в сжатых губах не осталось ни кровинки.
– Мне нечего вам сказать, мистер Дрезден, – произнесла она. – Уходите.
– Не могу, – ответил я. Она попыталась захлопнуть дверь, но я успел сунуть в щель конец своего посоха.
– Я вызову полицию, – сдавленным голосом заявила она и навалилась на дверь всем телом, пытаясь не пустить меня в дом.
– Вызывайте, – прорычал я в ответ и выложил следующую карту. – А я расскажу им все про вас и вашего мужа, – я выстрелил наугад, но меня это совершенно не тревожило. Она ведь не знала, что я не знаю, что, черт подери, у них там творится.
Мои инстинкты меня не обманули. Я услышал, как она затаила дыхание, и ее напор на дверь немного ослаб. Я с силой толкнул дверь плечом, и она удивленно отступила на шаг. Наверное, она не ожидала, что я буду вламываться к ней в дом силой. Черт, да я и сам этого не ожидал. Я даже не сознавал, как я зол, пока не увидел панику в ее глазах. Не знаю, на кого я был похож в ту минуту, но подозреваю, что не на самого приятного собеседника.
Я остановился и зажмурился. Потом сделал глубокий вдох, стараясь обуздать злость. Самое последнее, что я мог сделать – это утратить контроль за собой.
В это мгновение она бросилась за электрошоком.
Я ощутил ее движение и открыл глаза вовремя, чтобы увидеть, как она схватила лежавший на крышке рояля черный пластмассовый предмет размером с трубку сотового телефона и прыгнула ко мне. Лицо ее оставалось бледным и перепуганным. Маленькие голубые молнии плясали между электродами электрошока, и она целилась им мне в живот.
Я взмахнул посохом справа налево, и эта штуковина с жужжанием пролетела мимо меня и угодила в дверной косяк. Я проскользнул мимо нее в комнату и повернулся к ней лицом. Она восстановила равновесие и тоже повернулась ко мне.
– Я не позволю тебе причинить им боль! – прорычала она. – Ни тебе, ни кому еще! Я убью тебя прежде, чем ты до них дотронешься! – она снова двинулась в мою сторону, и на этот раз страха в ее глазах не осталось ни капли, только злость и мрачная решимость, напомнившие мне на мгновение Мёрфи. В первый раз она смотрела мне в лицо. В первый раз она забыла опустить глаза, и в эту секунду я заглянул ей в душу.
На секунду события, казалось, замедлили свой ход. Я успел разглядеть цвет ее зрачков, строение ее лица. Успел разглядеть достаточно, чтобы понять, где я видел их прежде, почему она показалась мне знакомой. Я успел разглядеть в ее душе страх и любовь, управлявшие каждым ее шагом, каждым движением. Я увидел, что побудило ее обратиться ко мне, и почему она боялась. Я увидел ее горе и ее боль.
Новые куски мозаики легли на свои места. Поняв эмоции, двигавшие ею, поняв эту ужасную любовь, которую она проявляла даже сейчас, все показалось до обидного очевидным, и я даже почувствовал себя дураком, раз не вычислил этого несколько дней назад.
– Стойте, – сказал или попытался сказать я, когда она снова сунула электрошок мне в грудь. Я уронил посох и жезл на пол и обеими руками перехватил ее запястье. Она вырвалась, нацелила электрошок мне в лицо, и я не стал ей мешать.
Она поднесла его на расстояние каких-то трех дюймов, и я едва не зажмурился – так ярко сиял разряд между электродами. Тут я слегка подул на него, сообщив выдоху некоторый волевой импульс. Щелкнула искра, из черного корпуса вылетел маленький клуб дыма, и электрошок сдох прямо у нее в руках – как, похоже, поступила бы любая электронная штуковина, стоило бы ей оказаться близко от меня. Черт, да я даже удивился тому, как долго он продержался в моем присутствии. Впрочем, если бы он не накрылся сам, мне ничего не стоило околдовать его.
Я продолжал удерживать ее за руку, но сопротивление ее иссякло. Она смотрела мне в лицо, широко раскрыв глаза – встреча наших взглядов оказалась потрясением и для нее. Она задрожала и бесполезный электрошок, выскользнув из ее пальцев, со стуком упал на пол. Я отпустил ее руку, а она все продолжала смотреть на меня.
Меня тоже трясло. Заглядывание в чужую душу никогда не дается легко, и приятным это занятие тоже никак не назовешь. Бог мой, да иногда я даже ненавижу себя за такое умение. Я вовсе не хотел знать, что родители жестоко обращались с ней в детстве. Или что она вышла за человека, который относился к ней, уже взрослой, примерно так же. Что единственной ее надеждой, единственным лучом света в ее замордованной жизни были двое ее детей. Я не успел разглядеть всех двигавших ею мотивов, всю ее логику. Я так и не знал пока, зачем она втравила меня в эту историю – но я знал, почему: исключительно из любви к своим детям.
