Значит, можно затовариться по дешевке.
Интересненько, на кого конкретно нацелился «Манчестер Юнайтед»? Мутко, конечно, встанет на дыбы. Ничего, как-нибудь уболтаем. В конце концов, последнее слово всегда за Терновым, а Тернов в этих вопросах Апаксину доверяет.
В баре «Паласа» развлекалась со стопками пара финнов, типичных лесорубов, да еще лакала кофе нерусская старушка, типичная мисс Марпл.
– Это вы ожидаете господина Фельдмана? – Стоило Петру Михайловичу присесть за первый попавшийся столик, как над ним завис официант. – Господин Фельдман передал, что будет с минуты на минуту, и просил вас подождать за заказанным столиком.
«Побеспокоился буржуин», – Апаксин пересел за угловой, скрытый от зала высокими спинками стульев столик, на котором уже прописались лимонадец, груши и бутерброды с красной икрой. Что ж, Петру Михайловичу нравился английский стиль в исполнении Фельдмана.
В ожидании англичанина Апаксин почитал московскую проспартаковскую журнальщину «Мой футбол», чтоб знать, чем дышит враг, и переговорил по «трубе» с директором открывающегося в Колпине, в доме, где жил Сашка Панов, кафе «У Панова». Договорился о проценте. Когда в бар вошла троица бандитского пошиба, Апаксин равнодушно отследил их вход и снова уткнулся в ненавистный «Мой футбол». Нормально, обыкновенные быки, где их нет. Когда же быки плюхнулись на свободные стулья его столика, Апаксин тревожно встрепенулся.
– В чем дело, господа?
На скатерть рядом с грушами легли клешни в наколках.
– Ну я – Фельдман, – прохрипел гость. – Ну и почем нынче вратари? А зашита, если оптом брать? – сверкнув золотыми зубами, «Фельдман» пошел в напор. – А если я массажистов хочу купить, то что? Нельзя, что ли? У нас в «Манчестере» массажисты – фуфло помойное. Вот «зенитовские», люди в Манчестере базарили, парни ништяк, отмесят любого без балды, из паралитиков в спринтеры выправят. У нас, у англичашек, таких братков позарез нехватка.
Он выпускал бред с такой, серьезной миной, что еще и от этого Петра Михайловича закоротило на растерянности.
– Всю икорочку успел умять, во жрун! – расстроено заметил бык по левую апаксинскую руку.
Ну нет, довольно! Это безобразие требовалось немедленно прекращать. Апаксин решил кричать в полный голос, звать охрану, будь что будет, он человек видный, в городе известный, пусть попробуют…
В бок уперся пистолетный ствол.
– Не дрыгайся, спортсмен, не на трибуне…
* * *
– Опять гаишник тормозит, чтоб он сдохнул, паразит! – пропел вензелевская торпеда Пятак.
– Чего ты радуешься, идиот?! – разозлился подельник Стакан. – И так опаздываем.
– А если рвануть? – Пятаку было легко советовать, по инвалидности руки не он вел машину и не ему права на кон ставить.
– Чтоб хвост за собой притащить! Офуел? – И Стакан прижал «ауди» к обочине.
– Почему превышаем? – козырнув, гибэдэдэшник задал обычный бессмысленный вопрос.
– Виноваты, командир. – Пятак просунул в окно две российские сотенные, чтоб безпроволочек решить проблему. – На свадьбу опаздываем. Друг женится.
– Мне?! Взятку?! – побагровел сержант. – Выйти из машины! Приготовить документы!
Пятак и Стакан изумленно переглянулись – что-то новое происходило на русских народных дорогах. Потом они посмотрели вокруг. Мент был один, не считая его мотоцикла, и другим ментам вроде бы негде спрятаться поблизости. Стакан выразительно подмигнул Пятаку, мол, может, отвесить менту щелбан и ехать себе дальше?
Короче, и эти двое бравых вензелевских торпед опоздали к воротам «Углов». Вензель пока не знал, что Шрам надумает запереться в «Углах», зато знал, что некий гражданин Апаксин может кой-чего подсказать Шраму насчет заветных списков. Но спортивный барыга будто сквозь пальцы проскользнул у Вензеля, зато достался Шраму целым и невредимым.
А вот откуда Вензель пронюхал фишку про Апаксина, совсем другая история.
Глава одиннадцатая
МОЙ ДОМ – ТЮРЬМА
Сижу на нарах я, в Наро-Фоминске я.
Когда б ты знала, жизнь мою губя,
Что я бы мог бы выйти в Папы Римские,
А в мамы взять, естественно, тебя.
Счастье привалило в виде кругленького пожилого человечка в кремовой рубашке и «бабочке». Счастье представилось адвокатом Бескутиным, которому поручено вести их дела не за страх, а на совесть. Адвокат, человек с добрым лицом и плутоватыми глазами (впрочем, глубоко упрятанными в морщины), объяснил поочередно обоим клиентам СИЗО, какой великолепной стороной для них выворачивается жизнь.
