чтобы старик нам полностью доверял. Какого черта, ведь он меня знает. Я его не обдирал... Если он согласится, дайте мне знать.
Я был совершенно раздавлен. Но настаивать было бесполезно: Меньель явно спешил. Он уже направился к пролому. Я догнал его.
- Если я уговорю старика, когда вы сможете приступить?
- Как только кончится этот проклятый дождь. По прогнозу, скоро распогодится. Значит, завтра, самое позднее послезавтра. Но это исключительно ради вас.
Я готов был поклясться, что он выбирает каждое слово с таким расчетом, чтобы усугубить охватившую меня панику. Что значил лишний день или два? Для него - ровным счетом ничего. Для меня же...
Перескочив через обломки стены, он открыл дверцу своего фургончика.
- Не давайте ему перехватить инициативу, - прокричал он. - Когда мы начнем, руки у нас должны быть развязаны.
Я остался один посреди разбросанных камней. Дело принимало скверный оборот. А если старик отложит решение на потом?.. У меня оставалась еще одна возможность: махнуть рукой на Меньеля и обратиться к другому подрядчику. Но ведь обычно я всегда работал с Меньелем. Он не поймет... Нет, лучше всего продолжить разговор со старым Сен-Тьерри и вырвать у него окончательное согласие. Я обернулся к павильону, еле удержавшись, чтобы не крикнуть: "Мы еще вернемся!", до того явственно почудилось мне, что губы лежащего в подвале скривились в презрительной усмешке. Неужели так сложно кого-нибудь туда привести? А почему "кого-нибудь"? Почему бы мне самому не "обнаружить" труп? Что мешает мне рискнуть? Я скажу, что после отъезда Меньеля, и как раз потому, что сам он подвал осмотреть не захотел, я спустился туда. Что может быть естественней?.. Но, с другой стороны, два дня... каких-то два дня... Если хорошенько поразмыслить, я по-прежнему остаюсь хозяином положения. К тому же в одном Меньель совершенно прав: главное - начать. Если старику покажется, что расходы непомерно растут, что ж, работы будут свернуты. Зато труп к тому времени уже обнаружат.
Уже более уверенным шагом я пошел прочь. Это не более чем задержка. Небо над Пюи-де-Дом начинало проясняться. За последние несколько дней я стал суевернее самого темного крестьянина. Во всем вокруг мне чудились предзнаменования. Кусочек голубого неба означал, что фортуна смилостивилась надо мной и старик уступит. Я подрулил к замку.
- Мсье провел очень тяжелую ночь, - сообщил мне Фирмэн. - Утром приходил доктор...
- Мне назначено...
- Доктор велел, чтобы мсье не беспокоили.
- Доложите обо мне мадам де Сен-Тьерри.
- Хорошо, мсье.
Нет уж, без окончательной договоренности я отсюда не уйду! Что они, смеяться надо мной вздумали? Я стою тут, посреди вестибюля, словно какой-нибудь коммивояжер с ненужным товаром, которого собираются выпроводить, тогда как всё вокруг, и замок, и парк, - без пяти минут мои! Хватит, я по горло сыт этой комедией!
- О, мсье Шармон, - издалека воскликнула Марселина, - что же вы не проходите в гостиную.
И, когда мы оказались рядом, с неподдельной тревогой спросила:
- Что случилось?
- Мне нужно поговорить с твоим свекром.
Все разыгрывалось как в дешевом спектакле, с его репликами в сторону и фразами, которые произносят на авансцене. Уловив мое раздражение, Марселина попыталась меня успокоить:
- Я скажу ему, что ты пришел, но, уверяю тебя, он не в состоянии вести разговоры. В четыре утра у него был обморок... Мы всю ночь не смыкали глаз... Ты снова по поводу работ?
- Именно.
- Тебе не кажется, что это могло бы и обождать?.. Пойдем же в гостиную.
Гостиная, как, впрочем, и любая другая комната в замке, являла собой музей со всяким унылым старьем, где было дьявольски холодно.
- Хоть бы поцеловал меня, что ли, - обиженно протянула Марселина.
Я коротко чмокнул ее.
- Если хочешь, я напишу Эмманюэлю, - продолжала она. - Может, он скажет тебе, что...
- Вот это совсем ни к чему... "Эмманюэлю"! Какой чудовищный фарс! Просто уму непостижимо. Живой, он сближал нас. Теперь, поскольку я не мог ни открыть правду, ни обуздать свою ярость, он сеял между нами вражду.
- Послушай, дорогой, история с оградой уже становится смешной.
- Возможно... Но не могу же я сидеть сложа руки.
- Ну хорошо... Пойдем со мной. Мы вместе дошли до двери в спальню больного. Она бесшумно проскользнула внутрь, а я подошел к окну. Из него был виден уголок парка. Дождь кончился. Посреди мертвых листьев прыгала какая-то черная птица. Ужасно хотелось пить. Я слишком много курил. Появилась Марселина и потихоньку затворила за собой дверь.