И это было все, чего мне по большому счету недоставало – это, и еще одна связь, едва заметное сходство с кем-то, на которое я обратил внимание еще в первую нашу встречу у меня в офисе. Зная эти два куска мозаики, можно было почти без труда уложить на место и остальные.
Монике Селлз потребовалось совсем немного времени, чтобы овладеть собой. Она сделала это с внушающей уважение скоростью, словно привыкла мгновенно натягивать сорванную кем-то маску.
– Я… я прошу прощения, мистер Дрезден, – она вздернула подбородок и смотрела на меня с видом хрупкой, оскорбленной гордости. – Что вы хотели от меня?
– Всего пару вещей, – ответил я, наклоняясь, чтобы поднять с пола посох и жезл. – Я хочу получить назад прядь моих волос. Я хочу знать, почему вы приходили ко мне в четверг, зачем втянули во всю эту кашу. И я хочу знать, кто убил Томми Томма, Дженнифер Стентон и Линду Рэндалл.
Взгляд Моники расширился еще сильнее, а лицо сделалось еще бледнее.
– Линду убили?
– Вчера вечером, – кивнул я. – И кто-то намерен убрать меня таким же точно образом при первом удобном случае.
На улице громыхнул далекий гром. Еще одна гроза медленно надвигалась на город. Стоит ей разразиться, и мне крышка. Проще простого.
Я посмотрел на Монику Селлз и прочитал на ее лице: она не хуже моего знала про грозу. Она знала об этом, и в глазах ее не было уже ничего кроме горького, усталого отчаяния.
– Вы должны уйти, мистер Дрезден, – сказала она. – Вам нельзя быть здесь, когда… Вам нужно уйти, пока не поздно.
Я шагнул к ней.
– Вы мой последний оставшийся шанс, Моника. Однажды я уже просил вас довериться мне. Вам придется сделать это еще раз. Вы ведь знаете, что я здесь не затем, чтобы причинять боль вам или вашим…
За спиной Моники приоткрылась дверь, ведущая в коридор. Девочка, почти подросток, с волосами такого же цвета, как у матери, высунула голову в прихожую.
– Мам? – спросила она дрожащим голосом. – Мам, с тобой все в порядке? Хочешь, я вызову полицию?
Мальчик, на год или два младше сестры, тоже высунулся из-за двери. В руках он держал потрепанный баскетбольный мяч.
Я посмотрел на Монику. Она стояла, зажмурившись. По щекам ее катились слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Мне нечего вам сказать, мистер Дрезден, – произнесла она. – Уходите.
– Не могу, – ответил я. Она попыталась захлопнуть дверь, но я успел сунуть в щель конец своего посоха.
– Я вызову полицию, – сдавленным голосом заявила она и навалилась на дверь всем телом, пытаясь не пустить меня в дом.
– Вызывайте, – прорычал я в ответ и выложил следующую карту. – А я расскажу им все про вас и вашего мужа, – я выстрелил наугад, но меня это совершенно не тревожило. Она ведь не знала, что я не знаю, что, черт подери, у них там творится.
Мои инстинкты меня не обманули. Я услышал, как она затаила дыхание, и ее напор на дверь немного ослаб. Я с силой толкнул дверь плечом, и она удивленно отступила на шаг. Наверное, она не ожидала, что я буду вламываться к ней в дом силой. Черт, да я и сам этого не ожидал. Я даже не сознавал, как я зол, пока не увидел панику в ее глазах. Не знаю, на кого я был похож в ту минуту, но подозреваю, что не на самого приятного собеседника.
Я остановился и зажмурился. Потом сделал глубокий вдох, стараясь обуздать злость. Самое последнее, что я мог сделать – это утратить контроль за собой.
В это мгновение она бросилась за электрошоком.
Я ощутил ее движение и открыл глаза вовремя, чтобы увидеть, как она схватила лежавший на крышке рояля черный пластмассовый предмет размером с трубку сотового телефона и прыгнула ко мне. Лицо ее оставалось бледным и перепуганным. Маленькие голубые молнии плясали между электродами электрошока, и она целилась им мне в живот.
Я взмахнул посохом справа налево, и эта штуковина с жужжанием пролетела мимо меня и угодила в дверной косяк. Я проскользнул мимо нее в комнату и повернулся к ней лицом. Она восстановила равновесие и тоже повернулась ко мне.
– Я не позволю тебе причинить им боль! – прорычала она. – Ни тебе, ни кому еще! Я убью тебя прежде, чем ты до них дотронешься! – она снова двинулась в мою сторону, и на этот раз страха в ее глазах не осталось ни капли, только злость и мрачная решимость, напомнившие мне на мгновение Мёрфи. В первый раз она смотрела мне в лицо. В первый раз она забыла опустить глаза, и в эту секунду я заглянул ей в душу.
