Мне кажется, что все беды от дурных манер. Вот в старину, которая, кажется, была ещё совсем вчера – ну, хотя бы в девятнадцатом веке, – ещё существовал целый кодекс хорошего тона. Когда я плакал последний раз наверху, у нас на чердаке, я отыскал книжку о хороших манерах и понял нечто такое, чего раньше не понимал. Достойное воспитание – это вовсе не глупость, не излишество, каковым его постарались представить последующие поколения. Хорошие манеры предохраняли людей от неприятности общения с нетактичными, грубыми, одним словом, невоспитанными личностями. Теперь таких правил больше нет, и мы беззащитны. Всякий может нагрубить нам или задать нетактичный вопрос. Или совершить ещё какую-нибудь отъявленную мерзость, считая, что это просто такое особое свойство его характера, а по-настоящему, такого человека не то что на порог, на милю к дому подпускать не следует. В книжке с чердака сказано, что начинать воспитывать ребёнка надо за сто лет до его рождения, ибо невозможно вырастить действительно благородного человека в среде, в которой законы чести и такта не в чести. Умение не создавать другим неудобств, быть приятным в общении – разве в этом не состояло величайшее достижение тысячелетий развития человеческого общежития? Всё кануло в Лету. Варвары заполонили мир и правят свой сумрачный бал хамства и брани. Пусть сто лет назад медицина была совсем слаба на голову и не было многих удобств, без которых трудно себе представить жизнь современного человека, но было ощущение порядка. Порядка во всём: в мыслях, поступках, делах и даже чувствах. Всему отводилось своё время, и главным направлением всех этих правил было сделать жизнь как можно более приятной и достойной. Человек не должен был мучаться неразрешимыми вопросами, что сказать и как поступить, существовал этикет и хорошее воспитание, которые эти вопросы легко разрешали. Пусть далеко не все следовали этим правилам, но, по крайней мере, они существовали и были универсально признаны. Этот порядок навсегда утрачен нашим миром. Мы позабыли, скажем, что не следует заговаривать за семейным обедом о делах и прочих беспокойствах, мы вообще позабыли, что такое обед в кругу семьи. Мы более не знаем, что одна из главных обязанностей женщины перед обществом – быть красивой, и что дом должен быть организован ею самым удобным и уютным образом, насколько только могут позволить наши средства… Это всё не пустые пронафталиненные наставления. Правила жизни имеют огромную внутреннюю силу, которой более нет. Смысл приятной беседы, оказывается, был вовсе не в том, чтобы обмениваться пустыми фразами. К беседам готовились, читали романы, составляли заранее своё обоснованное мнение о новостях. Кто-то может сказать, что это была только красивая форма, но это не так, ибо насколько содержание влияет на форму, в той же мере и форма оказывает влияние на содержание. Ах, нынче не осталось ни содержания, ни формы!
– Неврозушка, – ласково погладил по головке свой Невроз Маськин, – я тебе обещаю взяться за воспитание Плюшевого Медведя и обучение его хорошим манерам. Ты только, пожалуйста, не впадай в депрессию, носись по дому, как и раньше, с сумасшедшими криками, а то я за тебя боюсь!
Маськин Невроз грустно улыбнулся Маськину и пообещал постараться вернуться в своё обычное возбуждённое состояние, без которого Маськин уже совсем стал засыхать.
Маськин глубоко задумался над рассуждениями своего Невроза и решил, что он, пожалуй, прав.
– Хорошие манеры – это не просто дурные древности. Действительно, если прогресс человечества в духовном плане недалеко ушёл от пещерного уровня, то хотя бы хороший тон создавал вид, что человек – существо умеренное, тактичное и благоразумное. Теперь же подчас может показаться, что смотришь на стадо дурных животных, оснащённых мобильными телефонами и автомобилями. Вот, например, мессир Воланд, хотя и воплощение, чтобы не сказать сама квинтэссенция зла, а какой обходительный… А мой Плюшевый Медведь, хотя и добр душой, но какой хам! И если бы не его вызывающее поведение, то и Сосискин был бы здоров. Как он там, мой бедненький пёсик!
Стоило Маськину вспомнить о Сосискине, как за дверью послышался весёлый лай, причём Маськину показалось, что лаяло сразу несколько собак. Маськин побежал открывать, и, едва отперев дверь, аж подпрыгнул от восторга. На пороге скакал его Сосискин, на вид уже совершенно здоровый и весёлый. Он досрочно выписался из больницы и прихватил с собой двух подружек – соседку по палате собачку Марфушу, выздоравливающую от пневмонии, и собачку Ксюшу, работавшую в больнице медицинской сестрой, той же породы, что и Сосискин с Марфушей, – бассет-хаунд с длиннющими ушами.
Маськин сразу забыл обо всех своих печалях и стал возиться с пёсиками – угощать их всякими вкуснятинами, примерять им разные пальтишки и так далее, и тому подобное.
Но когда собачки улеглись спать, Маськин задумался.
«Почему у собак все манеры и повадки предписаны природой? Вся регламентация гавканий и жестов – всё заложено в каждом пёсике и не требует кропотливого разъяснения со стороны собратьев по биологическому виду. Почему человек не рождается с врождёнными привычками правильно держать вилку и нож, не чавкать, как последняя свинюшка, не пачкаться во время еды, не ставить других людей в неудобное положение, не быть обузой никому ни в общении, ни в остальных проявлениях социальной жизни? Кто-то скажет, что это не имеет значения, что дурные формальности только затрудняют панибратский дух современности. А вовсе нет. Когда манеры и благородство помыслов и поступков воспитаны с младых ногтей, то всё выходит естественно и не утруждает ни того, кому посчастливилось этими редкими в наш век манерами обладать, ни тому, кто имеет счастья общаться с их обладателем».
Маськин твёрдо решил заняться воспитанием хороших манер в своём доме, и с утра пристал к Плюшевому Медведю, почему тот держит ложку таким образом, что она плоско закрывает рот, а каша стекает по отвесной к Плюшевому Медведю в глотку.
Плюшевый Медведь неожиданно обходительно попросил Маськина оставить его в покое и даже ни разу не ругнулся. Когда Маськин стал настаивать, подводя под воспитание хороших манер философское обоснование, Плюшевый Медведь зевнул и привычно пообещал исправиться к понедельнику.
Маськин подождал до понедельника, но когда пришёл обещанный день, Плюшевый Медведь по-прежнему не приобрёл хороших манер и ел мёд из банки вообще не ложкой, а лапой. На вопрос Маськина, в чём дело, он ответил, что в его книге «Хорошие манеры плюшевых медведей» мёд нужно есть именно лапой. Маськин не поверил, но медведь поспешил предъявить фолиант, и там, на тридцать второй странице, помеченной огромным медовым пятном, было написан следующий текст, который Маськин растерянно прочёл вслух:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83