Одна лишь Марет не проявила интереса, ее взгляд был устремлен только вперед, а маленькое личико напоминало бесстрастную маску.
Потом они вошли в ущелье Кеннон, и суровые скалистые стены нависли над ними, подобно огромным каменным плитам, вырубленным медленными ударами топора времени, скрыв Паранор из виду.
Маршрут их знал только Бреман, державший эти сведения при себе до тех пор, пока, выйдя из ущелья и снова оказавшись под сенью леса, они не остановились на ночлег на берегу реки Мермидон. Кинсон уже однажды спрашивал об этом, оставшись со стариком наедине, а Риска — при всех, однако Бреман предпочел не отвечать. У него были на то свои причины, которые он не собирался объяснять спутникам. Оспаривать его решение никто не посмел.
Вечером они разожгли костер и приготовили еду — первую горячую пищу, которую Кинсон ел за многие недели.
— Теперь я скажу вам, куда мы идем, — спокойно произнес друид. — Наша цель — Хейдисхорн.
Они сидели вокруг маленького костра, закончив трапезу и занимаясь каждый своим. Риска точил лезвие своего широкого меча. Тэй, потягивая эль из бурдюка, веткой рисовал на земле картинки. Кинсон прилаживал полоску крепкой кожи к прохудившейся подошве башмака. Марет сидела в сторонке и наблюдала за ними цепким взглядом, который подмечал все, ничего не упуская из виду.
После слов Бремана воцарилась тишина, и четыре пары глаз вопросительно уставились на него.
— Я собираюсь поговорить с духами и узнать, как можно защитить народы. Заодно попытаюсь узнать, какова наша судьба.
Тэй Трефенвид слегка откашлялся.
— Хейдисхорн закрыт для смертных. Даже для друидов. Его воды отравлены. Один глоток, и ты мертв. — Он в задумчивости посмотрел на Бремана, потом отвел взгляд. — Но ты и сам это знаешь, верно?
Бреман кивнул:
— Посещение Хейдисхорна опасно. Еще опаснее вызывать духи умерших. Но я овладел магией, позволяющей преступить врата потустороннего мира. Я уже ходил теми дорогами, которые соединяют его с нашим миром, и возвращался живым. — Он улыбнулся эльфу. — Мне приходилось очень далеко путешествовать после того дня, когда мы расстались, Тэй.
Риска хмыкнул:
— Я не уверен, что хочу знать свою судьбу.
— Да и я тоже, — откликнулся Кинсон.
— И все-таки я постараюсь узнать побольше, — сказал Бреман. — Духи сами решат, что мне следует знать.
— Ты полагаешь, духи изъясняются словами, доступными твоему пониманию? — Риска покачал головой. — Сомневаюсь, что это так.
— Это не так, — согласился Бреман. Он придвинулся ближе к огню и протянул руки, чтобы погреть их. Даже здесь, у подножия гор, ночь выдалась холодной. — Духи мертвых, если они появляются, посылают видения, и эти видения говорят за них. У мертвых нет голосов. Их не слышно из потустороннего мира. Разве только… — Он, казалось, задумался над тем, что собирался сказать, и сделал непроизвольное движение, словно хотел отмахнуться от пришедшей мысли. — Короче, видение — это и есть то, что хотят сказать духи, если они вообще хотят говорить. Иногда они даже не появляются. Но мы должны пойти к ним и обратиться за помощью.
— Ты уже делал это раньше, — сказала вдруг Марет. Она не спрашивала, а утверждала.
— Да, — признался старик.
— Верно, — подтвердил Кинсон.
Он и сам был с Бреманом на Хейдисхорне в последний раз и теперь припомнил ту ужасную ночь с громом и молниями, когда по небу метались черные тучи, обрушивая на землю потоки дождя. Над поверхностью озера клубился пар, и оттуда слышались голоса, доносившиеся из подземных обиталищ мертвых. Он стоял на самом краю Сланцевой долины и смотрел, как Бреман, спустившись к воде, стал вызывать духи мертвых. Погода в ту ночь выдалась словно специально для этой жуткой цели. А видения предназначались не для Кинсона. Бреман же видел их, и они не предвещали ничего хорошего. Кинсон понял это по глазам старика, когда на рассвете тот наконец поднялся в долину.
— Все будет хорошо, — заверил соратников Бреман, и слабая усталая улыбка мелькнула в складках его угрюмого лица.
Они уже собирались ложиться спать, когда Кинсон подошел к Марет и присел рядом с ней.
— Возьми это, — произнес он, протягивая ей свой дорожный плащ. — Он защитит тебя от ночного холода
Девушка посмотрела на Кинсона долгим взглядом, от которого тому стало не по себе, и покачала головой.
— Плащ нужен тебе самому, житель приграничья. Кроме того, не стоит относиться ко мне иначе, чем к другим.
