У меня не хватит сил на поездку в Лондон.
— Разве вам не хочется увидеть кузена Эндрю?
— Хочется, но я совсем не жажду увидеть лорда Уэйлина. Лучше рассказать ему обо всем в письме. У него будет время поразмыслить как следует перед тем, как мы снова встретимся.
За завтраком подробно обсуждалось содержание письма. После того, как убрали со стола, мы попросили принести ручку и бумагу, и мама просто и откровенно написала свое объяснение. Она, разумеется, выразила надежду, что лорд Уэйлин не будет слишком строг с мистером Джоунзом. Уж тот-то, наверняка, был невинной жертвой в этой истории. Когда письмо было окончательно готово, и мы обе остались довольны его содержанием, мама отдала его официанту и велела отправить в резиденцию лорда Уэйлина в Лондоне.
— Можем мы, наконец, теперь ехать домой? — жалобно спросила мама.
Мне, конечно, хотелось сначала отвезти набросок с портретом дяди Барри в Линдфильд, чтобы миссис Сэнгстер его опознала, но у мама был такой измученный вид, что у меня язык не повернулся попросить ее еще немного задержаться. Мы приказали подать карету. Можете себе представить мою досаду, когда я увидела этого негодяя Стептоу, восседавшего на козлах рядом с Рафферти. Стептоу приподнял шляпу и произнес:
— Доброе утро, миледи. Рафферти, опуская ступеньку, обратился к мама.
— Он попросил подвезти его. Надеюсь, вы не возражаете, мадам?
— Ладно, — ответила мама. Ей было не до Стептоу.
Мы почти всю дорогу молчали. Наблюдая за мама, я видела, как хмурое выражение лица постепенно сменилось мечтательной улыбкой, и поняла, что она думает об Эндрю. Я тоже о нем думала, и старалась представить, какой он. Признает ли его семья Уэйлина? Само собой разумеется, что мама его признает. В ирландских семьях отношения вообще более простые. И если герцог Кларенский хвастает тем, что у него целый десяток внебрачных детей, почему мы должны стыдиться признать одного?
— Мы пригласим моего племянника в Гернфильд, после того, как все выяснится, — объявила мама, когда мы приехали домой. — Жаль, что мы поспешили переоборудовать мансарду. Ему было бы приятно жить в комнате отца.
С тех пор, как я узнала, что Борсини — самозванец, у меня пропало всякое желание брать у него уроки живописи. Я откажусь от его услуг и буду работать самостоятельно. Так как мансарду уже начали переделывать, оставлю в ней свою студию.
Я была рада вернуться домой, хотя и не знала, как все для нас обернется. Меня умиляли даже ворчливые причитания Бродаган.
— Опять явился этот индюк. А я-то надеялась, что мои глаза его больше не увидят…
Она еще долго говорила о нем, перечисляя все его пороки:
— Где его носило? Вот что я хотела бы знать, и узнаю. Я выведу этого подлеца на чистую воду. А если он сделает вам какую-нибудь гадость, он у меня получит по заслугам.
Значит, внизу предстоят новые баталии, но мне было не до этого. Я, не мешкая, отправилась на чердак и начала методично пересматривать все дядины вещи: коробки, сумки, ящики, надеясь найти что-нибудь подтверждающее или опровергающее предположения мама.
Леди Маргарет должна была отвечать на его письма. Она могла даже писать ему, когда он был в Индии. Мои поиски продолжались еще два дня. После того, как я дважды перебрала все сверху до низу, я поняла, что дядя Барри не хранил письма и вообще какие-либо компрометирующие его вещи.
Умер он не внезапно, а медленно угасал в течение двух недель… У него было время, чтобы избавиться от всех подобных улик.
По-видимому, Эндрю узнал о кончине матери от дяди Барри. Вскоре после этого его ждало известие о смерти отца. Каково было бедняге пережить все это! И он даже не мог прийти на похороны своих родителей! Чем больше я думала об Эндрю, тем яснее представляла его как реального человека, с его бедами и горестями. Кто его воспитывал? Можно ли его считать настоящим джентльменом? Он преподавал в школе для мальчиков, значит, он человек образованный. Мне трудно было представить себе его внешность. Леди Маргарет была полной блондинкой с мягкими чертами лица. Дядя Барри был темноволосым и худощавым. В молодости он слыл красавцем, но к тому времени, когда я его встретила, это был ожесточившийся и даже немного озлобленный человек с обожженным тропическим солнцем лицом.
Иногда он немного оттаивал, и сквозь твердый панцирь можно было разглядеть натуру мягкую и добрую. Когда к нам приходили гости, он частенько рассказывал о своей жизни в Индии, особенно, если в обществе были дамы. Во время моих уроков с Борсини, они с графом обычно оживленно болтали, как и подобает джентльменам, которые много путешествовали по свету. Дядя Барри любил рассказывать о своих приключениях в Индии, а Борсини — о жизни в Италии.
