— набросился на Ершову главврач.
Молодая женщина твердо заявила:
— Вы!
Толстяк побагровел и засуетился.
— Вы что это себе позволяете? — повысил голос Ребров. — Вы страдаете не только манией преследования, но и манией величия, дорогуша!
Тон толстяка разозлил Катерину, и она с трудом взяла себя в руки.
— Никакая я вам не дорогуша, доктор, — спокойным тоном произнесла Ершова, — а ведете вы себя так, заведомо зная, что сейчас за меня некому заступиться.
Сказанная фраза была брошена с умыслом. Катя искала себе союзника, которым мог бы стать этот слабенький старичок.
— Вы ошибаетесь, Екатерина, — возразил профессор, — никто вас тут обижать не собирается, и, если ваше присутствие в этом заведении вредно для здоровья, мы постараемся вас как можно скорее отправить домой.
Ершова усмехнулась уголками губ.
— Хотелось бы верить!
Грустная и растерянная троица стояла позади профессора и не знала, что предпринять. Профессор Мартынов был не просто психиатр, а ученый с большим именем, которого знали не только в России, но и далеко за ее пределами. Виктор Павлович представлял независимую ассоциацию европейских психиатров, и просто так закрыть рот «инспектору-ревизору» не представлялось возможным.
Профессор Мартынов повернулся к собравшимся и сказал:
— Милостивые господа, не могли бы вы оставить нас наедине с пациенткой на пять минут?
Это заявление было как гром среди ясного неба. Ребров кусал себе локти, ведь это была его идея позволить Мартынову «пробежаться» по палатам больницы.
Геннадий Александрович думал, что старичок явился сюда для галочки, как большинство новых демократов, но он ошибся: старик оказался старой закваски и вникал в каждую историю болезни пациентов.
— Простите, Виктор Павлович, — чуть не взмолился толстяк, — это невозможно!
Высокий мужчина и медсестра активно поддакивали.
— Да, да…
Старик лукаво повел бровью.
— Не вижу ничего невозможного, — решительно возразил Мартынов. — Попрошу исполнить мою просьбу, коллеги!
«Святая» троица не могла допустить этого, и каждый загалдел, перебивая друг друга:
— Это невозможно!
— Это нарушение инструкций внутреннего распорядка закрытого учреждения!
— Мы не несем никакой ответственности за вашу безопасность, профессор!
— Это произвол!
— Мы будем жаловаться!
Умудренный житейским опытом старый человек подождал, когда народ «выпустит пар», медленно встал и неожиданно громко рявкнул:
— Вон отсюда!
Местные аборигены сразу стушевались и попятились назад к выходу.
— Или я устрою вам такой скандал в научных кругах и международной прессе, — пригрозил настырный старик, — что вы до конца дней своих не отмоетесь от стыда и позора!
Битва была проиграна, но, чтобы хоть как-то сохранить свое лицо, главврач Ребров произнес:
— О последствиях мы вас предупредили! Вся ответственность ложится на вас, профессор!
Старичок моментально умолк.
— Благодарю, господа, — тихим, но твердым голосом произнес он. Всю ответственность беру на себя!
Группа сопровождения вышла из палаты с гордо поднятыми головами. Мартынов повернулся к молодой женщине и хитро подмигнул своей пациентке.
— Ну, вот голубушка, мы и одни! — сказал старичок. — Выкладывайте, что у вас болит?
Ершова тяжело вздохнула.
— Они вам так просто не спустят, дорогой профессор! — заверила Екатерина.
Профессор добродушно рассмеялся, показывая всем своим видом безразличие к опасности.
— Волков бояться — в лес не ходить!
Катя задумчиво покачала головой.
— Волков я не боюсь, профессор, — испуганно и тихо прошептала она, — но есть звери и пострашнее серого хищника!
Уставший и больной старик молча покачал умной седой головой.
— Знаю, детка, знаю…
* * *
Геннадий Александрович Ребров пылал гневом, высокий мужчина тоже не находил себе места и готов был растерзать толстяка.
— Как вы могли допустить такое! — рычал он.
Толстяк понуро уставился на свои нечищеные ботинки.
— Да кто ж его знал, Вениамин Сергеевич, — бубнил себе под нос Ребров, — что старик такой нахрапистый. Хотелось как лучше…
Вениамин Сергеевич презрительно ухмыльнулся и скрипнул золотыми коронками.
— А вышло как всегда!
Главврач втянул маленькую головку в плечи и перенес всю вину на помощницу.
— Если хотите знать, то моей вины здесь нет! — нагло заявил толстяк.
— А кто, Склифосовский виноват?
Толстяк, чтобы избежать столкновения, указал пухлым пальчиком на Гвоздикову, подслушивающую у дверей палаты разговор профессора с пациенткой.
— Она!
