– Это было бы неуместно, – упорствовал Люций.
– Вот что я вам скажу, – решил Торгаддон. – Как командир штурмовой группы я здесь обладаю определенной властью. И я буду решать, кому говорить, а кому молчать. Балли? Давай послушаем, что ты скажешь.
Балли смущенно глянул на Тарвица и Люция.
– Это приказ, – подтолкнул его Торгаддон.
– Мой командир Эйдолон не взрывал эти деревья, сэр. Это сделал капитан Тарвиц. Он настоял на взрыве. А потом лорд Эйдолон отругал его за расточительность.
– Это правда? – спросил Торгаддон.
– Да, – ответил Тарвиц.
– Почему ты это сделал?
– Мне показалось несправедливым оставить без возмездия такое надругательство над телами погибших братьев, – ответил Тарвиц.
– И ты позволил Эйдолону приписать себе все заслуги, но не сказал ни слова?
– Он мой господин.
– Спасибо, брат, – поблагодарил Торгаддон Балли, потом бросил взгляд на Люция. – Попробуйте осудить его или наложить взыскание за правдивый рассказ, и я попрошу Воителя лично лишить вас званий и заслуг.
Затем Торгаддон повернулся к Тарвицу.
– Забавно. Наверно, это не должно было иметь значения, но получается наоборот. Теперь, когда я знаю, что это ты разрушил деревья, мне больше нравится идея, высказанная Эйдолоном. Он умеет отличать нужные факты. Что ж, давай срубим еще несколько деревьев, Тарвиц. Ты можешь показать мне, как это делается.
Торгаддон отошел, выкрикивая на ходу приказ собраться и приготовиться к движению. Тарвиц и Люций обменялись долгими взглядами, и вслед за этим Люций ушел.
Вооруженный отряд двинулся с открытого пространства снова в заросли травяного леса. И опять люди попали под удары шторм-щитов. Прокладывать путь Торгаддон приказал отряду терминаторов. Люди-танки под командованием Трайса Рока активировали тяжелые мечи и стали прорубать дорогу. Массивные стебли падали на соседние и освобождали путь людям.
Несмотря на яростные порывы штормового ветра, они прошли около двадцати километров. Мелкие отряды мегарахнидов дважды пытались атаковать колонну, но штормовая группа, пользуясь преимуществом очищенной от стеблей дороги, смыкала ряды и уничтожала противника болтерным огнем.
Ландшафт постепенно изменялся. Похоже, люди подошли к краю обширного плато, и дальше начался крутой склон. Заросли стеблей становились все реже, между ними проглядывали свободные участки богатой железом каменистой почвы. Спуск закончился широкой долиной. В этой низине топкая почва была усыпана тысячами маленьких конических деревьев метров десяти высотой, которые росли очень густо, словно выводки грибов. Твердые каменистые деревья состояли из того же молочно-белого цемента, что и деревья-убийцы. Спустившись в долину, Астартес обнаружили, что топкая и скользкая почва покрыта сетью длинных узких озер с оранжевой от окисей железа водой. Вспышки непрекращающихся молний зажигали их ярким огнем, и длинные полоски воды казались кровавыми царапинами на поверхности земли.
В душной долине кружились бесчисленные стайки жестких серых жуков. Более крупные летающие существа, похожие повадками на летучих мышей, охотились на жуков, совершая резкие зигзаги в воздухе.
В устье долины космодесантники обнаружили еще шесть деревьев, превратившихся в мрачные могильники. На их шипах висели частично обглоданные трупы, отдельные куски плоти и обломки доспехов. Кровавые Ангелы и Имперская армия. Никаких признаков летающих мегарахнидов не было, хотя на расстоянии около пятидесяти километров на фоне сверкающего молниями неба, над травяными зарослями, можно было заметить кружащие в воздухе черные тени.
– Их надо похоронить, – сказал Торгаддон.
Мой кивнул и отправился собирать боеприпасы.
– Отыщите капитана Тарвица, – крикнул Торгаддон. – Он покажет, как это делается.
После отправки штурмовой группы Локен еще три часа оставался на стратегической палубе, пока не пришел первый сигнал от Торгаддона. Отряд расчистил от врага район приземления и объединился с остатками сил лорда Эйдолона. После этого атмосфера странным образом сгустилась. Все ожидали решения Торгаддона относительно дальнейших шагов. Замкнутый и встревоженный Абаддон уже отдал приказ о подготовке штурм-катеров для эвакуации воинов с поверхности. Аксиманд молча шагал взад и вперед. Воитель вместе с Малогарстом уединились в личных покоях Хоруса.
Локен ненадолго прислонился к перилам палубы, бросил взгляд на суету капитанского мостика внизу и принялся обсуждать вопросы тактики с Тибальдом Марром. Марр и Мой, оба были «сыновьями Хоруса» и настолько точно унаследовали его облик, что их можно было принять за близнецов. По той причине, что их было почти невозможно отличить друг от друга, в Легионе им дали уменьшительные прозвища Другой и Иной. Трудно было разобраться, кто из них кто, настолько они казались одинаковыми.
Оба, Марр и Мой, были боевыми офицерами, и одержанные ими победы могли стать предметом гордости любого воина, хотя до Седирэ или Абаддона обоим было еще далеко. Оба они были умелыми, исполнительными и искусными командирами, но, кроме того, они были Лунными Волками, и то, что считалось обычным умением в этом Легионе, в других подразделениях могло стать достойным подражания образцом.
Из слов Марра Локен пришел к выводу, что тот завидует назначению своего «близнеца» в эту экспедицию. Обычно Хорус посылал на задание либо их обоих, либо ни одного. Они хорошо работали вдвоем, дополняя друг друга, и, казалось, предугадывали взаимные действия. Но штурмовой отряд комплектовался в честной и демократичной жеребьевке: Мой получил место, а Марр – нет.
Марр говорил без умолку, явно выплескивая на Локена свое беспокойство за судьбу брата. Вскоре к ним присоединился Круз.
Йактон Круз был очевидным анахронизмом. Он занимал должность капитана с самого основания Легиона, и все остальные считали его старым и скучным. После возвращения Императора на родину и возвышения Хоруса блеск его былой славы еще больше потускнел. Круз был продуктом другой эпохи, атавизмом эры Объединительных Войн и мрачного прошлого, упрямым и слегка ворчливым придирой, живым свидетельством нелегкого пути становления Легиона.
– Братья, – приветствовал Круз, подходя к перилам.
Кроме всего прочего, у него сохранилась привычка ударять себя кулаком в грудь вместо того, чтобы обеими руками творить знамение аквилы. Этот обычай тоже относился к древним временам до установления Союза. Длинное, обветренное лицо Круза украшало множество глубоких морщин и складок, а волосы давно уже стали совершенно седыми. Разговаривал он очень тихим голосом, заставляя собеседников напрягать слух, и верил, что именно эта привычка стала поводом для прозвища Вполуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101