Упрямые гады. Было бы отлично, если бы…
Он вдруг замолкает и словно прислушивается к чему-то.
— Вы ничего не слышали?
Мне почему-то кажется, что Чен шутит. Хочет меня напугать. Что ж, местечко подходящее.
И вдруг… Да, едва слышные голоса.
Наклонившись, я смотрю вниз и замечаю идущие вдоль стеллажей с оружием фигуры. Черные, стальные, с какими-то инструментами. Проверяют наличие?
Чен тихонько ругается.
— Должно быть, проверка! Но почему сейчас? Думаю, догадаться можно.
Он смотрит на меня своими темными глазами и наконец медленно кивает.
— Ракета! Та, что уничтожила вашего архи и ваш дом. Я думал, это дело рук каких-то уголовников, городской шпаны, склепавшей что-то в подвале. Но, видно, начальство решило, что ее похитили отсюда. Черт, нетрудно было догадаться!
Что я могу сказать? Я и сам додумался до этого только что. Мне просто не хотелось расстраивать Чена.
— Но кому из военных я мог помешать? Признаюсь, пару раз Клара угрожала сломать мне руку…
Шутка проходит мимо. Чен хмурится.
— Нам надо убираться отсюда. Немедленно.
— Но вы же обещали…
— Я думал, что здесь никого нет! И тогда я не знал о краже военного имущества. Не хочу, чтобы вас схватили эти ребята, с ними не пошутишь. — Чен кивает. — Позовите мисс Махарал и…
Мы оба поворачиваемся и застываем на месте.
Риту шла за нами.
Теперь ее нет, и только легкий шорох, как дуновение ветерка, тронувшего сухие листья, проносится между свисающими с потолка шлемами и кирасами.
Глава 34
СКРЕПЛЯЯ РЕАЛЬНОСТЬ
…или малыш Красный в роли подопытного…
Трудно проникнуть в мозг гения.
Обычно подобный мозг не является поводом для беспокойства, так как подлинная гениальность, как всем хорошо известно, чаще всего сочетается с порядочностью и благородством. Мы, сами того не сознавая, привыкли полагаться на это. В отличие от драматических произведений реальный мир отнюдь не кишит сумасшедшими художниками, психопатами-генералами, маньяками-врачами, сдвинувшимися политиками, шизофрениками-писателями и безумными учеными.
И все же исключения существуют, и именно они создали публичный образ гения как человека, в котором смешалось множество разных ингредиентов, а потому довольно опасного. Среди необразованной части населения бытует мнение, что талант неотделим от буйства. Чтобы тебя запомнили, надо быть несносным. Чтобы к тебе относились серьезно, следует быть надменным.
Должно быть, в детстве Йосил Махарал смотрел слишком много плохих кинодрам, потому что он заглотил это клише целиком. Убедившись в своем тайном убежище, без обязательств перед кем-либо — даже перед самим собой, — он сыграл роль сумасшедшего так, словно ее написали специально для него.
Еще хуже то, что во мне он видит ключ к интересующей его загадке, свой единственный шанс на вечную жизнь.
Запертый в лаборатории, скованный по рукам и ногам, я начинаю ощущать хорошо знакомое влечение — «рефлекс лосося». Это чувство испытывают в конце дня все высокоуровневые големы. Сейчас оно многократно усилено изобретенной Махаралом аппаратурой.
Раньше мне всегда удавалось при необходимости избавляться от «рефлекса лосося». Но на этот раз рефлекс слишком силен. Не в силах преодолеть мучительную потребность, я снова и снова пытаюсь освободиться от цепей, не обращая внимания на возможные повреждения конечностей.
Древний инстинкт требует, чтобы я берег свое тело, но рефлекс берет верх. Он говорит, что это тело не важнее дешевой бумажной одежды. Воспоминания, вот что имеет значение.
Нет. Не память. Что-то другое. Что-то большее. Я не владею научной терминологией. И сейчас мне ни до чего нет дела.
Вернуться в свой реальный мозг. Мозг, который, если верить Махаралу, больше не существует. Это он информировал меня о том, что реальное тело Альберта Морриса — тело, рожденное моей матерью более двенадцати тысяч дней назад — уничтожено вечером во вторник. Вместе с моим домом и садом. Вместе со спортивными наградами и так и не законченной дипломной работой.
Вместе с сувенирами, каждый из которых так или иначе связан с расследованным мною делом. Сколько их было? Пожалуй, более сотни. Сотни дел… сотни злодеев, худшие из которых отправлены на принудительную терапию и в тюрьму.
Вместе со шрамом от пули, который поглаживала Клара, когда мы лежали с ней в постели…
Моей плоти больше нет. Так мне сказали.
