Увы! Наши девочки утратили чувство юмора задолго до того, как расстались с невинностью. Такие нынче несмешные времена.
А вот Птичка-Синичка была девочкой положительной во всех отношениях. Она могла изучить китайский язык перед обедом и не забывала его даже до обеда следующего дня! Это поразительно для нашего забывчивого века…
Но главным чарующим свойством Птички-Синички было то, что она оказалась удивительной балериной. Как только начинала звучать музыка, она сначала замирала, а затем пускалась в каскад балетных па, и, выражая движением то взволнованность, то холодность, то завороженность, дарила зрителям незабываемое эстетическое наслаждение, которое редко можно получить, даже будучи завсегдатаями настоящих театров с большими колоннами, буфетами и гардеробами. Многие изволят полагать, что театр начинается с вешалки. Я же утверждаю, что театр начинается – а подчас и заканчивается – буфетом. Многие театроманы нынче более всего в спектакле ценят антракт, и недалёк тот день, когда под неизбежным давлением театральных масс, кроме антракта, в театрах более ничего стоящего не будет. Зашёл в буфет – и порядок. Приложился, так сказать, сполна к чаше театрального искусства, и, осушив её, закусил лимоном, ах, да если бы лимоном… а то и просто рукавом вечернего платья элегантной спутницы.
Птичка-Синичка не просто танцевала, как многие другие балерины, что заученно подёргивают конечностями, иногда в такт, а иногда и не очень. Вовсе нет! Она жила в танце и, импровизируя свою собственную хореографию, дарила созерцающим её искусство неповторимое чувство присутствия рядом с чем-то искренним и уникальным, добрым и спонтанным, правдивым и дорогим.
Семья Барачкиных построила для Птички-Синички отдельный театр. В нём было три колонны, небольшой буфет с самообслуживанием и вешалка. Однако едва на сцене появлялась Птичка-Синичка, все зрители замолкали, позабыв о бутербродах. Вот какова бывает сила искусства! Порой потребность в глазении преобладает перед потребностью в жевании, и именно в этот час своим изысканным глазоблудием человек превращается из жвачного существа в существо возвышенное.
Конечно, такой талант невозможно было удерживать взаперти, и вскоре Барачкины повезли Птичку-Синичку на гастроли. К её миниатюрным танцующим пуантам в восторге пали Лондон и Париж, Одесса и Армавир.
Дальше – больше. Птичка-Синичка стала танцевать среди звёзд, туманностей и галактик.
Но всему есть предел. Как только Птичка-Синичка вырастет, она собирается стать адвокатом, потому что это ведь так правильно и естественно, когда балетный талант применяется в суде, для защиты разгулявшихся подонков, пропившихся мужей и неверных жён…
– Моя жена – неверная!
– Что, она вам изменяет?
– Нет, я просто выбрал себе в жёны неправильную женщину…
Смотрите, не выбирайте себе неверную судьбу, потому что если с неверной женой можно, на худой конец, развестись, то судьба может оказаться гораздо привязчивее…
Глава 27
Кашатка, Версачи и Тамагучи
Если балетно-адвокатская судьба Птички-Синички всё-таки по большей части была головной болью семейства Барачкиных, то Кашаткино будущее волновало Маськина чрезвычайно, ибо он считал себя ответственным за неё непосредственно.
Вечные вопросы воспитания девочек… Чему их учить, а чему нет? Баловать или не баловать? Хвалить их внешность или не хвалить? Воспитывать в духе скромности или в духе настырности, более соответствующем реальности? Прививать романтику или открывать глаза на грязную правду жизни? Покупать игрушечных принцев или плюшевых мишек? Давать затягиваться вашими длинными томными дамскими сигаретами и потчевать винцом или с выражением лица эсесовца шарить в их сумочках в поисках контрацептивного компромата? А может быть, наоборот, подкладывать им в эти самые сумочки надёжное средство для безопасной любви? Пугать жадными до разврата мужчинами или готовить к полноценным отношениям между полами? Ориентировать на счастливый ранний брак или убивать в самом зачатке веру в возможность безмятежной семейной жизни в обозримом будущем? Готовить становиться матерью или юристом? Водить в Большой или в анатомический театр? Закалять нервы или изнеживать чувства? Давать читать Толстого или Камасутру?