- Он сказал, - зашептала она, - что вы уже обо всем договорились и ты должен начать ремонт.
- Да нет же!
- Он не желает никого видеть.
- Послушай, Марселина... Это очень важно, черт возьми!.. Передай ему, что я обсудил все с Меньелем. Расходы будут гораздо больше, чем предполагалось. Нужно полагать, вдвое. Да, так и скажи ему: вдвое.
И эта сумма еще далека от реальной, но за тридцать тысяч франков Меньель согласится начать работы. А дальше видно будет. Марселина скрылась в комнате. В случае конфликта с Меньелем я призову ее в качестве свидетеля. А вообще-то я дал маху. Вместо того чтобы затевать все эти споры, мне следовало бы просто попросить Меньеля приступить к работам, плюнув на денежные вопросы, которые ставили меня прямо-таки в безвыходное положение. Но кто знает, что еще может выкинуть старик! Марселина выскользнула наружу.
- Он не согласен. Он готов дойти до двух миллионов - только ради того, чтобы его оставили в покое. Но это предел.
- Вот видишь, - сказал я. - Будь он действительно так болен, как уверяет, ему было бы наплевать на ограду и все остальное. Он просто прикидывается. Скажи ему...
- О нет... Это уже переходит все границы!.. Особой симпатии, как тебе известно, я к нему не питаю, но... никому не дано права так его мучить!
- Ему это нравится, - раздраженно парировал я. - Пока у него есть возможность сэкономить лишнее су, он будет цепляться за жизнь.
- Как ты жесток! - произнесла Марселина. - Я тебя не узнаю.
Остается последнее средство. Хоть оно мне и самому претит, выбора нет.
- Ладно, - сказал я. - Тогда намекни ему, что разумнее всего написать твоему мужу... Только подай это предложение так, будто оно исходит от тебя... Или ты считаешь, что предложить ему столь благоразумный выход - это тоже его мучить?
В ее взгляде появилась неприязнь. Наверное, она почувствовала, что я от нее что-то скрываю.
- Обещаю тебе, что потом сразу уйду... Иди же!
На этот раз она вернулась куда быстрее, и вид у нее был удивленный и негодующий.
- Н-да, такого я от него не ожидала... Дает старикашка!
- Так что же?
- Он принимает ваши условия, но желает, чтобы Меньель приступил к работе немедленно. И еще вы должны будете представить ему дутый счет - это его собственное выражение, - чтобы ему скостили налоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Я был совершенно раздавлен. Но настаивать было бесполезно: Меньель явно спешил. Он уже направился к пролому. Я догнал его.
- Если я уговорю старика, когда вы сможете приступить?
- Как только кончится этот проклятый дождь. По прогнозу, скоро распогодится. Значит, завтра, самое позднее послезавтра. Но это исключительно ради вас.
Я готов был поклясться, что он выбирает каждое слово с таким расчетом, чтобы усугубить охватившую меня панику. Что значил лишний день или два? Для него - ровным счетом ничего. Для меня же...
Перескочив через обломки стены, он открыл дверцу своего фургончика.
- Не давайте ему перехватить инициативу, - прокричал он. - Когда мы начнем, руки у нас должны быть развязаны.
Я остался один посреди разбросанных камней. Дело принимало скверный оборот. А если старик отложит решение на потом?.. У меня оставалась еще одна возможность: махнуть рукой на Меньеля и обратиться к другому подрядчику. Но ведь обычно я всегда работал с Меньелем. Он не поймет... Нет, лучше всего продолжить разговор со старым Сен-Тьерри и вырвать у него окончательное согласие. Я обернулся к павильону, еле удержавшись, чтобы не крикнуть: "Мы еще вернемся!", до того явственно почудилось мне, что губы лежащего в подвале скривились в презрительной усмешке. Неужели так сложно кого-нибудь туда привести? А почему "кого-нибудь"? Почему бы мне самому не "обнаружить" труп? Что мешает мне рискнуть? Я скажу, что после отъезда Меньеля, и как раз потому, что сам он подвал осмотреть не захотел, я спустился туда. Что может быть естественней?.. Но, с другой стороны, два дня... каких-то два дня... Если хорошенько поразмыслить, я по-прежнему остаюсь хозяином положения. К тому же в одном Меньель совершенно прав: главное - начать. Если старику покажется, что расходы непомерно растут, что ж, работы будут свернуты. Зато труп к тому времени уже обнаружат.
Уже более уверенным шагом я пошел прочь. Это не более чем задержка. Небо над Пюи-де-Дом начинало проясняться. За последние несколько дней я стал суевернее самого темного крестьянина. Во всем вокруг мне чудились предзнаменования. Кусочек голубого неба означал, что фортуна смилостивилась надо мной и старик уступит. Я подрулил к замку.