Приближался день моего следующего урока с Борсини. Чтобы с ним не встречаться, я написала ему в Альдершот и сообщила, что больше не нуждаюсь в его наставлениях.
Я вежливо поблагодарила его за помощь, но совершенно ясно дала понять, что занятия наши окончены.
Стептоу, по-прежнему, служил у нас. Он стал как шелковый, а мы были слишком заняты и не хотели тратить время на поиски нового дворецкого. Наступило воскресенье, а Уэйлин все еще не вернулся из Лондона. Его визит подозрительно затянулся, и это вызывало большое беспокойство у нас в Гернфильде. Он не потрудился даже ответить на письмо мама. Мы, понятно, не могли справится о нем в Парэме. Ведь мы не знали, сообщил ли он леди Уэйлин о происходящем.
В понедельник пришли маляры красить мою студию. Я поднялась в мансарду, чтобы дать им необходимые распоряжения. Бродаган не могла упустить случая покомандовать и тоже пошла с нами наверх. Глянув на пол, она недовольно проворчала:
— Я же говорила Стептоу, этот ковер нужно свернуть и убрать, а он не проследил. Теперь они испортят его краской.
— Это неважно, Бродаган. Он уже никуда не годится.
— Никуда не годится? Да он намного лучше, чем тот жалкий огрызок, что лежит у меня в комнате.
— Мы не испортим его, миссис, — заверил ее старший маляр. — Мы закроем его брезентом.
Он взял брезент за один конец, а его помощник за другой, и они аккуратно закрыли наш рваный ковер. Потом они открыли банку с краской и стали ее размешивать. Краска была чересчур холодного белого цвета. Я не хотела им мешать работать и пошла вниз. Мама как раз надевала шляпу.
— Я еду в Альдершот, Зоуи, — сказала она. — Хочу там купить муслин на простыни для Эндрю. И посмотрю новые занавески в голубую спальню для гостей. Старые уж очень выцвели.
— Мы еще не знаем, приедет ли он, мама, хотя новые простыни и занавески не помешают. Я останусь дома и присмотрю за работой маляров. По-моему, краска слишком откровенно белая и режет глаз. Когда они окрасят половину стены, я попробую сделать более теплый оттенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Разве вам не хочется увидеть кузена Эндрю?
— Хочется, но я совсем не жажду увидеть лорда Уэйлина. Лучше рассказать ему обо всем в письме. У него будет время поразмыслить как следует перед тем, как мы снова встретимся.
За завтраком подробно обсуждалось содержание письма. После того, как убрали со стола, мы попросили принести ручку и бумагу, и мама просто и откровенно написала свое объяснение. Она, разумеется, выразила надежду, что лорд Уэйлин не будет слишком строг с мистером Джоунзом. Уж тот-то, наверняка, был невинной жертвой в этой истории. Когда письмо было окончательно готово, и мы обе остались довольны его содержанием, мама отдала его официанту и велела отправить в резиденцию лорда Уэйлина в Лондоне.
— Можем мы, наконец, теперь ехать домой? — жалобно спросила мама.
Мне, конечно, хотелось сначала отвезти набросок с портретом дяди Барри в Линдфильд, чтобы миссис Сэнгстер его опознала, но у мама был такой измученный вид, что у меня язык не повернулся попросить ее еще немного задержаться. Мы приказали подать карету. Можете себе представить мою досаду, когда я увидела этого негодяя Стептоу, восседавшего на козлах рядом с Рафферти. Стептоу приподнял шляпу и произнес:
— Доброе утро, миледи. Рафферти, опуская ступеньку, обратился к мама.
— Он попросил подвезти его. Надеюсь, вы не возражаете, мадам?
— Ладно, — ответила мама. Ей было не до Стептоу.
Мы почти всю дорогу молчали. Наблюдая за мама, я видела, как хмурое выражение лица постепенно сменилось мечтательной улыбкой, и поняла, что она думает об Эндрю. Я тоже о нем думала, и старалась представить, какой он. Признает ли его семья Уэйлина? Само собой разумеется, что мама его признает. В ирландских семьях отношения вообще более простые. И если герцог Кларенский хвастает тем, что у него целый десяток внебрачных детей, почему мы должны стыдиться признать одного?
— Мы пригласим моего племянника в Гернфильд, после того, как все выяснится, — объявила мама, когда мы приехали домой. — Жаль, что мы поспешили переоборудовать мансарду. Ему было бы приятно жить в комнате отца.
