Тони подумал о чопорных великосветских дамах, глядящих на мир с высоты своего общественного положения и всегда высокомерно судящих о себе подобных.
— Почему ты решила, что меня привлечет эта ледяная статуя?
— Потому что она выбрала тебя, исходя из той же холодной логики, что и ты, отсеивая своих брачных кандидаток.
Уловив в речи Джин намек на победу, Тони нахмурился и подошел к сестре поближе.
— Но почему именно я?
— Она тоже хочет ребенка и, говоря твоим же языком, считает тебя лучшим жеребцом-производителем во всей Англии. Она уверена в твоих способностях; кроме того, эта женщина отвечает почти всем твоим требованиям.
Тони охватила ярость — это была реакция мужчины, знающего себе цену и вдруг обнаруживающего, что на него смотрят всего лишь как на самца. Как можно сочетаться браком, исходя только из соображений деторождения?!
В голове Тони возникли чудовищные видения супружеского сосуществования, и лицо его покрылось пятнами. Матримониальные мечты перестали казаться важными; теперь самое важное — как выбраться из этой ловушки.
Словно библейский змей-искуситель, Джин продолжала соблазнять Тони:
— Ко всему прочему, она богата.
Дернув себя за воротник, внезапно ставший тесным, Тони взмолился про себя о даровании ему силы устоять перед денежным искушением. Леди Хонора действительно была богата, очень богата.
— Она — ближайшая подруга королевы, и она все еще… э-э… плодовитая, как молодая кобылица…
Тони вскочил со скамейки и, обогнув живую изгородь, вышел из сада. Джин последовала за братом, стараясь подстроиться под его размашистый шаг. Когда они пересекли раскинувшуюся перед домом лужайку, Тони резко обернулся к сестре.
— Леди Хонора похоронила трех мужей и ни от одного из них не имеет детей! Это ты называешь плодовитостью?
— Первые два мужа, — ответила Джин, — были выбраны ее отцом из-за их связей, влияния и богатства; он совсем не принимал во внимание их врожденную немощь. Эти мужья не смогли подарить ей детей и отдали Богу душу, когда Хоноре еще не было и двадцати. Третий раз она вышла замуж по любви, и этот муж был способен дать ей все, что только может хотеть женщина от мужчины. Она имела от него ребенка и, возможно, смогла бы рожать и еще, но в конце концов он начал спать с женщинами со всей округи и только издевался над ней, когда она пыталась обуздать его.
Тони очень часто доводилось слышать это сравнение с лошадьми, поэтому он спросил:
— Джин, а что, все женщины думают о мужчинах как о жеребцах?
— Нет, некоторых сравнивают с меринами, — усмехнулась Джин, — но только не тебя, Тони. И, пожалуйста, перестань грызть удила, словно холодная рука злого рока уже стучит тебе в спину.
Джин была права: по спине Тони пробежала дрожь. К его возмущению и ярости теперь примешивалось вполне реальное чувство, словно он отправляется на верную погибель: принимая какое-нибудь важное решение, леди Хонора никогда не шутила.
— Я не женюсь на ней, — твердо сказал Тони. — Безусловно, я высоко ценю леди Хонору Ховард, но и подумать не могу о физической близости с ней.
Явно не убежденная этим доводом, Джин рассмеялась.
— Вот ей и объясни это сам.
— Джин, моя дорогая сестра! — Тони обнял ее. — Я всего лишь застенчивый мужчина, вдобавок у меня плохо подвешен язык. Я уверен, что ты…
— Нет, я больше не буду разговаривать с ней об этом.
— … найдешь способ пощадить ее чувства.
— Ее чувства сможет успокоить только скаковой жеребец! — Джин усмехнулась, видя его гнев. — Кроме того, я всю жизнь знаю леди Хонору и никогда не могла ее ни в чем переубедить. Ты обречен, Тони, понимаешь, обречен, и я не могу сказать, что чувствую себя от этого несчастной. Леди Хонора составит превосходную партию любому мужчине, а тебе в особенности. Ты больше никогда не услышишь ни слова о своей незаконнорожденности: никто не осмелится бросить вызов Хоноре.
— Я не желаю, чтобы источником уважения ко мне была моя жена! Я хочу заслужить это уважение сам!
— Ты уже его заслужил — не понимают этого только глупцы и ты сам. Если же ты сделал свой собственный выбор, возможно, леди Хонору и удастся отговорить от того, что она задумала, но…
— Сделал! — Тони посмотрел вокруг себя, отчаянно ища выход. — Моя невеста только что приехала! Я сражен ее прелестью, и вот она здесь.
— Где? — Джин взглянула на труппу странствующих актеров, расположившуюся на краю лужайки перед домом. Сейчас они были заняты разгрузкой досок, служащих сценой, и готовились к дневному спектаклю. — Где же она?
— Здесь! — Тони почувствовал несказанное облегчение, увидев среди актеров девушку. Единственную девушку — она стояла в стороне и нервно переминалась с ноги на ногу. Чуть сгорбившись, она пристально глядела на дом и что-то тихо говорила. На таком расстоянии Тони совершенно не было слышно, что она бормочет. — Она здесь! Видишь, стоит около разрисованного фургона.
Проследив за взглядом брата, Джин прищурилась.
— Она?
— А ты что, знаешь ее? — Тони надеялся, что нет.
— Я никогда не встречалась с ней раньше, но она, — Джин вздернула подбородок, — кажется мне знакомой. Кто она?
— Она — само совершенство. — Последовал весьма туманный ответ.
— В этом наряде? — Джин покачала головой. — Лучше натяни поводья, Тони. Это же бродячая актриса! И уж во всяком случае, не богатая, влиятельная девственница.
Даже на расстоянии Тони мог видеть, что одежда девушки была несколько странной, а рыжий парик почти закрывал лицо… Боже, как он мог заманить себя в такую ловушку?
Однако, вспомнив прямую, как палка, фигуру леди Хоноры, Тони сам ответил на свой вопрос.
Безрассудство! Совершеннейшее безрассудство!
— Ради этой девушки я откажусь от всех своих мелочных страстей!
— Сомневаюсь, чтобы она отказалась от жизни в фургоне: комедианты — весьма пикантная компания.
— Я избавлю ее от этой компании! — заявил Тони, надеясь, что сумеет уговорами или соблазном убедить девушку помочь ему избавиться от леди Хоноры.
4.
Папочка, не оставляй меня здесь! Я очень устала, а идти еще так далеко!
Лужайка, посреди которой возвышался огромный дом, напоминала ковер-самолет нежно-зеленого с золотом цвета. Сам дом был похож на сказочного пассажира, гордо восседающего на этом ковре.
Я нарвала букетик цветов. Они тебе не нравятся? Но я же рвала их для тебя.
Нет, скорее дом походил на девушку, распростершую свои белые руки-крылья, сияющие в ярком солнечном свете, чтобы принять в свои объятия всех, кто в него приходит. Деревья, уже прихваченные первыми осенними холодами, склонялись вокруг стен, словно беря девушку под свою защиту; еще не пожелтевший кустарник составлял ее убранство…
Я не брала ее, папочка! Не оставляй меня здесь одну! Папочка, пожалуйста, папочка…
— Ты очень милая девчушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86