Несколько секунд помолчав, он негромко произнес, глядя ей прямо в глаза:
— Меня зовут Кинсон Равенлок.
— Я знаю твое имя, — кивнула она в ответ.
— Мне дежурить первому, и в это время лишний вес и тепло мне не нужны. Так что я не предлагаю тебе ничего особенного.
Марет, видимо, начинала сердиться.
— Я тоже буду дежурить, — настаивала она.
— Да. Завтра. Мы будем дежурить по двое каждую ночь. — Он старался держать себя в руках. — Так ты возьмешь плащ?
Окинув Кинсона холодным взглядом, девушка согласилась.
— Спасибо, — произнесла она равнодушно.
Кивнув, он поднялся и отошел, думая о том, что не станет торопиться предлагать ей что-нибудь еще.
Ночь стояла на редкость спокойная и такая красивая, что дух захватывало: небеса удивительного густо-лилового цвета были сплошь унизаны звездами и посеребрены четвертушкой луны. Огромные и бездонно глубокие, без единого облачка и сполоха света, они выглядели так, словно их сначала подмели гигантской метлой, а затем присыпали бархатистую поверхность алмазной россыпью. В некоторых местах звездные скопления напоминали расплескавшееся молоко. Кинсон восхищенно смотрел на них. Время застыло в этой стеклянной глади. До его слуха доносились привычные звуки лесной жизни, но они казались приглушенными, будто лесные обитатели, зачарованные ночью, как и он сам, на время забыли про свои обычные занятия.
Ему вспомнилось детство, проведенное в девственных лесах приграничных земель к северо-востоку от Варфлита. Бывало, по ночам, когда родители, братья и сестры спали, он лежал без сна, глядя в небо, поражаясь его бескрайности и думая, сколько под этим небом мест, которые он никогда не видел. Иногда он становился перед окном спальни, как будто старался подойти к небесам поближе, чтобы как следует разглядеть. Кинсон всегда знал, что уйдет из дому, и не обращал никакого внимания на то, что его сверстники понемногу приспосабливались к оседлой жизни. Возмужав, они женились, переезжали в собственные дома, обзаводились детьми. Каждый находил себе дело: охотился, торговал или работал в поле там, где когда-то родился. А Кинсон все ходил с места на место, нет-нет да и поглядывая одним глазом на далекое небо, и не переставал клясться себе, что когда-нибудь увидит все, что лежит под этим небом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Потом они вошли в ущелье Кеннон, и суровые скалистые стены нависли над ними, подобно огромным каменным плитам, вырубленным медленными ударами топора времени, скрыв Паранор из виду.
Маршрут их знал только Бреман, державший эти сведения при себе до тех пор, пока, выйдя из ущелья и снова оказавшись под сенью леса, они не остановились на ночлег на берегу реки Мермидон. Кинсон уже однажды спрашивал об этом, оставшись со стариком наедине, а Риска — при всех, однако Бреман предпочел не отвечать. У него были на то свои причины, которые он не собирался объяснять спутникам. Оспаривать его решение никто не посмел.
Вечером они разожгли костер и приготовили еду — первую горячую пищу, которую Кинсон ел за многие недели.
— Теперь я скажу вам, куда мы идем, — спокойно произнес друид. — Наша цель — Хейдисхорн.
Они сидели вокруг маленького костра, закончив трапезу и занимаясь каждый своим. Риска точил лезвие своего широкого меча. Тэй, потягивая эль из бурдюка, веткой рисовал на земле картинки. Кинсон прилаживал полоску крепкой кожи к прохудившейся подошве башмака. Марет сидела в сторонке и наблюдала за ними цепким взглядом, который подмечал все, ничего не упуская из виду.
После слов Бремана воцарилась тишина, и четыре пары глаз вопросительно уставились на него.
— Я собираюсь поговорить с духами и узнать, как можно защитить народы. Заодно попытаюсь узнать, какова наша судьба.
Тэй Трефенвид слегка откашлялся.
— Хейдисхорн закрыт для смертных. Даже для друидов. Его воды отравлены. Один глоток, и ты мертв. — Он в задумчивости посмотрел на Бремана, потом отвел взгляд. — Но ты и сам это знаешь, верно?
Бреман кивнул:
— Посещение Хейдисхорна опасно. Еще опаснее вызывать духи умерших. Но я овладел магией, позволяющей преступить врата потустороннего мира. Я уже ходил теми дорогами, которые соединяют его с нашим миром, и возвращался живым. — Он улыбнулся эльфу. — Мне приходилось очень далеко путешествовать после того дня, когда мы расстались, Тэй.
Риска хмыкнул:
— Я не уверен, что хочу знать свою судьбу.
— Да и я тоже, — откликнулся Кинсон.
