– Не беспокойся, мама, я справлюсь.
– А как же твоя работа?
– У меня есть неиспользованное отпускное время. Но в любом случае я решила уходить – может быть, открою собственное дело. У меня масса контрактов. – Она вздохнула. – Честно говоря, с тех пор как Джейк принял у своего отца руководство фирмой «Трент ресторейшн», обстановка стала… ну, в общем, сложной.
– Ты хочешь сказать, что он гоняется за тобой вокруг твоего верстака?
– Вроде того.
– Ох, эти мужчины! – вздохнула Лора Бретт. – Но как это будет выглядеть в материальном плане? Могу предположить, что ты собираешься работать на отца бесплатно.
– Ничуть не бывало. Папа платит мне по существующим ставкам.
– Правда? Вот молодец. Скажи ему… скажи ему, я рада, что он поправляется.
Гэбриэл еще немного поболтала с матерью, потом хотела поужинать, но решила подождать до разговора с Адамом Дайзартом. Ужин покажется вкуснее после того, как она вкусит предстоящего унижения. Она присела к кухонному столу с чашкой кофе, ощущая, как давит на нее тишина, и жалея, что дом, доставшийся отцу в наследство от его тетки, стоит так уединенно. Гэбриэл чувствовала себя одиноко в этом старом, полупустом доме, не рассчитанном на одного обитателя.
Стук в кухонную дверь заставил ее испуганно вскочить. Привыкшая к жизни в лондонской квартире, где по домофону можно проверить, кто пришел, Гэбриэл не спешила открывать. Это глупо, сказала она себе. Ведь еще даже не темно. Стук повторился.
– Мисс Бретт Гэбриэл, – раздался знакомый голос. – Это Адам Дайзарт.
Понимая, что бесполезно притворяться, будто ее нет, когда весь дом ярко освещен, Гэбриэл подошла к двери, отперла ее и увидела Адама Дайзарта второй раз за день. Высокий, излучающий уверенность в себе и выглядевший гораздо более представительным в ослепительно белой спортивной рубашке и брюках хаки, он долго смотрел на нее и наконец произнес:
– Привет. Я проходил мимо и решил зайти и узнать у вас лично, как чувствует себя ваш отец.
Просто проходил мимо. Хотя «Хэйуордз-Фарм» находится на расстоянии нескольких миль от чего бы то ни было и к нему ведет изрытая рытвинами дорога.
– Заходите, – сказала она и указала рукой в сторону круглого дубового стола. – Присаживайтесь.
Адам покачал головой.
– Не хочу отнимать у вас время. Я просто хотел узнать, как дела у вашего отца.
– Ему намного лучше. Если все пойдет хорошо, то на будущей неделе его выпишут.
– Слава богу! – сказал Адам со столь явной искренностью, что Гэбриэл немного оттаяла и, помня о предстоящем покаянии, разрешила себе улыбнуться.
– Выпьете чего-нибудь?
Его лицо осветилось ответной улыбкой.
– Такую хорошую новость не грех отпраздновать стаканом пива.
Гэбриэл достала из холодильника банку и налила ему стакан.
Он поблагодарил и поднял стакан:
– За скорейшее выздоровление Гарри.
– Аминь, – сказала она и посмотрела ему в глаза. – Мистер Дайзарт…
– Адам!
– Я должна извиниться за свое… за свое поведение днем. Если вы привезете завтра вашу картину, я посмотрю, что можно сделать.
С минуту Адам молча смотрел на нее, иронически скривив губы.
– Вот это неожиданность. Раньше вы меня чуть не выставили.
– То было раньше, – отрезала она, но тут же взяла себя в руки. Помни об обещании, мысленно упрекнула себя она и примирительно улыбнулась. – Конечно, если вы предпочтете поручить эту работу кому-то другому, то я вас вполне пойму.
Он энергично покачал головой.
– Ни за что. Гарри говорит, что вы еще лучше, чем он, и это меня вполне устраивает.
– Папа очень разволновался из-за того, что я вам отказала. Так что, пожалуйста, приносите вашу картину, мистер Дайзарт…
– Адам.
– Да, хорошо. Эта ваша картина может оказаться ценной?
– Я нутром чую, что да. Хотя купил ее за бесценок на аукционе в Лондоне сегодня утром. – Он наклонился вперед, его глаза светились воодушевлением. – Я уверен, что под слоями грязи и позднее нанесенной краски скрывается что-то интересное. Пока же единственное, что там можно различить, – это голова и плечи девушки. Но чутье говорит мне, что картина написана примерно в двадцатые годы девятнадцатого столетия.
– Есть какие-нибудь предположения относительно автора? – спросила Гэбриэл с пробудившимся интересом.
– Судя по тону кожи на видимом кусочке, я мог бы предположить Уильяма Этти…
– Известного изображениями обнаженной натуры, – быстро сказала она и поймала полный уважения взгляд Адама.
Он осушил стакан и откинулся на спинку стула с видом человека, чувствующего себя как дома.
– Это трудно объяснить, – сказал он ей, – но у меня бывает какое-то такое покалывание в затылке, когда я вижу картину, которая может оказаться «спящей красавицей».
Гэбриэл с любопытством посмотрела на него.
– Но вы сами аукционист и оценщик. Вам не случалось упустить подобную вещь?
– Пока нет. Но до того как я официально стал работать на фирму, мы не очень часто имели дело с произведениями изобразительного искусства. Мой отец специализируется на мебели и изделиях из серебра. Но с недавнего времени «Дайзартс» начинает приобретать неплохую известность и в связи с живописью тоже.
– И все благодаря вам?
– Естественно. – Адам весело посмотрел на нее. – Вы наверняка думаете: вот тип – сидит тут, сам себя хвалит. Не так ли?
– Я тоже не последняя в своем деле. Нет смысла себя недооценивать.
Адам довольно долго молча смотрел на нее.
– Мне любопытно, – сказал он наконец, – почему вы отказали мне днем?
Ее лицо вспыхнуло румянцем.
– Из-за болезни папы накопилось очень много невыполненных заказов, и мы втроем работаем на пределе, чтобы справиться с обязательствами. Но если вы хотите знать истинную причину, то я разозлилась, потому что вы были так уверены, что мы тут же бросим все, лишь бы только угодить вам.
Лицо Адама тоже порозовело.
– Теперь моя очередь приносить извинения.
– Наверное, отец всегда берется за вашу работу вне очереди, когда вы появляетесь с одной из ваших находок, – сказала Гэбриэл.
– Для него это не такая уж большая проблема, но, когда они случаются, Гарри обычно позволяет мне пролезть в начало очереди.
– Сегодня вечером отец сказал мне, что у вас очень скоро будет аукцион.
– Да, это так. Но если у вас никак не получится с реставрацией до аукциона, то я оставлю картину под охраной нашей службы безопасности и подожду, когда вы освободитесь и сможете взяться за нее.
– Вы так убеждены в ее ценности?
– Думаю, что не ошибаюсь. Половина картины не видна под слоями краски, наложенными явно для того, чтобы что-то скрыть – возможно, еще одну фигуру или пейзаж. Нет никаких следов подписи. Надеюсь, она появится после расчистки. – Он улыбнулся, – Я не говорю о таких больших деньгах, как, скажем, за Ван Гога, но в одном абсолютно уверен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35