– …Всего-то мне нужны ваши подписи. И завтра же, завтра вы выйдете на волю. Они, – на этом слове, со значением качнув головой сначала вбок потом наверх, адвокат Бескутин скривился от омерзения, – ничего не смогут поделать. Куда им? Считайте себя свободными, господа! – От адвоката пахло таким дорогим одеколоном, что гражданин Лодун побрезговал бы пить.
Гражданин Клязьмин, как более ответственный, на одеколон не морщился. Он морщился на адвоката в целом. Подследственные по ту сторону стола переглянулись, словно пытаясь выяснить друг у друга, за что им таким счастьем по голове?
Первому, попавшемуся на очистке коридора коммуналки от шуб. курток и вишневого варенья, повязанному силами жильцов возле туго набитых спортивных сумок, Бескутин открыл, как все было на самом деле. А именно: гражданин Гурьянов, жилец пострадавшей коммуналки, попросил гражданина Лодуна, ныне жильца СИЗО «Углы», принести ему необходимые вещи по адресу, по которому прописана разливуха «Огонек». Сам Гурьянов – человек пьющий, поэтому, во-первых, самостоятельно за вещами сходить не мог, во-вторых, плохо растолковал новому приятелю Лодуну, где лежат потребовавшиеся вещи и как они выглядят. Растолковал-то плохо, а ключ от квартиры дал. Доказательства злого умысла, то есть продажи вещей, в деяниях Лодуна отсутствуют. Значит, никто ни у кого не воровал, просто ошибочка вышла. Дело следует закрыть ввиду отсутствия судебной перспективы.
Потом адвокат Бескутин напомнил второму гражданину, ногтем царапающему стол в комнате свиданий, его печальную историю. Гражданин Клязьмин раскурочил помещение секты «Семья последнего дня». Тяжелым тупым предметом вскрыл дверь, нанес телесные повреждения средней тяжести охраннику, тибетскому гуру и отдельным братьям и сестрам. Высадил факсом окно, компьютерами забросал пол, справил малую физиологическую потребность на диван, а большую – на символическое изображение последнего солнечного заката. Кто спорит? Так и было.
Но почему гражданин Клязьмин совершал деяния, что им двигало? А виной всему ВНУШЕНИЕ, некая разновидность гипноза, воздействию которого подвергся гражданин Клязьмин со стороны секты. Из-за того же внушения люди вступали в секту, переписывали на ее имя квартиры и дачи и отдавали последние сбережения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Интересненько, на кого конкретно нацелился «Манчестер Юнайтед»? Мутко, конечно, встанет на дыбы. Ничего, как-нибудь уболтаем. В конце концов, последнее слово всегда за Терновым, а Тернов в этих вопросах Апаксину доверяет.
В баре «Паласа» развлекалась со стопками пара финнов, типичных лесорубов, да еще лакала кофе нерусская старушка, типичная мисс Марпл.
– Это вы ожидаете господина Фельдмана? – Стоило Петру Михайловичу присесть за первый попавшийся столик, как над ним завис официант. – Господин Фельдман передал, что будет с минуты на минуту, и просил вас подождать за заказанным столиком.
«Побеспокоился буржуин», – Апаксин пересел за угловой, скрытый от зала высокими спинками стульев столик, на котором уже прописались лимонадец, груши и бутерброды с красной икрой. Что ж, Петру Михайловичу нравился английский стиль в исполнении Фельдмана.
В ожидании англичанина Апаксин почитал московскую проспартаковскую журнальщину «Мой футбол», чтоб знать, чем дышит враг, и переговорил по «трубе» с директором открывающегося в Колпине, в доме, где жил Сашка Панов, кафе «У Панова». Договорился о проценте. Когда в бар вошла троица бандитского пошиба, Апаксин равнодушно отследил их вход и снова уткнулся в ненавистный «Мой футбол». Нормально, обыкновенные быки, где их нет. Когда же быки плюхнулись на свободные стулья его столика, Апаксин тревожно встрепенулся.
– В чем дело, господа?
На скатерть рядом с грушами легли клешни в наколках.
– Ну я – Фельдман, – прохрипел гость. – Ну и почем нынче вратари? А зашита, если оптом брать? – сверкнув золотыми зубами, «Фельдман» пошел в напор. – А если я массажистов хочу купить, то что? Нельзя, что ли? У нас в «Манчестере» массажисты – фуфло помойное. Вот «зенитовские», люди в Манчестере базарили, парни ништяк, отмесят любого без балды, из паралитиков в спринтеры выправят. У нас, у англичашек, таких братков позарез нехватка.
Он выпускал бред с такой, серьезной миной, что еще и от этого Петра Михайловича закоротило на растерянности.
– Всю икорочку успел умять, во жрун! – расстроено заметил бык по левую апаксинскую руку.
