Вы родились в одной из колоний Тубикосы?
– Нет, ваша милость, – ответила она, надеясь, что употребила правильное обращение, – я вообще родом не из Акахлара. Я одна из тех, кто внезапно… оказался здесь… к своему глубочайшему удивлению.
– О… Как интересно! И вы так хорошо говорите по-акхарски. Это поразительно богатый язык, но говорить на нем – сущее мучение. Подозреваю, что его специально сделали таким, чтобы ни один житель колонии не смог его выучить. Чтобы его знать, надо родиться здесь. Скажите, как же вам удалось овладеть им?
– Волшебство, ваша милость, – ответила она.
– Ах, да. Припоминаю, мне говорили о чем-то вроде заклятия, наложенного на вас акхарским чародеем. Так вот в чем дело… Обычно жителям внешних миров удается изучить наш язык только в том случае, если они наделены от рождения магическими талантами. Но опытный чародей может и передать это умение.
К огромному облегчению Сэм герцог вдруг оставил эту тему. Ей не хотелось бы лгать ему, но не хотелось и признаваться в том, что, по сути дела, она тоже наделена некоторыми магическими талантами. Именно из-за этого ее преследовали и в том мире, где она родилась, и здесь, в Акахларе.
Герцог вдруг спросил ее:
– Похож ли ваш родной мир на какой-нибудь из тех, что вам довелось увидеть здесь?
– Не то чтобы очень, хотя мне кажется, что люди везде остаются людьми: хорошими, плохими, иногда никакими. Но вот у нас, например, намного больше машин. Летающие машины, говорящие машины, машины, которыми постоянно пользуются вместо лошадей.
Герцог кивнул:
– Я слышал о таких мирах. Мы тоже могли бы построить разные машины, но в условиях Акахлара, когда все миры так неустойчивы, невозможно использовать какой-нибудь быстрый способ передвижения, потому что нет уверенности в том, что механические устройства будут подчиняться физическим и химическим законам в разных местах. Даже связь для нас проблема. Можно создать систему, которая работала бы внутри этого здания, а быть может, и на всей территории приюта, но даже в ней постоянно что-нибудь ломалось бы. А на сколько-нибудь значительных расстояниях связь становится просто невозможна из-за постоянных изменений и сдвигов на границах. К тому же старые, испытанные средства пусть и медленны и неудобны, зато внушают уверенность, что не подведут, где бы ты ни был. Они же препятствуют развитию вооружений, так что нам не грозит всеобщее уничтожение.
– Да, там, где я родилась, мир можно было уничтожить одним нажатием кнопки. Эта угроза постоянно висела над нашими головами как меч.
– Вот именно! Однозарядные ружья, пушки, клинки и тому подобное оружие гораздо легче контролировать. Говорят, мощное оружие способно якобы предотвратить войны. Но скажите, остановило ли оно кровопролитие в вашем мире?
– Нет, – признала Сэм. – Хотя действительно в нашем мире последнее время не было всеобщих войн, но военные конфликты постоянно вспыхивают то в одном месте, то в другом.
– А в Акахларе невозможны большие войны – невозможны из-за тех самых условий, о которых я говорил. И все королевства располагают примерно равными силами, а это тоже поддерживает стабильность. У нас случаются свои маленькие войны, но всеобщая война нам не грозит. Кому под силу завоевать тысячи и тысячи миров? Да и какой завоеватель чувствовал бы себя в безопасности после такого? Самое страшное в Акахларе – это то, что делает необходимым такое убежище, как наше.
– Ваша милость говорит о нетерпимости?
– Вот именно. Нам приходится иметь дело с тысячами рас, многие из них только отдаленно напоминают людей, но каждая в конце концов естественное порождение своего мира. Мы еще готовы примириться с теми, кто не похож на нас, но живет в своем мире. Но один лишь вид тех, кто когда-то был акхарцем, внушает остальным акхарцам панический ужас. Людям кажется невыносимой сама мысль о том, что кто-то из их расы мог превратиться в подобное чудовище. Допустить такое – значит пытаться подорвать самые устои общества. Не все согласны с этим – сам я никогда так не считал, – но несколько здравых умов не в состоянии изменить глубинный страх, который воспитывается в людях обществом, в котором они живут. Возьми, к примеру, тех девочек, которые пришли вместе с тобой. Сэм кивнула:
– Право, не знаю, что мне с ними делать, ваша милость. В моем мире им назначили бы попечителей, государство обеспечило бы им жилье и средства к существованию… Здесь… здесь они отверженные, от них отказались бы даже их родные.