Проходящие мимо по коридору больные и обслуживающий медперсонал больницы с любопытством задерживали свои взгляды на разгоряченных врачах.
— Кто? — прижав к стене толстяка, скрипел верзила. — Маргарита Филимоновна?
Главврач энергично кивнул.
— Гвоздикова! — произнес Ребров и понизив голос до шепота, сообщил Плющеву:
— Ей было поручено «накачать» подопечную наркотическими препаратами.
— И что?
Толстяк усмехнулся.
— Результат налицо! — осмелел главврач. — По-видимому, и ваша контора дает сбои в работе, Вениамин Сергеевич!
Плющев гневно сверкнул глазами.
— У нас сбоев не бывает!
Ребров безразлично пожал плечами.
— Надеюсь, что так…
Плющев окликнул Гвоздикову:
— Филимоновна!
— Тише…
Женщина приподняла вверх руку, как бы желая сказать, чтобы ей не мешали.
— Секунду.
Толстяк и высокий медленно подошли к медсестре и стали вполоборота к двери, словно никакого отношения не имели ни к Гвоздиковой, ни тем более к двери.
— А ты чего стоишь как истукан? — недовольно бросил здоровому парню в белом халате главврач и указал на любопытных зевак.
Санитар, долго и упорно не понимающий, что происходит, наконец-то очнулся и стал разгонять столпившихся больных.
— Че рты пораз-зявили, придурки?! — сочным баском крикнул санитар на людей. — А ну, лоботрясы, быстро разбежались по палатам!
Завсегдатаи больницы не сразу поняли смысл сказанного и виновато скалились.
— Я че сказал… — озверел парень и резво сделал шаг вперед. — Дормидонтыча выписать!
При упоминании «Дормидонтыча» больных, словно ветром, сдуло: никто не хотел принимать «Дормидонтыча», как окрестили санитары жестокие побои с применением смирительной рубашки…
* * *
Через минут пять из палаты вышел уставший профессор Мартынов. По лицу его струился пот. Казалось, что он только что разгрузил огромные мешки с цементом.
— Кхе-кхе… — откашлялся старичок и, не проронив ни слова, прихрамывая, медленно побрел по коридору в направлении кабинета главврача странного заведения.
Троица беспокойно переглянулась между собой и засеменила за профессором. Гвоздиковой мало что удалось уловить из разговора врача и больной, однако смысл их беседы она уловила весьма точно и достоверно, о чем сообщила мужчинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Молодая женщина твердо заявила:
— Вы!
Толстяк побагровел и засуетился.
— Вы что это себе позволяете? — повысил голос Ребров. — Вы страдаете не только манией преследования, но и манией величия, дорогуша!
Тон толстяка разозлил Катерину, и она с трудом взяла себя в руки.
— Никакая я вам не дорогуша, доктор, — спокойным тоном произнесла Ершова, — а ведете вы себя так, заведомо зная, что сейчас за меня некому заступиться.
Сказанная фраза была брошена с умыслом. Катя искала себе союзника, которым мог бы стать этот слабенький старичок.
— Вы ошибаетесь, Екатерина, — возразил профессор, — никто вас тут обижать не собирается, и, если ваше присутствие в этом заведении вредно для здоровья, мы постараемся вас как можно скорее отправить домой.
Ершова усмехнулась уголками губ.
— Хотелось бы верить!
Грустная и растерянная троица стояла позади профессора и не знала, что предпринять. Профессор Мартынов был не просто психиатр, а ученый с большим именем, которого знали не только в России, но и далеко за ее пределами. Виктор Павлович представлял независимую ассоциацию европейских психиатров, и просто так закрыть рот «инспектору-ревизору» не представлялось возможным.
Профессор Мартынов повернулся к собравшимся и сказал:
— Милостивые господа, не могли бы вы оставить нас наедине с пациенткой на пять минут?
Это заявление было как гром среди ясного неба. Ребров кусал себе локти, ведь это была его идея позволить Мартынову «пробежаться» по палатам больницы.
Геннадий Александрович думал, что старичок явился сюда для галочки, как большинство новых демократов, но он ошибся: старик оказался старой закваски и вникал в каждую историю болезни пациентов.
— Простите, Виктор Павлович, — чуть не взмолился толстяк, — это невозможно!
Высокий мужчина и медсестра активно поддакивали.
— Да, да…
Старик лукаво повел бровью.
— Не вижу ничего невозможного, — решительно возразил Мартынов. — Попрошу исполнить мою просьбу, коллеги!
«Святая» троица не могла допустить этого, и каждый загалдел, перебивая друг друга:
— Это невозможно!
— Это нарушение инструкций внутреннего распорядка закрытого учреждения!
— Мы не несем никакой ответственности за вашу безопасность, профессор!
— Это произвол!
— Мы будем жаловаться!