- Мсье провел очень тяжелую ночь, - сообщил мне Фирмэн. - Утром приходил доктор...
- Мне назначено...
- Доктор велел, чтобы мсье не беспокоили.
- Доложите обо мне мадам де Сен-Тьерри.
- Хорошо, мсье.
Нет уж, без окончательной договоренности я отсюда не уйду! Что они, смеяться надо мной вздумали? Я стою тут, посреди вестибюля, словно какой-нибудь коммивояжер с ненужным товаром, которого собираются выпроводить, тогда как всё вокруг, и замок, и парк, - без пяти минут мои! Хватит, я по горло сыт этой комедией!
- О, мсье Шармон, - издалека воскликнула Марселина, - что же вы не проходите в гостиную.
И, когда мы оказались рядом, с неподдельной тревогой спросила:
- Что случилось?
- Мне нужно поговорить с твоим свекром.
Все разыгрывалось как в дешевом спектакле, с его репликами в сторону и фразами, которые произносят на авансцене. Уловив мое раздражение, Марселина попыталась меня успокоить:
- Я скажу ему, что ты пришел, но, уверяю тебя, он не в состоянии вести разговоры. В четыре утра у него был обморок... Мы всю ночь не смыкали глаз... Ты снова по поводу работ?
- Именно.
- Тебе не кажется, что это могло бы и обождать?.. Пойдем же в гостиную.
Гостиная, как, впрочем, и любая другая комната в замке, являла собой музей со всяким унылым старьем, где было дьявольски холодно.
- Хоть бы поцеловал меня, что ли, - обиженно протянула Марселина.
Я коротко чмокнул ее.
- Если хочешь, я напишу Эмманюэлю, - продолжала она. - Может, он скажет тебе, что...
- Вот это совсем ни к чему... "Эмманюэлю"! Какой чудовищный фарс! Просто уму непостижимо. Живой, он сближал нас. Теперь, поскольку я не мог ни открыть правду, ни обуздать свою ярость, он сеял между нами вражду.
- Послушай, дорогой, история с оградой уже становится смешной.
- Возможно... Но не могу же я сидеть сложа руки.
- Ну хорошо... Пойдем со мной. Мы вместе дошли до двери в спальню больного. Она бесшумно проскользнула внутрь, а я подошел к окну. Из него был виден уголок парка. Дождь кончился. Посреди мертвых листьев прыгала какая-то черная птица. Ужасно хотелось пить. Я слишком много курил. Появилась Марселина и потихоньку затворила за собой дверь.
- Он сказал, - зашептала она, - что вы уже обо всем договорились и ты должен начать ремонт.
- Да нет же!
- Он не желает никого видеть.
- Послушай, Марселина... Это очень важно, черт возьми!.. Передай ему, что я обсудил все с Меньелем. Расходы будут гораздо больше, чем предполагалось. Нужно полагать, вдвое. Да, так и скажи ему: вдвое.
И эта сумма еще далека от реальной, но за тридцать тысяч франков Меньель согласится начать работы. А дальше видно будет. Марселина скрылась в комнате. В случае конфликта с Меньелем я призову ее в качестве свидетеля. А вообще-то я дал маху. Вместо того чтобы затевать все эти споры, мне следовало бы просто попросить Меньеля приступить к работам, плюнув на денежные вопросы, которые ставили меня прямо-таки в безвыходное положение. Но кто знает, что еще может выкинуть старик! Марселина выскользнула наружу.
- Он не согласен. Он готов дойти до двух миллионов - только ради того, чтобы его оставили в покое. Но это предел.
- Вот видишь, - сказал я. - Будь он действительно так болен, как уверяет, ему было бы наплевать на ограду и все остальное. Он просто прикидывается. Скажи ему...
- О нет... Это уже переходит все границы!.. Особой симпатии, как тебе известно, я к нему не питаю, но... никому не дано права так его мучить!
- Ему это нравится, - раздраженно парировал я. - Пока у него есть возможность сэкономить лишнее су, он будет цепляться за жизнь.
- Как ты жесток! - произнесла Марселина. - Я тебя не узнаю.
Остается последнее средство. Хоть оно мне и самому претит, выбора нет.
- Ладно, - сказал я. - Тогда намекни ему, что разумнее всего написать твоему мужу... Только подай это предложение так, будто оно исходит от тебя... Или ты считаешь, что предложить ему столь благоразумный выход - это тоже его мучить?
В ее взгляде появилась неприязнь. Наверное, она почувствовала, что я от нее что-то скрываю.
- Обещаю тебе, что потом сразу уйду... Иди же!
На этот раз она вернулась куда быстрее, и вид у нее был удивленный и негодующий.
- Н-да, такого я от него не ожидала... Дает старикашка!
- Так что же?
- Он принимает ваши условия, но желает, чтобы Меньель приступил к работе немедленно. И еще вы должны будете представить ему дутый счет - это его собственное выражение, - чтобы ему скостили налоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28