Я лишен возможности проверить утверждение Махарала. Но зачем ему лгать беспомощному пленнику?
Проклятие! Этот сад стоил мне таких трудов. На следующей неделе в нем созрели бы абрикосы.
Хорошо. Размышления о саде помогают отвлечься. Хоть какой-то способ сопротивляться рефлексу. Но долго ли мне удастся продержаться?
Положение усугубляет беспрерывная болтовня Махарала.
Может, он специально действует мне на нервы? Или это часть некоего хитроумного плана вывести меня из равновесия?
— …Так что, как видите, все началось задолго до того, как Джефти Аннонас открыла Постоянную Волну. Двое ученых, Ньюберг и Д'Акили, обнаружили вариации в нервной функции, используя примитивную аппаратуру начала века. Особенно их заинтересовали различия, появлявшиеся в ориентационной зоне, в верхней части мозга, во время молитвы и медитации.
Они выяснили, что духовные адепты — от буддийских монахов до исступленных протестантов — умеют подавлять активность в этой особой нервной зоне, функция которой заключается в совмещении всей сенсорной информации и разграничении человека и окружающего мира.
Религиозные фанатики умели уничтожать восприятие границы между собой и миром. Один из эффектов ощущения единства со вселенной — высвобождение эндорфинов и других вызывающих удовольствие веществ, что усиливает желание снова и снова возвращаться в то же состояние.
Другими словами: молитва и медитация индуцировали психохимическое пристрастие, сродни наркотическому, к святости и единству с Богом!
Тем временем другие исследователи стремились найти то место, где находится сознание, тот воображаемый локус, где обитает наша сущность, наше «Я». Ученые Запада помещали его за глазами, считая, что это «Я» смотрит через них, подобно мифическому гомункулусу. Другие полагали, что место обитания «Я» — грудь человека, там, где бьется сердце. Эксперименты доказали, что людей можно заставить поверить в перемещение «Я» или души.
Человека можно научить наблюдать душу вне тела. Она способна вселиться в какой-нибудь находящийся рядом объект… например, в глиняную куклу!
Иногда профессор останавливается и улыбается мне.
— Только подумайте, Альберт! Поначалу между этими открытиями не было видимой связи. Но затем отважные исследователи начали понимать, к чему они подступили. В их распоряжении оказались элементы, отдельные кусочки великой тайны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Он вдруг замолкает и словно прислушивается к чему-то.
— Вы ничего не слышали?
Мне почему-то кажется, что Чен шутит. Хочет меня напугать. Что ж, местечко подходящее.
И вдруг… Да, едва слышные голоса.
Наклонившись, я смотрю вниз и замечаю идущие вдоль стеллажей с оружием фигуры. Черные, стальные, с какими-то инструментами. Проверяют наличие?
Чен тихонько ругается.
— Должно быть, проверка! Но почему сейчас? Думаю, догадаться можно.
Он смотрит на меня своими темными глазами и наконец медленно кивает.
— Ракета! Та, что уничтожила вашего архи и ваш дом. Я думал, это дело рук каких-то уголовников, городской шпаны, склепавшей что-то в подвале. Но, видно, начальство решило, что ее похитили отсюда. Черт, нетрудно было догадаться!
Что я могу сказать? Я и сам додумался до этого только что. Мне просто не хотелось расстраивать Чена.
— Но кому из военных я мог помешать? Признаюсь, пару раз Клара угрожала сломать мне руку…
Шутка проходит мимо. Чен хмурится.
— Нам надо убираться отсюда. Немедленно.
— Но вы же обещали…
— Я думал, что здесь никого нет! И тогда я не знал о краже военного имущества. Не хочу, чтобы вас схватили эти ребята, с ними не пошутишь. — Чен кивает. — Позовите мисс Махарал и…
Мы оба поворачиваемся и застываем на месте.
Риту шла за нами.
Теперь ее нет, и только легкий шорох, как дуновение ветерка, тронувшего сухие листья, проносится между свисающими с потолка шлемами и кирасами.
Глава 34
СКРЕПЛЯЯ РЕАЛЬНОСТЬ
…или малыш Красный в роли подопытного…
Трудно проникнуть в мозг гения.
Обычно подобный мозг не является поводом для беспокойства, так как подлинная гениальность, как всем хорошо известно, чаще всего сочетается с порядочностью и благородством. Мы, сами того не сознавая, привыкли полагаться на это. В отличие от драматических произведений реальный мир отнюдь не кишит сумасшедшими художниками, психопатами-генералами, маньяками-врачами, сдвинувшимися политиками, шизофрениками-писателями и безумными учеными.