В наше время смешались все возможные течения и убеждения. Можно встретить любой подход – от строгой чадры до тошнотворной наготы. И ничто не считается совершенно верным или абсолютно неверным. Если раньше общество ожидало, что родители будут придерживаться определённых рамок в воспитании своих отпрысков, то теперь обществу наплевать, или, по крайней мере, оно делает такой вид, и ему трудно не поверить, потому что наплевательство выходит особенно убедительным. Совершенно сбитые с толку родители, буквально помешавшись на этой своей свободе выбора, выдают такие уродливые формы идиотической заботы или приблатыканного равнодушия, что впору воскресать Бальзаку и заново переписывать свою «Человеческую комедию», переименовав её в «Нечеловеческую трагедию».
Общество намеренно пытается подольше удержать подрастающее поколение в инфантильном состоянии. Если раньше в двенадцать лет выходили замуж, в пятнадцать – шли в море, а в восемнадцать – руководили полками, то скоро придёт пора, когда в двенадцать лет будут учиться говорить, в пятнадцать – отвыкать от горшка, а в восемнадцать – затягивать себе шнурки (дай бог, не на шее).
В Соединённых Штанах, например, мужчина, вернувшийся с войны, в свои двадцать лет не может выпить кружку пива, не нарушив закон. Этому головорезу – после двух лет беготни по аду с автоматом, потерявшему полроты боевых товарищей под перекрёстным огнём, побывавшему в плену и вырвавшемуся оттуда, задушившему голыми руками пять охранников, – не наливают пива по малолетству!
Да будет проклята такая современность, где глупости и мракобесия не меньше, чем в самые тёмные века! Просто безумие переместилось на другое ложе! Только и всего! Раньше попирали в правах рабов, потом недоразвитые народы, и во все времена – женщин. Теперь пришло время повсеместного попрания прав молодых людей, насильно оставляемых в детстве, с засовываемой им обществом в рот соской, которую молодые люди выплёвывают, неизбежно заменяя её на косячок с травкой… А что им делать? Когда у вас уже всё давно сформировалось – идеи, мнения, устремления, – а вас держат за молокососов? Идеи рассасываются, мнения выветриваются, а устремления – тоже весьма скоропортящийся продукт. Поступи с вами, взрослыми, так, как поступают с нашей молодёжью, вы тоже потянетесь за бутылкой, а то и за чем позаковыристее. И не из протеста даже, а просто для забвения пронзительной несправедливости и дури гнетущего вас взрослого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
А вот Птичка-Синичка была девочкой положительной во всех отношениях. Она могла изучить китайский язык перед обедом и не забывала его даже до обеда следующего дня! Это поразительно для нашего забывчивого века…
Но главным чарующим свойством Птички-Синички было то, что она оказалась удивительной балериной. Как только начинала звучать музыка, она сначала замирала, а затем пускалась в каскад балетных па, и, выражая движением то взволнованность, то холодность, то завороженность, дарила зрителям незабываемое эстетическое наслаждение, которое редко можно получить, даже будучи завсегдатаями настоящих театров с большими колоннами, буфетами и гардеробами. Многие изволят полагать, что театр начинается с вешалки. Я же утверждаю, что театр начинается – а подчас и заканчивается – буфетом. Многие театроманы нынче более всего в спектакле ценят антракт, и недалёк тот день, когда под неизбежным давлением театральных масс, кроме антракта, в театрах более ничего стоящего не будет. Зашёл в буфет – и порядок. Приложился, так сказать, сполна к чаше театрального искусства, и, осушив её, закусил лимоном, ах, да если бы лимоном… а то и просто рукавом вечернего платья элегантной спутницы.
Птичка-Синичка не просто танцевала, как многие другие балерины, что заученно подёргивают конечностями, иногда в такт, а иногда и не очень. Вовсе нет! Она жила в танце и, импровизируя свою собственную хореографию, дарила созерцающим её искусство неповторимое чувство присутствия рядом с чем-то искренним и уникальным, добрым и спонтанным, правдивым и дорогим.
Семья Барачкиных построила для Птички-Синички отдельный театр. В нём было три колонны, небольшой буфет с самообслуживанием и вешалка. Однако едва на сцене появлялась Птичка-Синичка, все зрители замолкали, позабыв о бутербродах. Вот какова бывает сила искусства! Порой потребность в глазении преобладает перед потребностью в жевании, и именно в этот час своим изысканным глазоблудием человек превращается из жвачного существа в существо возвышенное.
Конечно, такой талант невозможно было удерживать взаперти, и вскоре Барачкины повезли Птичку-Синичку на гастроли. К её миниатюрным танцующим пуантам в восторге пали Лондон и Париж, Одесса и Армавир.