– Да, ваши порядки куда более гуманны. У нас несовершеннолетние не имеют права наследования, а незамужние девушки практически лишены прав на имущество. А главное – вся система ужасающе инертна. Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь испытал страдания, которые обрушились на мою семью, но мне часто кажется, что наше несчастье принесло свои плоды. Благодаря своему богатству и положению в обществе мне удалось защитить жену и сына, а потом я создал этот приют и переехал сюда. Я стал искать единомышленников, которые так же, как я, были недовольны существующей системой. Мне удалось собрать их здесь. Коль скоро в этих местах нашли приют бандиты и преступники, я считал справедливым, чтобы здесь нашлось место и тем несчастным, кто пострадал от природных стихий. Чудовищно вынуждать твоих девочек продавать себя или заставлять изуродованных, искалеченных людей скрываться в грязных трущобах. Здесь мы принимаем тех, кто пострадал от проклятий, и тех, кого коснулся Ветер Перемен, но чья личность сохранилась. Сэм кивнула:
– Здесь действительно очень хорошо, люди очень дружелюбны, и их, кажется, не смущают внешние различия. У вас я чувствую себя в безопасности.
– Это – убежище, – ответил герцог. Его голос звучал растроганно. – Мы даем людям не только безопасность, но и достойную жизнь.
Роскошный ужин окончился, герцогиня поднялась и наклонила свою птичью голову к герцогу.
– Вы можете уйти или остаться, дорогая, – сказал тот, словно отвечая на безмолвный вопрос. – Пожалуйста, поступайте как вам угодно.
Птичья голова кивнула, и герцогиня вышла через заднюю дверь обеденной залы.
– Мне сказали, что вы хотите оставить нас и попытаться избавиться от проклятия, которое тяготеет над вами, – как бы между прочим заметил герцог. – Скажите мне искренне, неужели вам действительно хочется снова пуститься на поиски неизвестного акхарского чародея? Пожалуйста, ответьте честно.
Сэм вздохнула и решила, что честность в данном случае – лучшая политика.
– Нет, – ответила она. – Мне просто придется это сделать. Насколько я поняла, акхарские волшебники, хотя и поддерживают существующий порядок, сами по себе представляют не меньшую опасность, чем Ветер Перемен.
– Большую, – серьезно ответил герцог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Нет, ваша милость, – ответила она, надеясь, что употребила правильное обращение, – я вообще родом не из Акахлара. Я одна из тех, кто внезапно… оказался здесь… к своему глубочайшему удивлению.
– О… Как интересно! И вы так хорошо говорите по-акхарски. Это поразительно богатый язык, но говорить на нем – сущее мучение. Подозреваю, что его специально сделали таким, чтобы ни один житель колонии не смог его выучить. Чтобы его знать, надо родиться здесь. Скажите, как же вам удалось овладеть им?
– Волшебство, ваша милость, – ответила она.
– Ах, да. Припоминаю, мне говорили о чем-то вроде заклятия, наложенного на вас акхарским чародеем. Так вот в чем дело… Обычно жителям внешних миров удается изучить наш язык только в том случае, если они наделены от рождения магическими талантами. Но опытный чародей может и передать это умение.
К огромному облегчению Сэм герцог вдруг оставил эту тему. Ей не хотелось бы лгать ему, но не хотелось и признаваться в том, что, по сути дела, она тоже наделена некоторыми магическими талантами. Именно из-за этого ее преследовали и в том мире, где она родилась, и здесь, в Акахларе.
Герцог вдруг спросил ее:
– Похож ли ваш родной мир на какой-нибудь из тех, что вам довелось увидеть здесь?
– Не то чтобы очень, хотя мне кажется, что люди везде остаются людьми: хорошими, плохими, иногда никакими. Но вот у нас, например, намного больше машин. Летающие машины, говорящие машины, машины, которыми постоянно пользуются вместо лошадей.
Герцог кивнул:
– Я слышал о таких мирах. Мы тоже могли бы построить разные машины, но в условиях Акахлара, когда все миры так неустойчивы, невозможно использовать какой-нибудь быстрый способ передвижения, потому что нет уверенности в том, что механические устройства будут подчиняться физическим и химическим законам в разных местах. Даже связь для нас проблема. Можно создать систему, которая работала бы внутри этого здания, а быть может, и на всей территории приюта, но даже в ней постоянно что-нибудь ломалось бы. А на сколько-нибудь значительных расстояниях связь становится просто невозможна из-за постоянных изменений и сдвигов на границах. К тому же старые, испытанные средства пусть и медленны и неудобны, зато внушают уверенность, что не подведут, где бы ты ни был. Они же препятствуют развитию вооружений, так что нам не грозит всеобщее уничтожение.
