Он полюбовался видом на залитый солнцем сад и парк, простиравшийся за садом.
— Это моя любимая комната, — сказала Летти.
Хавергал отошел от окна и осмотрел комнату. В центре стояли два длинных стола, на конце каждого стояли настольные лампы, вокруг было много стульев. Про себя он подумал, что момент был вполне подходящим, чтобы похвалить ее эрудицию.
— Эту комнату можно назвать столовой, где питаются духовной пищей, — похвалил Хавергал.
По углам библиотеки располагались более удобные мягкие кресла, два из них стояли у камина. Он прошел к ним.
— Не ошибусь, если скажу, что в этих креслах вы с мисс Фитзсаймонс коротаете вечера в ненастную погоду за хорошей книгой.
На журнальном столике между кресел лежали журналы, конфетница и другие вещи, говорившие, что этим местом часто пользуются. Он взял со столика открытую книгу и заглянул в нее.
— Это последняя вещь Франчески Берни «Бродяги», — сказала Летти.
— Эту книгу читает мисс Фитзсаймонс, я угадал? А что вы читаете?
— Это я читаю.
— А! — Видимо, будет нелегко хвалить ее стародевические достоинства, если она не скрывает, что читает Берни. — А я подумал вчера, что вы увлекаетесь философией.
— О, нет. Мои знания по философии получены из вторых рук, обычно отец делился ими со мной. — Она печально окинула взглядом полки. — Здесь много того, что мне следует прочитать, но когда наступает вечер, я чувствую себя слишком усталой, чтобы браться за такие солидные вещи.
— Если питаешь искренний интерес, как я понимаю, нужно поставить перед собой цель и начать рано утром на свежую голову. Вроде университета на дому. — Он даже испытал сильное желание помочь ей в этом в качестве наставника.
— Думаю, вы правы, — сказала она без должной заинтересованности и повернулась, чтобы уйти. — Оставляю вас в обществе книг.
Галерея по другую сторону зала. Когда захотите осмотреть ее, буду счастлива проводить вас. Боюсь, что наши картины не принадлежат кисти известных художников, которых все сразу узнают. Это в основном семейные портреты в исполнении местных художников. Работы известных мастеров нелегко приобрести, что не скажешь о книгах. — Она улыбнулась и хотела уйти. Хавергал остановил ее:
— Подождите, давайте посмотрим галерею сейчас, если у вас есть время, конечно. — Он считал, что отношения с мисс Бедоуз развиваются великолепно, и хотел продолжить разговор.
— Хорошо, пойдемте.
Галерея не была по существу настоящей галереей. Просто большая прямоугольная комната с портретами вдоль каждой стены. У каждой из более узких стен стояли диван и столик.
— Это Джошуа Бедоуз, тот, который построил Лорел-холл в 1695 году, — прокомментировала она первый портрет, с которого на них смотрел суровый человек с проницательным взглядом колючих глаз. — Джошуа был офицером. Он воевал в Ирландии с Вильгельмом Третьим. Эту землю он получил в награду за победу в Воинском сражении.
— А, так у вас военная семья!
— Вы угадали. А это сын Джошуа, Томас. Он участвовал в осаде Гибралтара. Он был последним военным в семье. Так как в семье в среднем рождался один мужчина на одно поколение, они оставили военное поприще и занялись службой при дворе. Вплоть до рождения моего отца. Ему не нравилось в Лондоне, он стал сельским помещиком.
Они смотрели все портреты сквайров и их жен за несколько поколений. Хавергал истощил запас комплиментов. Когда они дошли до отца Летти, он полностью иссяк и не знал, что сказать, поэтому перевел разговор на Тома, брата Летти.
— Скоро нужно будет заказать портрет вашего брата, — сказал он.
— Не сейчас, разве что через несколько лет. Пусть подождет, пока станет посолиднее. Ему только двадцать один год.
— Он бы оскорбился, если бы услышал, что в двадцать один год вы не считаете его достаточно солидным.
— Мужчины взрослеют позднее женщин, мне кажется, — сказала она, но ему почудилось в ее словах осуждение.
— Надеюсь, вы не забудете передать, чтобы он навестил меня в Лондоне. Буду счастлив помочь ему устроиться.
— Очень любезно с вашей стороны. Они окончили осмотр галереи. Хавергал, почувствовав, что его старания завоевать расположение хозяйки увенчались некоторым успехом, решил сделать следующий шаг. Он был убежден, что путь к сердцу дамы лежит через легкий флирт.
— Я вижу, в традиции вашего семейства не входит выставлять на обозрение портреты молодых женщин, — заметил он. — Не хочу умалить заслуги ваших предков ни в коей мере, но мне кажется, экспозиция намного выиграла бы, если бы к ней добавились лики молодых дочерей рода, разумеется, если все они отличались вашей красотой, мисс Бедоуз, — он улыбнулся при этом одной из самых обольстительных улыбок.
