Вот развязан еще один узел — и маска упала на покрывало. Граф хотел убрать ее под подушку, но передумал.
Тут Лаура положила руки ему на плечи и потянулась к его губам. Он невольно отпрянул, но она привлекла его к себе.
В следующее мгновение он коснулся ее лица, коснулся ее губ своими — и едва не застонал от испытанного ощущения. Губы у нее были влажными — она успела облизать их — I чуть припухлыми, словно он уже не раз целовал их.
И вкус у них был слаще, чем у персика.
Они имели вкус женщины — женщины желанной и желавшей, ласковой и прелестной, нежной… и любящей.
Он провел по ее губам языком, а потом впился в них поцелуем.
Боже, какими они оказались сладкими.
Тут губы ее раздвинулись, и он почувствовал, что она целует его в ответ. Ее язык коснулся его языка, и ему показалось, что ощущение удивило ее, возможно, чуть напугало, потому что она на мгновение прервала поцелуй, но лишь на мгновение.
Когда она тихонько застонала, Алекс вздрогнул от неожиданности, он вдруг понял, что чувствует каждое ее движение, вернее, предчувствует до того, как она совершает его.
Лаура хотела прикоснуться к его лицу, но граф, отстранив ее руку, прошептал:
— Прошу, не надо. Она поняла.
Он осторожно уложил ее на спину. Темнота скрывала его лицо, но лишала возможности видеть… Что ж, тогда руки должны стать его глазами.
Его чуткие пальцы скользили по ее плечам, по бедрам, по животу и по груди. Он ощупывал ее колени и изящные лодыжки…
И вдруг она чуть приподнялась и с дрожью в голосе проговорила:
— Алекс, ты не разденешься?
На этот раз граф колебался гораздо дольше. Наконец снял рубашку.
Лаура провела ладонью по его обнаженной груди и на несколько мгновений замерла. Ей не надо было видеть шрамы, чтобы понять, насколько они ужасны.
Алекс был потрясен, когда она вдруг прикоснулась губами к его жутким рубцам, оставшимся там, где раскаленное железо выжгло плоть. Выскользнув из ее объятий, он быстро скинул с себя остальную одежду.
Потом они долго лежали, обнимая друг друга. Она крепко прижималась к его обнаженному телу, а он наслаждался ароматом ее волос — они пахли розами и чем-то пряным, как будто росли в саду.
Чуть— чуть приподнявшись, он снова принялся целовать ее и ласкать. Когда его ладони накрыли ее груди, из горла Лауры вырвался тихий стон.
Алекс на мгновение замер, затаил дыхание.
Он никогда не сможет ее забыть.
Никогда не сможет забыть эту ночь.
Граф склонился над девушкой и прикоснулся губами к ее груди. Он слышал гулкий стук ее сердца. Когда язык его коснулся набухших розовых сосков, она громко вскрикнула и судорожно вцепилась в простыню.
Алекс едва сдерживался — ему хотелось наброситься на нее и тотчас же овладеть ею. Но он все-таки взял себя в руки; он решил, что будет ласкать ее долго и терпеливо, будет ласкать до тех пор, пока она не выкрикнет его имя, умоляя не медлить дольше.
Он целовал ее груди, и она стонала под ним, выгибаясь дугой ему навстречу. Он слышал — нет, скорее чувствовал — ее вздохи и стоны.
Алекс осторожно сдавил губами ее сосок, ощущение тут же словно эхо отозвалось внизу живота, ей казалось, там возникла и разрасталась пульсация, будто кто-то отбивал в ее лоне древний, как сама жизнь, ритм.
Лаура снова вскрикнула — ей казалось, что она тонет… Если в ней до этого и оставались крупицы страха, то сейчас они исчезли, утонули в горячей волне, захлестнувшей ее. Кожа ее горела под прикосновениями Алекса. Она облизывала пересохшие губы, пыталась охладить их, но он тотчас же целовал ее, вновь вызывая жажду и жар.
Та, которая начинала игру в обольщение, теперь сама оказалась обольщенной.
Вся она преобразилась, растворившись в мощном потоке неведомых ей прежде ощущений. Алекс по-прежнему целовал ее и ласкал, и под его ласками, в его руках она превращалась в какую-то… другую, новую Лауру. Но ей хотелось быть еще ближе к нему, хотелось слиться с ним воедино. Она чувствовала его возбуждение, но никакого девичьего стыда не испытывала, лишь изредка замирала на мгновение в ожидании чуда.
Благодарю тебя, Господи.
Оба возносили одну благодарственную молитву.
Она — потому что он был Алексом и она любила его.
Он — потому что она преподнесла ему подарок, о котором он не смел мечтать.
Язык его проложил влажную тропку в ложбинке меж ее грудей. Почувствовав на губах острый вкус ароматического масла, граф невольно улыбнулся. Вот, оказывается, где находился источник запаха.
Затем он принялся целовать ее живот и бедра, и Лаура, тихонько застонав, сжала пальцами его плечи.
— Ты такая чудесная, — прошептал он, и она снова застонала.
Тут пальцы его коснулись ее лона, и Лаура, непроизвольно раздвинув ноги, вновь выгнулась дугой, требуя ласки — ласки более смелой. Желание было столь острым, что превратилось в пытку. Она чувствовала тепло его тела и слышала его прерывистое дыхание. Она видела его руки, по-прежнему ласкавшие ее.
Но вот, более не в силах терпеть, он приподнялся на локтях и тотчас же вошел в нее. Лаура вскрикнула от неожиданности и от резкой боли.
— Так почему же? — прошептал он.
— Я люблю тебя, — ответила она, и эти слова едва не избавили его от желания, дотоле невыносимого.
Однако природа взяла свое — он слишком долго хранил целомудрие.
В конце концов, все происходило по обоюдному согласию.
Алекс старался проявлять осторожность, но, когда она уловила ритм его движений и застонала, он забыл о том, что не должен причинить ей боль.
Она стонала оттого, что они наконец-то стали единым целым, слились воедино. И они прекрасно дополняли друг друга — как день и ночь. Что же до боли, то она была непродолжительная, и неприятные ощущения почти тотчас же сменились новыми, прежде ей незнакомыми. А тот ритм, что она уже почувствовала в себе, — он становился все более настойчивым, все более захватывающим.
Тут Алекс вдруг приподнялся на локтях и отстранился. Лаура, разочарованная, застонала, но он тотчас склонился над ней и стал покрывать поцелуями ее тело, стал снова стал ласкать ее. Лаура стонала и всхлипывала, голова ее металась на подушке, а ногти вонзились в широкую спину графа.
— Сейчас, потерпи, моя милая, — проговорил он хриплым шепотом, едва удерживаясь от стона.
Тут она вскрикнула и, обхватив руками его бедра, привлекла к себе, чтобы он вошел в нее как можно глубже. А в следующий момент случилось чудо — что-то волшебное подхватило ее и закружило вихрем.
Она снова застонала, и ее стоны слились с его стонами.
Алекс был в ней, они стали единым целым, и это было чудесно.
…А потом он лежал на ней, тяжело дыша, и Лаура крепко прижимала его к себе, не желая избавляться от тяжести его веса.
— Восторгом тел, восторгом чувств рожденный… — прошептала она неожиданно, и он засмеялся — впервые искренне и весело за столько долгих месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71