Но поверить в это может только ребенок».
Оля всматривалась в лицо Давида. Он ведь стоял совершенно голый. Она пыталась найти в его лице тень стыда или… какой-нибудь неловкости.
Его молодое лицо было безмятежным.
Смогла бы она стоять голой вот так же, с упоительным ощущением собственной правоты?
А что бы вообще она могла делать с этим ощущением? Вчера попробовала поголодать… Оказалось, вранье. Потому что голодать – это не естественно.
Надо не стесняться того, что естественно.
Любить?..
Она мысленно попрощалась с Давидом.
Медленно и гулко прошла по залу.
На квадратном постаменте застыла невысокая, в бесформенной длинной одежде фигура. С тонким лицом, которое могло принадлежать и мужчине, и женщине. И тому, кто чаще зол, и тому, кто чаще добр. Лицо казалось застывшим, но не потому, что оно было каменным.
Оля прочитала табличку: «Жан Барбе. Ангел».
Оля никогда раньше не видела ангелов и теперь удивилась тому, как он выглядел.
Ей всегда казалось, что ангел моложе, веселее и почему-то в коротких шортах.
Он чем-то должен был напоминать ее, восьмилетнюю.
Оля долго смотрела на ангела настоящего.
С ним ей было спокойно. И не потому, что он добрый. А потому, что он все про нее знал. Он указывал на нее пальцем, и Оля точно знала, что это не просто вперед вытянутая рука, а именно палец, указывающий на нее.
Он все про нее знал и все понимал.
И он так ее понимал, что все ее мысли и ее поступки стали казаться ей хорошими и правильными.
И Оля решила, что правильно – это не тогда, когда ты делаешь то, что от тебя ждут другие. Правильно – это когда ты понимаешь, почему это ты делаешь.
А ангел – это совсем не тот, кто делает добрые дела. Ангел – это тот, кому не стыдно рассказать про себя.
Она почти до самого вечера стояла перед его вытянутым пальцем и рассказывала про себя. Все-все-все.
16
Марусина процедура называлась «душ Шарко». Маруся стояла под острыми струйками воды, которые тысячами уколами входили в ее кожу, и их брызги образовывали струящийся каскад, отгораживающий ее тело от внешнего мира. Ее разум и ее сознание.
Прекращение процедуры Маруся восприняла как очередное насилие над личностью.
– Эй, – закричала она, хотя и знала, что это бесполезно, – включите воду! Эй! Эй! Эй!
Вспомнила надзорную палату – одиночество с иголкой в вене. Потянулась к полотенцу.
Когда в 16.20, обзвонив всех своих обычных родственников, девушка с хвостом зашла в палату к Марусе, она сидела на полу, в ворохе конфетных оберток, и, тщательно пережевывая одну из них до состояния плотного мокрого комочка, плевалась этой готовой к употреблению пулей через трубочку-ручку в воображаемую мишень на стене. Этой мишенью была только ей, Марусе, видимая черная точка, но ее это абсолютно не смущало. Главным была не мишень, а процесс.
Девушка с хвостом аккуратно развернула конфетку, положила ее в рот целиком и отнесла обертку в мусор.
– Хочешь, пойдем в подвал? – предложила Маруся. – Поищем там твою подпольную кухню. Тихонько. Никто не увидит.
Очередной тщательно пережеванный комочек мокро ударился об стену.
– Почему тихонько? – спросила девушка, держа в руках свою обычную для этого времени книгу, которую она принесла Марусе, чтобы почитать ее вслух.
– Чтобы не было проблем. – Очередной плевок.
– Ты не поняла. Здесь нет проблем. Мы – свободны. Разве ты ничего не слышала про закон 1987 года?
– Нет. Я слышала про конституцию…
– Этот закон полностью перевернул все представления о психиатрии. Свобода – вот на чем держатся все его постулаты. И я конечно же была в подвале. И ты можешь пойти, если хочешь. Мы – свободны! Дыши полной грудью.
– Чем? – закричала Маруся, и девушка слегка отодвинулась от нее. – Чем здесь дышать? Анализами? Ты думаешь, что свобода – это когда ты в любой момент можешь пописать в пробирку? Ты вообще была когда-нибудь в Лондоне? Ты вообще ела устрицы?
– Ела, – улыбнулась девушка с хвостом, отодвигаясь к двери.
– Где?
– Здесь.
– Здесь? – Маруся презрительно фыркнула. – Разве здесь можно почувствовать вкус устриц?
– Только здесь и можно. – Девушка тряхнула головой, и хвост последовательно ударился о спину, шею, затылок и плечо. – Потому что только здесь это будет твой собственный вкус. Твой собственный, – повторила девушка, – а не навязанный.
– Ладно, – улыбнулась Маруся, – возвращайся.
Девушка стояла около двери.
– Расскажи лучше, что там, в подвале?
– Ничего. Подвал как подвал.
– А где же делают котлетки из моей предшественницы?
Девушка внимательно посмотрела на Марусю. Маруся была совершенно серьезна.