Летти была совсем неопытна в искусстве флирта, особенно флирта с таким тонким знатоком этого дела, как лорд Хавергал. Она совершенно растерялась и не знала, как себя повести в данном случае.
— Портреты женщин, насколько я знаю, украшают галереи их мужей. Если я выйду замуж, я обязательно закажу свой портрет, — ответила она.
— Если?! — воскликнул он, симулируя крайнее удивление. — Вы, наверное, хотели сказать, когда, мисс Бедоуз. Я уверен, что ваши поклонники могут образовать длинную очередь. Признаться, я удивлен, что вы выбираете так долго — то есть я не хочу сказать, что вам… — Он с досадой осекся: «Осел!»
— Мне двадцать семь, как и вам, лорд Хавергал. Если точнее, то я на три месяца вас старше.
— Всего-то? — вырвалось у него. Это неосторожное восклицание эхом отдалось в тишине галереи. Лорд Хавергал стоял, пораженный собственной несдержанностью, а мисс Бедоуз окаменела от неожиданности. — Не подумайте, пожалуйста, ничего плохого. Я совсем не считаю, что двадцать семь — слишком солидный возраст для замужества. Совсем напротив, я считаю себя совсем молодым бутоном в самом расцвете, уверяю вас. — Он весело засмеялся, стараясь рассеять неблагоприятное впечатление от своих слов.
От этой попытки смягчить бестактность Летти только быстрее поняла истинный смысл его замечания и почувствовала себя так, словно получила удар по голове. Двадцать семь для незамужней женщины было достаточно нелестно само по себе, но думать, что молодой человек принял ее за гораздо более старую, чем она была, это звучало как жестокий удар по самолюбию.
— Да, я знаю, что выгляжу старше, — сказала она ледяным тоном. — Если женщина не вышла замуж до двадцати семи, ее называют старой девой, а не бутоном в самом расцвете, — ей не терпелось уколоть его.
Он заметил, что ее подбородок задрожал и в глазах появились слезы. Его охватило жуткое предчувствие, что она сейчас заплачет. Испытывая искреннюю жалость, он взял ее обе руки в свои.
— Простите, мисс Бедоуз. Какой черной неблагодарностью я вам плачу за гостеприимство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Это моя любимая комната, — сказала Летти.
Хавергал отошел от окна и осмотрел комнату. В центре стояли два длинных стола, на конце каждого стояли настольные лампы, вокруг было много стульев. Про себя он подумал, что момент был вполне подходящим, чтобы похвалить ее эрудицию.
— Эту комнату можно назвать столовой, где питаются духовной пищей, — похвалил Хавергал.
По углам библиотеки располагались более удобные мягкие кресла, два из них стояли у камина. Он прошел к ним.
— Не ошибусь, если скажу, что в этих креслах вы с мисс Фитзсаймонс коротаете вечера в ненастную погоду за хорошей книгой.
На журнальном столике между кресел лежали журналы, конфетница и другие вещи, говорившие, что этим местом часто пользуются. Он взял со столика открытую книгу и заглянул в нее.
— Это последняя вещь Франчески Берни «Бродяги», — сказала Летти.
— Эту книгу читает мисс Фитзсаймонс, я угадал? А что вы читаете?
— Это я читаю.
— А! — Видимо, будет нелегко хвалить ее стародевические достоинства, если она не скрывает, что читает Берни. — А я подумал вчера, что вы увлекаетесь философией.
— О, нет. Мои знания по философии получены из вторых рук, обычно отец делился ими со мной. — Она печально окинула взглядом полки. — Здесь много того, что мне следует прочитать, но когда наступает вечер, я чувствую себя слишком усталой, чтобы браться за такие солидные вещи.
— Если питаешь искренний интерес, как я понимаю, нужно поставить перед собой цель и начать рано утром на свежую голову. Вроде университета на дому. — Он даже испытал сильное желание помочь ей в этом в качестве наставника.
— Думаю, вы правы, — сказала она без должной заинтересованности и повернулась, чтобы уйти. — Оставляю вас в обществе книг.
Галерея по другую сторону зала. Когда захотите осмотреть ее, буду счастлива проводить вас. Боюсь, что наши картины не принадлежат кисти известных художников, которых все сразу узнают. Это в основном семейные портреты в исполнении местных художников. Работы известных мастеров нелегко приобрести, что не скажешь о книгах. — Она улыбнулась и хотела уйти. Хавергал остановил ее:
— Подождите, давайте посмотрим галерею сейчас, если у вас есть время, конечно. — Он считал, что отношения с мисс Бедоуз развиваются великолепно, и хотел продолжить разговор.