Умудренный житейским опытом старый человек подождал, когда народ «выпустит пар», медленно встал и неожиданно громко рявкнул:
— Вон отсюда!
Местные аборигены сразу стушевались и попятились назад к выходу.
— Или я устрою вам такой скандал в научных кругах и международной прессе, — пригрозил настырный старик, — что вы до конца дней своих не отмоетесь от стыда и позора!
Битва была проиграна, но, чтобы хоть как-то сохранить свое лицо, главврач Ребров произнес:
— О последствиях мы вас предупредили! Вся ответственность ложится на вас, профессор!
Старичок моментально умолк.
— Благодарю, господа, — тихим, но твердым голосом произнес он. Всю ответственность беру на себя!
Группа сопровождения вышла из палаты с гордо поднятыми головами. Мартынов повернулся к молодой женщине и хитро подмигнул своей пациентке.
— Ну, вот голубушка, мы и одни! — сказал старичок. — Выкладывайте, что у вас болит?
Ершова тяжело вздохнула.
— Они вам так просто не спустят, дорогой профессор! — заверила Екатерина.
Профессор добродушно рассмеялся, показывая всем своим видом безразличие к опасности.
— Волков бояться — в лес не ходить!
Катя задумчиво покачала головой.
— Волков я не боюсь, профессор, — испуганно и тихо прошептала она, — но есть звери и пострашнее серого хищника!
Уставший и больной старик молча покачал умной седой головой.
— Знаю, детка, знаю…
* * *
Геннадий Александрович Ребров пылал гневом, высокий мужчина тоже не находил себе места и готов был растерзать толстяка.
— Как вы могли допустить такое! — рычал он.
Толстяк понуро уставился на свои нечищеные ботинки.
— Да кто ж его знал, Вениамин Сергеевич, — бубнил себе под нос Ребров, — что старик такой нахрапистый. Хотелось как лучше…
Вениамин Сергеевич презрительно ухмыльнулся и скрипнул золотыми коронками.
— А вышло как всегда!
Главврач втянул маленькую головку в плечи и перенес всю вину на помощницу.
— Если хотите знать, то моей вины здесь нет! — нагло заявил толстяк.
— А кто, Склифосовский виноват?
Толстяк, чтобы избежать столкновения, указал пухлым пальчиком на Гвоздикову, подслушивающую у дверей палаты разговор профессора с пациенткой.
— Она!
Проходящие мимо по коридору больные и обслуживающий медперсонал больницы с любопытством задерживали свои взгляды на разгоряченных врачах.
— Кто? — прижав к стене толстяка, скрипел верзила. — Маргарита Филимоновна?
Главврач энергично кивнул.
— Гвоздикова! — произнес Ребров и понизив голос до шепота, сообщил Плющеву:
— Ей было поручено «накачать» подопечную наркотическими препаратами.
— И что?
Толстяк усмехнулся.
— Результат налицо! — осмелел главврач. — По-видимому, и ваша контора дает сбои в работе, Вениамин Сергеевич!
Плющев гневно сверкнул глазами.
— У нас сбоев не бывает!
Ребров безразлично пожал плечами.
— Надеюсь, что так…
Плющев окликнул Гвоздикову:
— Филимоновна!
— Тише…
Женщина приподняла вверх руку, как бы желая сказать, чтобы ей не мешали.
— Секунду.
Толстяк и высокий медленно подошли к медсестре и стали вполоборота к двери, словно никакого отношения не имели ни к Гвоздиковой, ни тем более к двери.
— А ты чего стоишь как истукан? — недовольно бросил здоровому парню в белом халате главврач и указал на любопытных зевак.
Санитар, долго и упорно не понимающий, что происходит, наконец-то очнулся и стал разгонять столпившихся больных.
— Че рты пораз-зявили, придурки?! — сочным баском крикнул санитар на людей. — А ну, лоботрясы, быстро разбежались по палатам!
Завсегдатаи больницы не сразу поняли смысл сказанного и виновато скалились.
— Я че сказал… — озверел парень и резво сделал шаг вперед. — Дормидонтыча выписать!
При упоминании «Дормидонтыча» больных, словно ветром, сдуло: никто не хотел принимать «Дормидонтыча», как окрестили санитары жестокие побои с применением смирительной рубашки…
* * *
Через минут пять из палаты вышел уставший профессор Мартынов. По лицу его струился пот. Казалось, что он только что разгрузил огромные мешки с цементом.
— Кхе-кхе… — откашлялся старичок и, не проронив ни слова, прихрамывая, медленно побрел по коридору в направлении кабинета главврача странного заведения.
Троица беспокойно переглянулась между собой и засеменила за профессором. Гвоздиковой мало что удалось уловить из разговора врача и больной, однако смысл их беседы она уловила весьма точно и достоверно, о чем сообщила мужчинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60