— И все-таки я постараюсь узнать побольше, — сказал Бреман. — Духи сами решат, что мне следует знать.
— Ты полагаешь, духи изъясняются словами, доступными твоему пониманию? — Риска покачал головой. — Сомневаюсь, что это так.
— Это не так, — согласился Бреман. Он придвинулся ближе к огню и протянул руки, чтобы погреть их. Даже здесь, у подножия гор, ночь выдалась холодной. — Духи мертвых, если они появляются, посылают видения, и эти видения говорят за них. У мертвых нет голосов. Их не слышно из потустороннего мира. Разве только… — Он, казалось, задумался над тем, что собирался сказать, и сделал непроизвольное движение, словно хотел отмахнуться от пришедшей мысли. — Короче, видение — это и есть то, что хотят сказать духи, если они вообще хотят говорить. Иногда они даже не появляются. Но мы должны пойти к ним и обратиться за помощью.
— Ты уже делал это раньше, — сказала вдруг Марет. Она не спрашивала, а утверждала.
— Да, — признался старик.
— Верно, — подтвердил Кинсон.
Он и сам был с Бреманом на Хейдисхорне в последний раз и теперь припомнил ту ужасную ночь с громом и молниями, когда по небу метались черные тучи, обрушивая на землю потоки дождя. Над поверхностью озера клубился пар, и оттуда слышались голоса, доносившиеся из подземных обиталищ мертвых. Он стоял на самом краю Сланцевой долины и смотрел, как Бреман, спустившись к воде, стал вызывать духи мертвых. Погода в ту ночь выдалась словно специально для этой жуткой цели. А видения предназначались не для Кинсона. Бреман же видел их, и они не предвещали ничего хорошего. Кинсон понял это по глазам старика, когда на рассвете тот наконец поднялся в долину.
— Все будет хорошо, — заверил соратников Бреман, и слабая усталая улыбка мелькнула в складках его угрюмого лица.
Они уже собирались ложиться спать, когда Кинсон подошел к Марет и присел рядом с ней.
— Возьми это, — произнес он, протягивая ей свой дорожный плащ. — Он защитит тебя от ночного холода
Девушка посмотрела на Кинсона долгим взглядом, от которого тому стало не по себе, и покачала головой.
— Плащ нужен тебе самому, житель приграничья. Кроме того, не стоит относиться ко мне иначе, чем к другим.
Несколько секунд помолчав, он негромко произнес, глядя ей прямо в глаза:
— Меня зовут Кинсон Равенлок.
— Я знаю твое имя, — кивнула она в ответ.
— Мне дежурить первому, и в это время лишний вес и тепло мне не нужны. Так что я не предлагаю тебе ничего особенного.
Марет, видимо, начинала сердиться.
— Я тоже буду дежурить, — настаивала она.
— Да. Завтра. Мы будем дежурить по двое каждую ночь. — Он старался держать себя в руках. — Так ты возьмешь плащ?
Окинув Кинсона холодным взглядом, девушка согласилась.
— Спасибо, — произнесла она равнодушно.
Кивнув, он поднялся и отошел, думая о том, что не станет торопиться предлагать ей что-нибудь еще.
Ночь стояла на редкость спокойная и такая красивая, что дух захватывало: небеса удивительного густо-лилового цвета были сплошь унизаны звездами и посеребрены четвертушкой луны. Огромные и бездонно глубокие, без единого облачка и сполоха света, они выглядели так, словно их сначала подмели гигантской метлой, а затем присыпали бархатистую поверхность алмазной россыпью. В некоторых местах звездные скопления напоминали расплескавшееся молоко. Кинсон восхищенно смотрел на них. Время застыло в этой стеклянной глади. До его слуха доносились привычные звуки лесной жизни, но они казались приглушенными, будто лесные обитатели, зачарованные ночью, как и он сам, на время забыли про свои обычные занятия.
Ему вспомнилось детство, проведенное в девственных лесах приграничных земель к северо-востоку от Варфлита. Бывало, по ночам, когда родители, братья и сестры спали, он лежал без сна, глядя в небо, поражаясь его бескрайности и думая, сколько под этим небом мест, которые он никогда не видел. Иногда он становился перед окном спальни, как будто старался подойти к небесам поближе, чтобы как следует разглядеть. Кинсон всегда знал, что уйдет из дому, и не обращал никакого внимания на то, что его сверстники понемногу приспосабливались к оседлой жизни. Возмужав, они женились, переезжали в собственные дома, обзаводились детьми. Каждый находил себе дело: охотился, торговал или работал в поле там, где когда-то родился. А Кинсон все ходил с места на место, нет-нет да и поглядывая одним глазом на далекое небо, и не переставал клясться себе, что когда-нибудь увидит все, что лежит под этим небом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141