Ну нет, довольно! Это безобразие требовалось немедленно прекращать. Апаксин решил кричать в полный голос, звать охрану, будь что будет, он человек видный, в городе известный, пусть попробуют…
В бок уперся пистолетный ствол.
– Не дрыгайся, спортсмен, не на трибуне…
* * *
– Опять гаишник тормозит, чтоб он сдохнул, паразит! – пропел вензелевская торпеда Пятак.
– Чего ты радуешься, идиот?! – разозлился подельник Стакан. – И так опаздываем.
– А если рвануть? – Пятаку было легко советовать, по инвалидности руки не он вел машину и не ему права на кон ставить.
– Чтоб хвост за собой притащить! Офуел? – И Стакан прижал «ауди» к обочине.
– Почему превышаем? – козырнув, гибэдэдэшник задал обычный бессмысленный вопрос.
– Виноваты, командир. – Пятак просунул в окно две российские сотенные, чтоб безпроволочек решить проблему. – На свадьбу опаздываем. Друг женится.
– Мне?! Взятку?! – побагровел сержант. – Выйти из машины! Приготовить документы!
Пятак и Стакан изумленно переглянулись – что-то новое происходило на русских народных дорогах. Потом они посмотрели вокруг. Мент был один, не считая его мотоцикла, и другим ментам вроде бы негде спрятаться поблизости. Стакан выразительно подмигнул Пятаку, мол, может, отвесить менту щелбан и ехать себе дальше?
Короче, и эти двое бравых вензелевских торпед опоздали к воротам «Углов». Вензель пока не знал, что Шрам надумает запереться в «Углах», зато знал, что некий гражданин Апаксин может кой-чего подсказать Шраму насчет заветных списков. Но спортивный барыга будто сквозь пальцы проскользнул у Вензеля, зато достался Шраму целым и невредимым.
А вот откуда Вензель пронюхал фишку про Апаксина, совсем другая история.
Глава одиннадцатая
МОЙ ДОМ – ТЮРЬМА
Сижу на нарах я, в Наро-Фоминске я.
Когда б ты знала, жизнь мою губя,
Что я бы мог бы выйти в Папы Римские,
А в мамы взять, естественно, тебя.
Счастье привалило в виде кругленького пожилого человечка в кремовой рубашке и «бабочке». Счастье представилось адвокатом Бескутиным, которому поручено вести их дела не за страх, а на совесть. Адвокат, человек с добрым лицом и плутоватыми глазами (впрочем, глубоко упрятанными в морщины), объяснил поочередно обоим клиентам СИЗО, какой великолепной стороной для них выворачивается жизнь.
– …Всего-то мне нужны ваши подписи. И завтра же, завтра вы выйдете на волю. Они, – на этом слове, со значением качнув головой сначала вбок потом наверх, адвокат Бескутин скривился от омерзения, – ничего не смогут поделать. Куда им? Считайте себя свободными, господа! – От адвоката пахло таким дорогим одеколоном, что гражданин Лодун побрезговал бы пить.
Гражданин Клязьмин, как более ответственный, на одеколон не морщился. Он морщился на адвоката в целом. Подследственные по ту сторону стола переглянулись, словно пытаясь выяснить друг у друга, за что им таким счастьем по голове?
Первому, попавшемуся на очистке коридора коммуналки от шуб. курток и вишневого варенья, повязанному силами жильцов возле туго набитых спортивных сумок, Бескутин открыл, как все было на самом деле. А именно: гражданин Гурьянов, жилец пострадавшей коммуналки, попросил гражданина Лодуна, ныне жильца СИЗО «Углы», принести ему необходимые вещи по адресу, по которому прописана разливуха «Огонек». Сам Гурьянов – человек пьющий, поэтому, во-первых, самостоятельно за вещами сходить не мог, во-вторых, плохо растолковал новому приятелю Лодуну, где лежат потребовавшиеся вещи и как они выглядят. Растолковал-то плохо, а ключ от квартиры дал. Доказательства злого умысла, то есть продажи вещей, в деяниях Лодуна отсутствуют. Значит, никто ни у кого не воровал, просто ошибочка вышла. Дело следует закрыть ввиду отсутствия судебной перспективы.
Потом адвокат Бескутин напомнил второму гражданину, ногтем царапающему стол в комнате свиданий, его печальную историю. Гражданин Клязьмин раскурочил помещение секты «Семья последнего дня». Тяжелым тупым предметом вскрыл дверь, нанес телесные повреждения средней тяжести охраннику, тибетскому гуру и отдельным братьям и сестрам. Высадил факсом окно, компьютерами забросал пол, справил малую физиологическую потребность на диван, а большую – на символическое изображение последнего солнечного заката. Кто спорит? Так и было.
Но почему гражданин Клязьмин совершал деяния, что им двигало? А виной всему ВНУШЕНИЕ, некая разновидность гипноза, воздействию которого подвергся гражданин Клязьмин со стороны секты. Из-за того же внушения люди вступали в секту, переписывали на ее имя квартиры и дачи и отдавали последние сбережения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66