На секунду события, казалось, замедлили свой ход. Я успел разглядеть цвет ее зрачков, строение ее лица. Успел разглядеть достаточно, чтобы понять, где я видел их прежде, почему она показалась мне знакомой. Я успел разглядеть в ее душе страх и любовь, управлявшие каждым ее шагом, каждым движением. Я увидел, что побудило ее обратиться ко мне, и почему она боялась. Я увидел ее горе и ее боль.
Новые куски мозаики легли на свои места. Поняв эмоции, двигавшие ею, поняв эту ужасную любовь, которую она проявляла даже сейчас, все показалось до обидного очевидным, и я даже почувствовал себя дураком, раз не вычислил этого несколько дней назад.
– Стойте, – сказал или попытался сказать я, когда она снова сунула электрошок мне в грудь. Я уронил посох и жезл на пол и обеими руками перехватил ее запястье. Она вырвалась, нацелила электрошок мне в лицо, и я не стал ей мешать.
Она поднесла его на расстояние каких-то трех дюймов, и я едва не зажмурился – так ярко сиял разряд между электродами. Тут я слегка подул на него, сообщив выдоху некоторый волевой импульс. Щелкнула искра, из черного корпуса вылетел маленький клуб дыма, и электрошок сдох прямо у нее в руках – как, похоже, поступила бы любая электронная штуковина, стоило бы ей оказаться близко от меня. Черт, да я даже удивился тому, как долго он продержался в моем присутствии. Впрочем, если бы он не накрылся сам, мне ничего не стоило околдовать его.
Я продолжал удерживать ее за руку, но сопротивление ее иссякло. Она смотрела мне в лицо, широко раскрыв глаза – встреча наших взглядов оказалась потрясением и для нее. Она задрожала и бесполезный электрошок, выскользнув из ее пальцев, со стуком упал на пол. Я отпустил ее руку, а она все продолжала смотреть на меня.
Меня тоже трясло. Заглядывание в чужую душу никогда не дается легко, и приятным это занятие тоже никак не назовешь. Бог мой, да иногда я даже ненавижу себя за такое умение. Я вовсе не хотел знать, что родители жестоко обращались с ней в детстве. Или что она вышла за человека, который относился к ней, уже взрослой, примерно так же. Что единственной ее надеждой, единственным лучом света в ее замордованной жизни были двое ее детей. Я не успел разглядеть всех двигавших ею мотивов, всю ее логику. Я так и не знал пока, зачем она втравила меня в эту историю – но я знал, почему: исключительно из любви к своим детям.
И это было все, чего мне по большому счету недоставало – это, и еще одна связь, едва заметное сходство с кем-то, на которое я обратил внимание еще в первую нашу встречу у меня в офисе. Зная эти два куска мозаики, можно было почти без труда уложить на место и остальные.
Монике Селлз потребовалось совсем немного времени, чтобы овладеть собой. Она сделала это с внушающей уважение скоростью, словно привыкла мгновенно натягивать сорванную кем-то маску.
– Я… я прошу прощения, мистер Дрезден, – она вздернула подбородок и смотрела на меня с видом хрупкой, оскорбленной гордости. – Что вы хотели от меня?
– Всего пару вещей, – ответил я, наклоняясь, чтобы поднять с пола посох и жезл. – Я хочу получить назад прядь моих волос. Я хочу знать, почему вы приходили ко мне в четверг, зачем втянули во всю эту кашу. И я хочу знать, кто убил Томми Томма, Дженнифер Стентон и Линду Рэндалл.
Взгляд Моники расширился еще сильнее, а лицо сделалось еще бледнее.
– Линду убили?
– Вчера вечером, – кивнул я. – И кто-то намерен убрать меня таким же точно образом при первом удобном случае.
На улице громыхнул далекий гром. Еще одна гроза медленно надвигалась на город. Стоит ей разразиться, и мне крышка. Проще простого.
Я посмотрел на Монику Селлз и прочитал на ее лице: она не хуже моего знала про грозу. Она знала об этом, и в глазах ее не было уже ничего кроме горького, усталого отчаяния.
– Вы должны уйти, мистер Дрезден, – сказала она. – Вам нельзя быть здесь, когда… Вам нужно уйти, пока не поздно.
Я шагнул к ней.
– Вы мой последний оставшийся шанс, Моника. Однажды я уже просил вас довериться мне. Вам придется сделать это еще раз. Вы ведь знаете, что я здесь не затем, чтобы причинять боль вам или вашим…
За спиной Моники приоткрылась дверь, ведущая в коридор. Девочка, почти подросток, с волосами такого же цвета, как у матери, высунула голову в прихожую.
– Мам? – спросила она дрожащим голосом. – Мам, с тобой все в порядке? Хочешь, я вызову полицию?
Мальчик, на год или два младше сестры, тоже высунулся из-за двери. В руках он держал потрепанный баскетбольный мяч.
Я посмотрел на Монику. Она стояла, зажмурившись. По щекам ее катились слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73