— Хорошо, пойдемте.
Галерея не была по существу настоящей галереей. Просто большая прямоугольная комната с портретами вдоль каждой стены. У каждой из более узких стен стояли диван и столик.
— Это Джошуа Бедоуз, тот, который построил Лорел-холл в 1695 году, — прокомментировала она первый портрет, с которого на них смотрел суровый человек с проницательным взглядом колючих глаз. — Джошуа был офицером. Он воевал в Ирландии с Вильгельмом Третьим. Эту землю он получил в награду за победу в Воинском сражении.
— А, так у вас военная семья!
— Вы угадали. А это сын Джошуа, Томас. Он участвовал в осаде Гибралтара. Он был последним военным в семье. Так как в семье в среднем рождался один мужчина на одно поколение, они оставили военное поприще и занялись службой при дворе. Вплоть до рождения моего отца. Ему не нравилось в Лондоне, он стал сельским помещиком.
Они смотрели все портреты сквайров и их жен за несколько поколений. Хавергал истощил запас комплиментов. Когда они дошли до отца Летти, он полностью иссяк и не знал, что сказать, поэтому перевел разговор на Тома, брата Летти.
— Скоро нужно будет заказать портрет вашего брата, — сказал он.
— Не сейчас, разве что через несколько лет. Пусть подождет, пока станет посолиднее. Ему только двадцать один год.
— Он бы оскорбился, если бы услышал, что в двадцать один год вы не считаете его достаточно солидным.
— Мужчины взрослеют позднее женщин, мне кажется, — сказала она, но ему почудилось в ее словах осуждение.
— Надеюсь, вы не забудете передать, чтобы он навестил меня в Лондоне. Буду счастлив помочь ему устроиться.
— Очень любезно с вашей стороны. Они окончили осмотр галереи. Хавергал, почувствовав, что его старания завоевать расположение хозяйки увенчались некоторым успехом, решил сделать следующий шаг. Он был убежден, что путь к сердцу дамы лежит через легкий флирт.
— Я вижу, в традиции вашего семейства не входит выставлять на обозрение портреты молодых женщин, — заметил он. — Не хочу умалить заслуги ваших предков ни в коей мере, но мне кажется, экспозиция намного выиграла бы, если бы к ней добавились лики молодых дочерей рода, разумеется, если все они отличались вашей красотой, мисс Бедоуз, — он улыбнулся при этом одной из самых обольстительных улыбок.
Летти была совсем неопытна в искусстве флирта, особенно флирта с таким тонким знатоком этого дела, как лорд Хавергал. Она совершенно растерялась и не знала, как себя повести в данном случае.
— Портреты женщин, насколько я знаю, украшают галереи их мужей. Если я выйду замуж, я обязательно закажу свой портрет, — ответила она.
— Если?! — воскликнул он, симулируя крайнее удивление. — Вы, наверное, хотели сказать, когда, мисс Бедоуз. Я уверен, что ваши поклонники могут образовать длинную очередь. Признаться, я удивлен, что вы выбираете так долго — то есть я не хочу сказать, что вам… — Он с досадой осекся: «Осел!»
— Мне двадцать семь, как и вам, лорд Хавергал. Если точнее, то я на три месяца вас старше.
— Всего-то? — вырвалось у него. Это неосторожное восклицание эхом отдалось в тишине галереи. Лорд Хавергал стоял, пораженный собственной несдержанностью, а мисс Бедоуз окаменела от неожиданности. — Не подумайте, пожалуйста, ничего плохого. Я совсем не считаю, что двадцать семь — слишком солидный возраст для замужества. Совсем напротив, я считаю себя совсем молодым бутоном в самом расцвете, уверяю вас. — Он весело засмеялся, стараясь рассеять неблагоприятное впечатление от своих слов.
От этой попытки смягчить бестактность Летти только быстрее поняла истинный смысл его замечания и почувствовала себя так, словно получила удар по голове. Двадцать семь для незамужней женщины было достаточно нелестно само по себе, но думать, что молодой человек принял ее за гораздо более старую, чем она была, это звучало как жестокий удар по самолюбию.
— Да, я знаю, что выгляжу старше, — сказала она ледяным тоном. — Если женщина не вышла замуж до двадцати семи, ее называют старой девой, а не бутоном в самом расцвете, — ей не терпелось уколоть его.
Он заметил, что ее подбородок задрожал и в глазах появились слезы. Его охватило жуткое предчувствие, что она сейчас заплачет. Испытывая искреннюю жалость, он взял ее обе руки в свои.
— Простите, мисс Бедоуз. Какой черной неблагодарностью я вам плачу за гостеприимство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52