– В подвале этого подвала, – ответила девушка.
– Хочешь, поищем его?
– Зачем?
– Ну… Может, его на самом деле нет?
Если мы его не найдем, это не значит, что его нет. А ты начнешь доказывать мне обратное.
– Ну, ладно, – Маруся развернула еще одну конфетку «Грильяж». – Ты хочешь сказать, что мы здесь свободны?
– Да.
– А что на первом этаже?
– Мужское отделение.
– О! Бывают же неплохие новости! И мы можем туда пойти?
– В общем, да.
– Пошли сейчас же!
Маруся в одну секунду оказалась около двери, рядом с девушкой.
– К мужчинам? – уточнила девушка.
– Ага. К мужчинам.
– Не могу. – Девушка застенчиво улыбнулась и отступила внутрь комнаты.
– Почему? – Маруся перегородила ей дорогу.
– Ну… – Она опустила глаза и чуть-чуть покраснела.
– Говори! – потребовала Маруся.
– Я однажды была на свидании…
– И?
– Понимаешь…
– Что? Он полез к тебе целоваться? Или, может быть, – Маруся игриво прищурилась, – изнасиловал?
Девушка распахнула свои глаза так, что Маруся на мгновение утонула в них.
– Я кручу бедрами.
– Что?
– Я кручу бедрами.
– Не поняла.
– Когда я на свидании, я кручу бедрами, – отчетливо проговорила девушка.
– Да ладно! – улыбнулась Маруся.
– Ага, – кивнула девушка.
– Ну, это же клево! Мужики, наверное, так заводятся!
Маруся прошла по палате, изо всех сил виляя бедрами и кривляясь.
– Так? Так ты делаешь? – хохотала Маруся, и девушка тоже не могла удержать улыбку.
– Наверное, так.
– Давай вместе! Давай репетировать! – Маруся схватила девушку за руку и потащила ее за собой. Та неуклюже пыталась копировать Марусину походку.
Они виляли бедрами, строили глазки и хохотали.
– Все! Идем! Мы готовы!
В дверь постучали, и в ту же секунду она распахнулась.
– Здравствуйте, девочки. – Доктор Константин Сергеевич, в халате и белой рубашке без галстука, заглянул в комнату, немного приоткрыв дверь.
– Оля, я буду у тебя через пять минут. Нам надо поговорить.
Девушка выскользнула за дверь, Маруся села на диван, поджав ноги.
Совсем скоро ее должны найти.
Отец уже наверняка перевернул все автобусные станции и опросил всех автобусных водителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Оля всматривалась в лицо Давида. Он ведь стоял совершенно голый. Она пыталась найти в его лице тень стыда или… какой-нибудь неловкости.
Его молодое лицо было безмятежным.
Смогла бы она стоять голой вот так же, с упоительным ощущением собственной правоты?
А что бы вообще она могла делать с этим ощущением? Вчера попробовала поголодать… Оказалось, вранье. Потому что голодать – это не естественно.
Надо не стесняться того, что естественно.
Любить?..
Она мысленно попрощалась с Давидом.
Медленно и гулко прошла по залу.
На квадратном постаменте застыла невысокая, в бесформенной длинной одежде фигура. С тонким лицом, которое могло принадлежать и мужчине, и женщине. И тому, кто чаще зол, и тому, кто чаще добр. Лицо казалось застывшим, но не потому, что оно было каменным.
Оля прочитала табличку: «Жан Барбе. Ангел».
Оля никогда раньше не видела ангелов и теперь удивилась тому, как он выглядел.
Ей всегда казалось, что ангел моложе, веселее и почему-то в коротких шортах.
Он чем-то должен был напоминать ее, восьмилетнюю.
Оля долго смотрела на ангела настоящего.
С ним ей было спокойно. И не потому, что он добрый. А потому, что он все про нее знал. Он указывал на нее пальцем, и Оля точно знала, что это не просто вперед вытянутая рука, а именно палец, указывающий на нее.
Он все про нее знал и все понимал.
И он так ее понимал, что все ее мысли и ее поступки стали казаться ей хорошими и правильными.
И Оля решила, что правильно – это не тогда, когда ты делаешь то, что от тебя ждут другие. Правильно – это когда ты понимаешь, почему это ты делаешь.
А ангел – это совсем не тот, кто делает добрые дела. Ангел – это тот, кому не стыдно рассказать про себя.
Она почти до самого вечера стояла перед его вытянутым пальцем и рассказывала про себя. Все-все-все.
16
Марусина процедура называлась «душ Шарко». Маруся стояла под острыми струйками воды, которые тысячами уколами входили в ее кожу, и их брызги образовывали струящийся каскад, отгораживающий ее тело от внешнего мира. Ее разум и ее сознание.
Прекращение процедуры Маруся восприняла как очередное насилие над личностью.
– Эй, – закричала она, хотя и знала, что это бесполезно, – включите воду! Эй! Эй! Эй!
Вспомнила надзорную палату – одиночество с иголкой в вене. Потянулась к полотенцу.