И все же исключения существуют, и именно они создали публичный образ гения как человека, в котором смешалось множество разных ингредиентов, а потому довольно опасного. Среди необразованной части населения бытует мнение, что талант неотделим от буйства. Чтобы тебя запомнили, надо быть несносным. Чтобы к тебе относились серьезно, следует быть надменным.
Должно быть, в детстве Йосил Махарал смотрел слишком много плохих кинодрам, потому что он заглотил это клише целиком. Убедившись в своем тайном убежище, без обязательств перед кем-либо — даже перед самим собой, — он сыграл роль сумасшедшего так, словно ее написали специально для него.
Еще хуже то, что во мне он видит ключ к интересующей его загадке, свой единственный шанс на вечную жизнь.
Запертый в лаборатории, скованный по рукам и ногам, я начинаю ощущать хорошо знакомое влечение — «рефлекс лосося». Это чувство испытывают в конце дня все высокоуровневые големы. Сейчас оно многократно усилено изобретенной Махаралом аппаратурой.
Раньше мне всегда удавалось при необходимости избавляться от «рефлекса лосося». Но на этот раз рефлекс слишком силен. Не в силах преодолеть мучительную потребность, я снова и снова пытаюсь освободиться от цепей, не обращая внимания на возможные повреждения конечностей.
Древний инстинкт требует, чтобы я берег свое тело, но рефлекс берет верх. Он говорит, что это тело не важнее дешевой бумажной одежды. Воспоминания, вот что имеет значение.
Нет. Не память. Что-то другое. Что-то большее. Я не владею научной терминологией. И сейчас мне ни до чего нет дела.
Вернуться в свой реальный мозг. Мозг, который, если верить Махаралу, больше не существует. Это он информировал меня о том, что реальное тело Альберта Морриса — тело, рожденное моей матерью более двенадцати тысяч дней назад — уничтожено вечером во вторник. Вместе с моим домом и садом. Вместе со спортивными наградами и так и не законченной дипломной работой.
Вместе с сувенирами, каждый из которых так или иначе связан с расследованным мною делом. Сколько их было? Пожалуй, более сотни. Сотни дел… сотни злодеев, худшие из которых отправлены на принудительную терапию и в тюрьму.
Вместе со шрамом от пули, который поглаживала Клара, когда мы лежали с ней в постели…
Моей плоти больше нет. Так мне сказали.
Я лишен возможности проверить утверждение Махарала. Но зачем ему лгать беспомощному пленнику?
Проклятие! Этот сад стоил мне таких трудов. На следующей неделе в нем созрели бы абрикосы.
Хорошо. Размышления о саде помогают отвлечься. Хоть какой-то способ сопротивляться рефлексу. Но долго ли мне удастся продержаться?
Положение усугубляет беспрерывная болтовня Махарала.
Может, он специально действует мне на нервы? Или это часть некоего хитроумного плана вывести меня из равновесия?
— …Так что, как видите, все началось задолго до того, как Джефти Аннонас открыла Постоянную Волну. Двое ученых, Ньюберг и Д'Акили, обнаружили вариации в нервной функции, используя примитивную аппаратуру начала века. Особенно их заинтересовали различия, появлявшиеся в ориентационной зоне, в верхней части мозга, во время молитвы и медитации.
Они выяснили, что духовные адепты — от буддийских монахов до исступленных протестантов — умеют подавлять активность в этой особой нервной зоне, функция которой заключается в совмещении всей сенсорной информации и разграничении человека и окружающего мира.
Религиозные фанатики умели уничтожать восприятие границы между собой и миром. Один из эффектов ощущения единства со вселенной — высвобождение эндорфинов и других вызывающих удовольствие веществ, что усиливает желание снова и снова возвращаться в то же состояние.
Другими словами: молитва и медитация индуцировали психохимическое пристрастие, сродни наркотическому, к святости и единству с Богом!
Тем временем другие исследователи стремились найти то место, где находится сознание, тот воображаемый локус, где обитает наша сущность, наше «Я». Ученые Запада помещали его за глазами, считая, что это «Я» смотрит через них, подобно мифическому гомункулусу. Другие полагали, что место обитания «Я» — грудь человека, там, где бьется сердце. Эксперименты доказали, что людей можно заставить поверить в перемещение «Я» или души.
Человека можно научить наблюдать душу вне тела. Она способна вселиться в какой-нибудь находящийся рядом объект… например, в глиняную куклу!
Иногда профессор останавливается и улыбается мне.
— Только подумайте, Альберт! Поначалу между этими открытиями не было видимой связи. Но затем отважные исследователи начали понимать, к чему они подступили. В их распоряжении оказались элементы, отдельные кусочки великой тайны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141