поместье какому-то богатому купцу на семь лет, он продал серебро и бриллианты, доставшиеся мне от его матери. Все поглощает земля в Америке. У нас нет более дома, Джордж, ничего нам не остается больше, как ехать с ним.
Часом позднее почтовая коляска стояла у наших дверей.
Сам отец повел меня к экипажу. Я вырвался от него с отчаянием, которому не могло помешать даже его упорство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66