Дальше – больше. Птичка-Синичка стала танцевать среди звёзд, туманностей и галактик.
Но всему есть предел. Как только Птичка-Синичка вырастет, она собирается стать адвокатом, потому что это ведь так правильно и естественно, когда балетный талант применяется в суде, для защиты разгулявшихся подонков, пропившихся мужей и неверных жён…
– Моя жена – неверная!
– Что, она вам изменяет?
– Нет, я просто выбрал себе в жёны неправильную женщину…
Смотрите, не выбирайте себе неверную судьбу, потому что если с неверной женой можно, на худой конец, развестись, то судьба может оказаться гораздо привязчивее…
Глава 27
Кашатка, Версачи и Тамагучи
Если балетно-адвокатская судьба Птички-Синички всё-таки по большей части была головной болью семейства Барачкиных, то Кашаткино будущее волновало Маськина чрезвычайно, ибо он считал себя ответственным за неё непосредственно.
Вечные вопросы воспитания девочек… Чему их учить, а чему нет? Баловать или не баловать? Хвалить их внешность или не хвалить? Воспитывать в духе скромности или в духе настырности, более соответствующем реальности? Прививать романтику или открывать глаза на грязную правду жизни? Покупать игрушечных принцев или плюшевых мишек? Давать затягиваться вашими длинными томными дамскими сигаретами и потчевать винцом или с выражением лица эсесовца шарить в их сумочках в поисках контрацептивного компромата? А может быть, наоборот, подкладывать им в эти самые сумочки надёжное средство для безопасной любви? Пугать жадными до разврата мужчинами или готовить к полноценным отношениям между полами? Ориентировать на счастливый ранний брак или убивать в самом зачатке веру в возможность безмятежной семейной жизни в обозримом будущем? Готовить становиться матерью или юристом? Водить в Большой или в анатомический театр? Закалять нервы или изнеживать чувства? Давать читать Толстого или Камасутру?
В наше время смешались все возможные течения и убеждения. Можно встретить любой подход – от строгой чадры до тошнотворной наготы. И ничто не считается совершенно верным или абсолютно неверным. Если раньше общество ожидало, что родители будут придерживаться определённых рамок в воспитании своих отпрысков, то теперь обществу наплевать, или, по крайней мере, оно делает такой вид, и ему трудно не поверить, потому что наплевательство выходит особенно убедительным. Совершенно сбитые с толку родители, буквально помешавшись на этой своей свободе выбора, выдают такие уродливые формы идиотической заботы или приблатыканного равнодушия, что впору воскресать Бальзаку и заново переписывать свою «Человеческую комедию», переименовав её в «Нечеловеческую трагедию».
Общество намеренно пытается подольше удержать подрастающее поколение в инфантильном состоянии. Если раньше в двенадцать лет выходили замуж, в пятнадцать – шли в море, а в восемнадцать – руководили полками, то скоро придёт пора, когда в двенадцать лет будут учиться говорить, в пятнадцать – отвыкать от горшка, а в восемнадцать – затягивать себе шнурки (дай бог, не на шее).
В Соединённых Штанах, например, мужчина, вернувшийся с войны, в свои двадцать лет не может выпить кружку пива, не нарушив закон. Этому головорезу – после двух лет беготни по аду с автоматом, потерявшему полроты боевых товарищей под перекрёстным огнём, побывавшему в плену и вырвавшемуся оттуда, задушившему голыми руками пять охранников, – не наливают пива по малолетству!
Да будет проклята такая современность, где глупости и мракобесия не меньше, чем в самые тёмные века! Просто безумие переместилось на другое ложе! Только и всего! Раньше попирали в правах рабов, потом недоразвитые народы, и во все времена – женщин. Теперь пришло время повсеместного попрания прав молодых людей, насильно оставляемых в детстве, с засовываемой им обществом в рот соской, которую молодые люди выплёвывают, неизбежно заменяя её на косячок с травкой… А что им делать? Когда у вас уже всё давно сформировалось – идеи, мнения, устремления, – а вас держат за молокососов? Идеи рассасываются, мнения выветриваются, а устремления – тоже весьма скоропортящийся продукт. Поступи с вами, взрослыми, так, как поступают с нашей молодёжью, вы тоже потянетесь за бутылкой, а то и за чем позаковыристее. И не из протеста даже, а просто для забвения пронзительной несправедливости и дури гнетущего вас взрослого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83