– Да, там, где я родилась, мир можно было уничтожить одним нажатием кнопки. Эта угроза постоянно висела над нашими головами как меч.
– Вот именно! Однозарядные ружья, пушки, клинки и тому подобное оружие гораздо легче контролировать. Говорят, мощное оружие способно якобы предотвратить войны. Но скажите, остановило ли оно кровопролитие в вашем мире?
– Нет, – признала Сэм. – Хотя действительно в нашем мире последнее время не было всеобщих войн, но военные конфликты постоянно вспыхивают то в одном месте, то в другом.
– А в Акахларе невозможны большие войны – невозможны из-за тех самых условий, о которых я говорил. И все королевства располагают примерно равными силами, а это тоже поддерживает стабильность. У нас случаются свои маленькие войны, но всеобщая война нам не грозит. Кому под силу завоевать тысячи и тысячи миров? Да и какой завоеватель чувствовал бы себя в безопасности после такого? Самое страшное в Акахларе – это то, что делает необходимым такое убежище, как наше.
– Ваша милость говорит о нетерпимости?
– Вот именно. Нам приходится иметь дело с тысячами рас, многие из них только отдаленно напоминают людей, но каждая в конце концов естественное порождение своего мира. Мы еще готовы примириться с теми, кто не похож на нас, но живет в своем мире. Но один лишь вид тех, кто когда-то был акхарцем, внушает остальным акхарцам панический ужас. Людям кажется невыносимой сама мысль о том, что кто-то из их расы мог превратиться в подобное чудовище. Допустить такое – значит пытаться подорвать самые устои общества. Не все согласны с этим – сам я никогда так не считал, – но несколько здравых умов не в состоянии изменить глубинный страх, который воспитывается в людях обществом, в котором они живут. Возьми, к примеру, тех девочек, которые пришли вместе с тобой. Сэм кивнула:
– Право, не знаю, что мне с ними делать, ваша милость. В моем мире им назначили бы попечителей, государство обеспечило бы им жилье и средства к существованию… Здесь… здесь они отверженные, от них отказались бы даже их родные.
– Да, ваши порядки куда более гуманны. У нас несовершеннолетние не имеют права наследования, а незамужние девушки практически лишены прав на имущество. А главное – вся система ужасающе инертна. Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь испытал страдания, которые обрушились на мою семью, но мне часто кажется, что наше несчастье принесло свои плоды. Благодаря своему богатству и положению в обществе мне удалось защитить жену и сына, а потом я создал этот приют и переехал сюда. Я стал искать единомышленников, которые так же, как я, были недовольны существующей системой. Мне удалось собрать их здесь. Коль скоро в этих местах нашли приют бандиты и преступники, я считал справедливым, чтобы здесь нашлось место и тем несчастным, кто пострадал от природных стихий. Чудовищно вынуждать твоих девочек продавать себя или заставлять изуродованных, искалеченных людей скрываться в грязных трущобах. Здесь мы принимаем тех, кто пострадал от проклятий, и тех, кого коснулся Ветер Перемен, но чья личность сохранилась. Сэм кивнула:
– Здесь действительно очень хорошо, люди очень дружелюбны, и их, кажется, не смущают внешние различия. У вас я чувствую себя в безопасности.
– Это – убежище, – ответил герцог. Его голос звучал растроганно. – Мы даем людям не только безопасность, но и достойную жизнь.
Роскошный ужин окончился, герцогиня поднялась и наклонила свою птичью голову к герцогу.
– Вы можете уйти или остаться, дорогая, – сказал тот, словно отвечая на безмолвный вопрос. – Пожалуйста, поступайте как вам угодно.
Птичья голова кивнула, и герцогиня вышла через заднюю дверь обеденной залы.
– Мне сказали, что вы хотите оставить нас и попытаться избавиться от проклятия, которое тяготеет над вами, – как бы между прочим заметил герцог. – Скажите мне искренне, неужели вам действительно хочется снова пуститься на поиски неизвестного акхарского чародея? Пожалуйста, ответьте честно.
Сэм вздохнула и решила, что честность в данном случае – лучшая политика.
– Нет, – ответила она. – Мне просто придется это сделать. Насколько я поняла, акхарские волшебники, хотя и поддерживают существующий порядок, сами по себе представляют не меньшую опасность, чем Ветер Перемен.
– Большую, – серьезно ответил герцог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76