С тех пор, как я узнала, что Борсини — самозванец, у меня пропало всякое желание брать у него уроки живописи. Я откажусь от его услуг и буду работать самостоятельно. Так как мансарду уже начали переделывать, оставлю в ней свою студию.
Я была рада вернуться домой, хотя и не знала, как все для нас обернется. Меня умиляли даже ворчливые причитания Бродаган.
— Опять явился этот индюк. А я-то надеялась, что мои глаза его больше не увидят…
Она еще долго говорила о нем, перечисляя все его пороки:
— Где его носило? Вот что я хотела бы знать, и узнаю. Я выведу этого подлеца на чистую воду. А если он сделает вам какую-нибудь гадость, он у меня получит по заслугам.
Значит, внизу предстоят новые баталии, но мне было не до этого. Я, не мешкая, отправилась на чердак и начала методично пересматривать все дядины вещи: коробки, сумки, ящики, надеясь найти что-нибудь подтверждающее или опровергающее предположения мама.
Леди Маргарет должна была отвечать на его письма. Она могла даже писать ему, когда он был в Индии. Мои поиски продолжались еще два дня. После того, как я дважды перебрала все сверху до низу, я поняла, что дядя Барри не хранил письма и вообще какие-либо компрометирующие его вещи.
Умер он не внезапно, а медленно угасал в течение двух недель… У него было время, чтобы избавиться от всех подобных улик.
По-видимому, Эндрю узнал о кончине матери от дяди Барри. Вскоре после этого его ждало известие о смерти отца. Каково было бедняге пережить все это! И он даже не мог прийти на похороны своих родителей! Чем больше я думала об Эндрю, тем яснее представляла его как реального человека, с его бедами и горестями. Кто его воспитывал? Можно ли его считать настоящим джентльменом? Он преподавал в школе для мальчиков, значит, он человек образованный. Мне трудно было представить себе его внешность. Леди Маргарет была полной блондинкой с мягкими чертами лица. Дядя Барри был темноволосым и худощавым. В молодости он слыл красавцем, но к тому времени, когда я его встретила, это был ожесточившийся и даже немного озлобленный человек с обожженным тропическим солнцем лицом.
Иногда он немного оттаивал, и сквозь твердый панцирь можно было разглядеть натуру мягкую и добрую. Когда к нам приходили гости, он частенько рассказывал о своей жизни в Индии, особенно, если в обществе были дамы. Во время моих уроков с Борсини, они с графом обычно оживленно болтали, как и подобает джентльменам, которые много путешествовали по свету. Дядя Барри любил рассказывать о своих приключениях в Индии, а Борсини — о жизни в Италии.
Приближался день моего следующего урока с Борсини. Чтобы с ним не встречаться, я написала ему в Альдершот и сообщила, что больше не нуждаюсь в его наставлениях.
Я вежливо поблагодарила его за помощь, но совершенно ясно дала понять, что занятия наши окончены.
Стептоу, по-прежнему, служил у нас. Он стал как шелковый, а мы были слишком заняты и не хотели тратить время на поиски нового дворецкого. Наступило воскресенье, а Уэйлин все еще не вернулся из Лондона. Его визит подозрительно затянулся, и это вызывало большое беспокойство у нас в Гернфильде. Он не потрудился даже ответить на письмо мама. Мы, понятно, не могли справится о нем в Парэме. Ведь мы не знали, сообщил ли он леди Уэйлин о происходящем.
В понедельник пришли маляры красить мою студию. Я поднялась в мансарду, чтобы дать им необходимые распоряжения. Бродаган не могла упустить случая покомандовать и тоже пошла с нами наверх. Глянув на пол, она недовольно проворчала:
— Я же говорила Стептоу, этот ковер нужно свернуть и убрать, а он не проследил. Теперь они испортят его краской.
— Это неважно, Бродаган. Он уже никуда не годится.
— Никуда не годится? Да он намного лучше, чем тот жалкий огрызок, что лежит у меня в комнате.
— Мы не испортим его, миссис, — заверил ее старший маляр. — Мы закроем его брезентом.
Он взял брезент за один конец, а его помощник за другой, и они аккуратно закрыли наш рваный ковер. Потом они открыли банку с краской и стали ее размешивать. Краска была чересчур холодного белого цвета. Я не хотела им мешать работать и пошла вниз. Мама как раз надевала шляпу.
— Я еду в Альдершот, Зоуи, — сказала она. — Хочу там купить муслин на простыни для Эндрю. И посмотрю новые занавески в голубую спальню для гостей. Старые уж очень выцвели.
— Мы еще не знаем, приедет ли он, мама, хотя новые простыни и занавески не помешают. Я останусь дома и присмотрю за работой маляров. По-моему, краска слишком откровенно белая и режет глаз. Когда они окрасят половину стены, я попробую сделать более теплый оттенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47