— Саймон! Не вытаскивай шпильки! Потом придется возиться с прической, и…
Но было поздно. Шпильки уже со звоном сыпались на пол, а волосы разметались по плечам.
— Ничего не могу с собой поделать, — оправдывался Саймон, зарывшись жадными пальцами в распущенные пряди. — У тебя такие чудесные волосы! — Он поднес горсть скользкого шелка к лицу и потерся о него щекой. — Такие мягкие… и пахнут цветами. Чем ты душишься? Очень приятный аромат.
— Это не духи. Мыло, — сухо пояснила Аннабел, пряча улыбку у него на груди. — Кстати, мыло фирмы «Боумен». Дейзи подарила мне несколько кусочков. Их отец ящиками шлет мыло из Нью-Йорка.
— Мм… неудивительно, что он миллионер. Каждая женщина просто обязана так пахнуть. — Он намотал волосы на пальцы и прижался губами к ее шее. — А где еще ты его используешь?
— Я бы предпочла, чтобы ты обнаружил сам, но мы, кажется, собирались на встречу с архитектором?
— Он может подождать.
— И ты тоже, — отрезала Аннабел, хотя в горле уже клокотал смех. — Господи, Саймон, можно подумать, тебе бесконечно отказывают в супружеских утехах! И это после того, как я из кожи вон лезла, стараясь угодить…
Но он закрыл ей рот поцелуем, таким нежным и одновременно страстным, что она мгновенно забыла, что хотела сказать. Не успела она оглянуться, как он прижал ее к стене и проник в рот языком, неспешно лаская, пока у Аннабел голова не пошла кругом. Она судорожно вцепилась в рукава его сюртука. Он поднял голову, но тут же ласково стал покусывать ее нежную шею, шепча непристойности, которых она до сих пор не слышала, выражаясь не цветистыми фразами джентльмена, а недвусмысленными словами мужчины, чья похоть не знала границ.
— Там, где речь идет о тебе, я теряю самообладание, — неожиданно вырвалось у него. — А когда я вдали от тебя, каждую секунду только и думаю о том, как хочу тебя. Хочу войти в твое тело. Хочу, чтобы ты меня ласкала. Ненавижу все, что разлучает меня с тобой.
Он с силой дернул за корсаж, и Аннабел ахнула, почувствовав, как сползло с плеч платье. Пуговицы из резной слоновой кости разлетелись по всей прихожей. Снова закрыв ей рот поцелуем, Саймон стянул корсаж вниз и одновременно наступил на подол. Несчастный шелк, не выдержав такого издевательства, треснул, и платье свалилось на пол. Саймон рывком притянул Аннабел к себе и, схватив ее руку, потянул к своим чреслам. Аннабел, тяжело дыша, сжала отяжелевшую плоть, и глаза сами собой закрылись.
— Я хочу заставить тебя кричать и терять сознание в моих объятиях, — прошептал он, царапая ее щеки чуть отросшей щетиной. — Хочу повсюду касаться, как изнутри, так и снаружи, куда только смогу дотянуться…
Недоговорив, он впился в ее губы, неожиданно безрассудный в своем желании, словно вкус поцелуя был экзотическим афродизиаком, доводившим его до безумия.
Она смутно сознавала, что он роется в кармане сюртука… потом что-то холодное коснулось ребер, и корсет распался. Наверное, он просто перерезал шнуровку, и теперь на талию ничто не давило.
Сообразив, что ее вот-вот возьмут прямо на полу прихожей, Аннабел с улыбкой отпрянула от него. Даже в моменты наивысшего возбуждения Саймон, казалось, всегда владел собой, стараясь сдерживать страсть. Она никогда не боялась, что он способен забыться настолько, чтобы причинить ей боль… до этого момента. Он словно потерял рассудок, а лицо, искаженное гримасой сладострастия, потемнело, налившись густым румянцем.
Сердце Аннабел почти болезненно сжалось. Она облизнула внезапно пересохшие губы. Нервный жест заставил его встрепенуться и с пугающей сосредоточенностью уставиться на ее губы.
— Моя спальня, — выдавила она и, повернувшись к лестнице, стала с трудом подниматься на подгибающихся ногах, но едва одолела несколько ступенек, как за спиной послышались шаги Саймона. Она не успела ничего сказать: он подхватил ее и с почти пугающей легкостью взлетел наверх. Дверь спальни распахнулась. Мощная фигура Саймона резко выделялась на фоне светлых, истончившихся от частых стирок оборок покрывала и забранных в рамки вышитых ее детскими руками картин.
Саймон грубо сорвал с Аннабел остатки одежды, бросил ее на слегка пахнувшие плесенью от долгого неупотребления простыни и быстро разделся сам. Она отвечала на его порыв с беззаветной готовностью. Руки ласкали и гладили его спину, ноги сами разошлись при легчайшем его касании. Он вошел в нее, наполняя до отказа, а она выгнулась, стараясь вобрать его целиком.
Войдя в нее, он словно успокоился. Стал мягче, нежнее, словно всем своим существом старался доставить ей наслаждение. Твердая плоть в бархатной перчатке, густая поросль, тершаяся о соски, запах и вкус — все пьянило Аннабел.
Пораженная столь сокрушительной близостью, Аннабел ощутила, как выступили на глаза слезы, и Саймон бормотал что-то утешительное, вонзаясь все глубже, беря больше, чем, по ее убеждению, она была способна дать. Он вбирал губами каждый ее вздох, и мощные выпады заставляли ее мышцы напрягаться и растягиваться. Она всхлипывала в его губы, безмолвно умоляя дать ей облегчение. Сдавшись, он ускорил темп, доводя ее до пронзительного наслаждения, и сам последовал за ней.
Такое они испытали впервые. И это пугало.
Чуть погодя Аннабел бессильно лежала в его объятиях, уткнувшись головой в плечо и пытаясь разобраться в смятенных чувствах. Каждый нерв в ее теле пульсировал блаженством. И все же она ощущала, что в их отношениях что-то изменилось… так и не достигнутые высоты, маячившие совсем близко, нереализованные возможности, чуть превышавшие то, что они только что испытали… Ощущения… желание… искусительное нечто, чему не было названия…
Аннабел, сомкнув ресницы, наслаждалась близостью их тел, пока неуловимое, вечно ускользающее обещание витало в воздухе, как некий добрый дух.
Постепенно в ней пробудилось любопытство. Что это за предприятие, так сильно занимающее ее мужа?
Наконец, не выдержав, Аннабел спросила, нельзя ли ей посетить фабрику, но в ответ посыпались отказы, отговорки и всяческие уловки, призванные отвлечь ее от этой идеи. Сообразив, что муж по какой-то причине не желает брать ее на фабрику, она не отступила. Наоборот, решимость ее удвоилась.
— Совсем ненадолго, — настаивала она как-то вечером, — единственное, чего я добиваюсь, — взглянуть хотя бы одним глазком. Я ни к чему не прикоснусь. Ради Бога, после того как я часами слушала твои рассуждения о локомотивах, неужели не имею права все увидеть?!
— Это слишком опасно, — отрезал Саймон. — Женщинам нечего делать в месте, набитом станками, прессами и тысячефунтовыми изложницами с кипящим адским супом…
— Но ты постоянно твердишь, что все это совершенно безопасно и мне нет никаких причин беспокоиться, когда ты туда уезжаешь, а теперь вдруг оказывается, что все это неправда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80