Когда в 16.20, обзвонив всех своих обычных родственников, девушка с хвостом зашла в палату к Марусе, она сидела на полу, в ворохе конфетных оберток, и, тщательно пережевывая одну из них до состояния плотного мокрого комочка, плевалась этой готовой к употреблению пулей через трубочку-ручку в воображаемую мишень на стене. Этой мишенью была только ей, Марусе, видимая черная точка, но ее это абсолютно не смущало. Главным была не мишень, а процесс.
Девушка с хвостом аккуратно развернула конфетку, положила ее в рот целиком и отнесла обертку в мусор.
– Хочешь, пойдем в подвал? – предложила Маруся. – Поищем там твою подпольную кухню. Тихонько. Никто не увидит.
Очередной тщательно пережеванный комочек мокро ударился об стену.
– Почему тихонько? – спросила девушка, держа в руках свою обычную для этого времени книгу, которую она принесла Марусе, чтобы почитать ее вслух.
– Чтобы не было проблем. – Очередной плевок.
– Ты не поняла. Здесь нет проблем. Мы – свободны. Разве ты ничего не слышала про закон 1987 года?
– Нет. Я слышала про конституцию…
– Этот закон полностью перевернул все представления о психиатрии. Свобода – вот на чем держатся все его постулаты. И я конечно же была в подвале. И ты можешь пойти, если хочешь. Мы – свободны! Дыши полной грудью.
– Чем? – закричала Маруся, и девушка слегка отодвинулась от нее. – Чем здесь дышать? Анализами? Ты думаешь, что свобода – это когда ты в любой момент можешь пописать в пробирку? Ты вообще была когда-нибудь в Лондоне? Ты вообще ела устрицы?
– Ела, – улыбнулась девушка с хвостом, отодвигаясь к двери.
– Где?
– Здесь.
– Здесь? – Маруся презрительно фыркнула. – Разве здесь можно почувствовать вкус устриц?
– Только здесь и можно. – Девушка тряхнула головой, и хвост последовательно ударился о спину, шею, затылок и плечо. – Потому что только здесь это будет твой собственный вкус. Твой собственный, – повторила девушка, – а не навязанный.
– Ладно, – улыбнулась Маруся, – возвращайся.
Девушка стояла около двери.
– Расскажи лучше, что там, в подвале?
– Ничего. Подвал как подвал.
– А где же делают котлетки из моей предшественницы?
Девушка внимательно посмотрела на Марусю. Маруся была совершенно серьезна.
– В подвале этого подвала, – ответила девушка.
– Хочешь, поищем его?
– Зачем?
– Ну… Может, его на самом деле нет?
Если мы его не найдем, это не значит, что его нет. А ты начнешь доказывать мне обратное.
– Ну, ладно, – Маруся развернула еще одну конфетку «Грильяж». – Ты хочешь сказать, что мы здесь свободны?
– Да.
– А что на первом этаже?
– Мужское отделение.
– О! Бывают же неплохие новости! И мы можем туда пойти?
– В общем, да.
– Пошли сейчас же!
Маруся в одну секунду оказалась около двери, рядом с девушкой.
– К мужчинам? – уточнила девушка.
– Ага. К мужчинам.
– Не могу. – Девушка застенчиво улыбнулась и отступила внутрь комнаты.
– Почему? – Маруся перегородила ей дорогу.
– Ну… – Она опустила глаза и чуть-чуть покраснела.
– Говори! – потребовала Маруся.
– Я однажды была на свидании…
– И?
– Понимаешь…
– Что? Он полез к тебе целоваться? Или, может быть, – Маруся игриво прищурилась, – изнасиловал?
Девушка распахнула свои глаза так, что Маруся на мгновение утонула в них.
– Я кручу бедрами.
– Что?
– Я кручу бедрами.
– Не поняла.
– Когда я на свидании, я кручу бедрами, – отчетливо проговорила девушка.
– Да ладно! – улыбнулась Маруся.
– Ага, – кивнула девушка.
– Ну, это же клево! Мужики, наверное, так заводятся!
Маруся прошла по палате, изо всех сил виляя бедрами и кривляясь.
– Так? Так ты делаешь? – хохотала Маруся, и девушка тоже не могла удержать улыбку.
– Наверное, так.
– Давай вместе! Давай репетировать! – Маруся схватила девушку за руку и потащила ее за собой. Та неуклюже пыталась копировать Марусину походку.
Они виляли бедрами, строили глазки и хохотали.
– Все! Идем! Мы готовы!
В дверь постучали, и в ту же секунду она распахнулась.
– Здравствуйте, девочки. – Доктор Константин Сергеевич, в халате и белой рубашке без галстука, заглянул в комнату, немного приоткрыв дверь.
– Оля, я буду у тебя через пять минут. Нам надо поговорить.
Девушка выскользнула за дверь, Маруся села на диван, поджав ноги.
Совсем скоро ее должны найти.
Отец уже наверняка перевернул все автобусные станции и опросил всех автобусных водителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37