Карты района обновляли лишь время от времени, опираясь в равной мере на сплетни и слухи и картографическую привязку к местности, но даже исправь их на прошлой неделе бригада географов ООН, Норману все равно пришлось бы немало потрудиться, чтобы сопоставить вид из окна с листом бумаги, трепыхающимся у него на колене. Приходилось мучительно бормотать себе под нос:
– Те два холма, наверное, соответствуют вот этим значкам. Значит, тут будут добывать речную глину и запекать ее в пористые фильтры для завода пластмасс в… где? Беплоти, кажется…
Гудение мотора – точно под капотом машины билось огромное насекомое – внезапно сменило тон, превратилось в ворчание. Сидевший за рулем Гидеон Хорсфолл сказал:
– Черт бы все побрал, я надеялся добраться до Лаленди прежде, чем придется менять цилиндры. Как пройдем поворот, съеду на обочину.
За поворотом их ждало очередное селеньице, вот только это относилось к четырнадцати процентам населенных пунктов страны, в которых имелись собственные больница и школа. Больница, простая белая бетонная постройка с вывеской крупными буквами на английском и шинка, была сегодня закрыта, но школа гудела. Летние дожди в этом регионе пока шли только периодически, настоящие ливни обрушатся недели через три, поэтому учитель, толстый молодой человек с веером и в старомодных очках, проводил занятия в рощице невысоких деревьев. Его ученики, мальчишки и девчонки от шести до двенадцати лет, теребили изданные ООН пластмассовые буквари, стараясь не отвлекаться на шум машины.
Дождь еще не пошел, но было ужасно душно. Норман, липкий с ног до головы, подумал, сколько же сил понадобится, чтобы встать и выйти из машины. Он спросил Гидеона, нужно ли ему помочь с цилиндрами. Перегнувшись, чтобы достать новые: один с водородом, другой с кислородом – из ящика на заднем сиденье, Гидеон предложение отклонил.
Но Норман все равно вышел и обнаружил, что остановились они как раз перед просторной верандой, на которой несколько женщин столпились вокруг мужчины, лежащего на низком раскладном столе посередине. Споласкивая тряпки в ведрах с водой, женщины отирали его кожу, а он как будто ничем не пытался им помочь, да и вообще не шевелился.
Несколько озадаченный, он спросил Гидеона:
– Что там происходит? Этот человек болен?
Гидеон поднял голову не сразу. Установив новые цилиндры, он снял зажимы с шлангов, подсоединил их на место и собрал пустые для возврата на склад, прежде чем посмотреть, куда указывал Норман.
– Болен? Нет, он мертв, – рассеянно пробормотал он и пошел убирать цилиндры в багажник машины.
Мальчик постарше, сидевший по-турецки в заднем ряду, поднял руку и спросил что-то у учителя.
– Что-то не так? – поинтересовался Гидеон, сообразив, что Норман не только не сел в машину, а вообще не сдвинулся с места.
– Да нет, в общем, – помолчав, сказал Норман. – Просто я… Ну, понимаешь, я никогда раньше не видел покойника.
– Ничем от живого не отличается, – сказал Гидеон. – Только не шевелится, и ему не больно. Вот черт, этого-то я и боялся. Ты не против пять минут побыть наглядным пособием для учителя?
Закончив обмывать труп, женщины вылили наземь грязную воду, и поросенок подошел попить из получившейся лужи. С длинных шестов, на которые был настлан навес из пальмовых листьев над верандой, серьезно глядели вниз несколько кур. Одна из женщин принесла пластиковое ведро, полное чего-то белого и липкого, и кисточкой из петушиных перьев на палочке начала обмазывать лицо покойника.
– А это зачем? – спросил Норман у Гидеона.
– Что? А, белая краска? Думаю, пережиток давнего влияния миссионеров. Когда шинка обращали в христианство, на всех картинках, какие они видели, кожа у святых и ангелов была белая, поэтому они решили дать своим мертвым как можно больше шансов попасть на небеса.
Весь класс поднялся на ноги и стал ждать, когда учитель пройдет мимо, займет свое место во главе и поведет их к машине.
– Доброе утро, джентльмены, – дружелюбно сказал толстый молодой человек. – Мой класс попросил разрешения задать вам несколько вопросов. Поскольку у них самих возможностей путешествовать немного, может быть, вы им не откажете?
– Конечно, – с тенью вздоха ответил Гидеон.
– Огромное вам спасибо. Во-первых, могли бы мы узнать, откуда вы? – Учитель повернулся и выжидательно протянул руку одному из старших учеников, который подал ему свернутую карту – яркими красками и упрощенными линиями. Эти дети, которых не слишком заинтересовала машина или обмывание трупа, вытянули шеи посмотреть на то место в мире, куда укажет Гидеон.
Когда его палец ткнул в район Нью-Йорка, прошелестел озабоченный вздох.
– О, вы американец! – воскликнул учитель. – Мы проходили Америку, правда, Сара? Что ты знаешь об этой великой стране за океаном?
Серьезная девчушка лет тринадцати, одна из старших учениц, сказала:
– В Америке больше четырехсот миллионов человек. Кое– кто среди них – коричневые, как мы, но большинство еро…
Он замялась.
– Евро… – поправил учитель.
– Европеоидные, – выговорила Сара. – Ее столица – Вашингхэм…
– Вашинг?..
– Вашингтон. Там пятьдесят два штата. Сначала их было тринадцать, но теперь в четыре раза больше. Америка очень богатая и могущественная страна, и она посылает нам хорошее зерно для посевов, новые виды кур и коров, которые лучше тех, какие у нас были, а еще много лекарств и дез… дезинфектантов, чтобы мы были здоровые.
Тут она вдруг улыбнулась и даже подпрыгнула на месте от удовольствия, как хорошо ей удался этот недлинный ответ.
– Молодец, – похвалил Гидеон.
Мальчик рядом с Сарой и примерно одного с ней возраста поднял руку:
– Мне бы хотелось спросить вас, сэр…
Норман сам не заметил, как задумался. Без сомнения, для Гидеона общение с детьми привычная рутина, работа по связям с общественностью, которую ему приходится выполнять в неофициальных разъездах по стране. Но Норману это вдруг показалось диким: первый секретарь посольства США останавливается ни с того ни с сего в богом забытой деревушке и болтает с детьми! Мысль пришла и ушла – он был слишком занят попыткой упорядочить окружающее.
Пару секунд спустя он обнаружил, почему это стоит ему такого труда. Его шокировало то, как у всех на виду, буднично и деловито готовят к погребению труп. В современной стерильной Америке все умом понимают, что смерть и все, с нею связанное, может происходить на публике: в сердечном приступе или в – более грязной – гибели от рук мокера нет ничего необычного. Но мало кто своими глазами видел впавших в амок и одержимых жаждой убийства, и принято считать, что смерти место в опрятненьких больницах, подальше от глаз всех, помимо экспертов, специально обученных иметь дело с человеческим мясом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170