– Ты не должен мне ничего объяснять. Ты мне ничего не должен, Спенсер.
– Не о том речь, Кристел... я люблю тебя... – Это прозвучало ужасно после того, что Кристел прочла в газете. – Я не хочу все усложнять, только хочу, чтобы ты знала. Мы жили так далеко друг от друга, у нас не было возможности узнать друг друга. – Как жалко прозвучали эти объяснения, ведь инстинктивно он знал, что они бы хорошо жили, что они подходят друг другу. Но он выбрал холодную реальность вместо нежных иллюзий. – Все оказалось так сложно, когда я вернулся.
В последние дни ее образ немного потускнел, но сейчас, услышав ее голос, ему до боли захотелось вновь оказаться рядом с ней, прижать ее к себе. А она молча плакала, слушая его на другом конце провода. Она хотела бы ненавидеть его, но не могла.
– Она, должно быть, необыкновенная женщина!
Он мгновение колебался, не сказать ли ей правду, насколько она обыкновенна, но это невозможно. Он не мог допустить этого.
– Это совсем не то, что чувствую я и ты, нет волшебства.
– Тогда зачем ты это делаешь? – Она ничего не понимала, все это было так запутанно.
– Честно говоря, я и сам не знаю. Наверное, иначе было бы слишком сложно...
– Разве это причина для того, чтобы жениться? Он и сам знал, что нет, поэтому ему нечего было сказать в ответ.
– Да, я знаю, знаю, что это звучит ненормально, но я напишу тебе... просто чтобы знать, как ты... или... если можно, я позвоню тебе.
Он не мог даже думать о том, что снова потеряет ее из виду. Нет, нет, ему необходимо знать, что с ней все в порядке, и, если понадобится, быть там, с ней, но она не хотела.
Слезы медленно стекали по щекам, когда она произнесла:
– Нет... ты ведь женишься. У нас никогда ничего не было. Только мечта. Я больше не хочу о тебе слышать. Это будет напоминать мне о том, чего я не имела.
Она говорила правду, и его особенно подавляло ее нежелание иметь с ним что-нибудь общее.
– Ты позвонишь мне, если что-нибудь будет нужно?
– Например? – Она улыбнулась сквозь слезы. – Как насчет контракта в Голливуде? У тебя не найдется одного?
– Конечно, – улыбнулся он, тоже сквозь слезы, – для тебя – все, что угодно.
Все, кроме того, чего оба желали больше собственной жизни. Он заставил себя сделать это, когда решил, что Элизабет – это правильный выбор. Сейчас, разговаривая с Кристел, он уже не был в этом уверен. Может, она права, не позволяя ему больше звонить. Ему хотелось прямо сейчас сесть в самолет и лететь к ней, но он не мог сделать ни того, ни другого, он должен попытаться наладить жизнь с Элизабет. Он многим ей обязан, а для Кристел он ничего не сделает.
– Я уверен, что увижу однажды твое имя на афишах... или куплю твою пластинку. – Он действительно так думал.
– Может быть... когда-нибудь.
Но сейчас она думала не об этом. Она думала только о нем, как ей будет не хватать его.
– Я так рада, что вновь увидела тебя... несмотря ни на что... это стоило... – Только несколько дней мечты, но главное – она увидела его. И обнимала его. И он сказал, что любит ее.
– Не знаю, как ты можешь сейчас так говорить. Я чувствую себя последним негодяем. Ведь это я должен был тебе все сказать, а ты узнала о моей помолвке через газеты.
Кристел только пожала плечами. Может, это не имело значения. Он никогда не был частью ее жизни. Он от начала и до конца оставался мечтой... приятной мечтой. Она хотела быть сильнее, но опять начала плакать, ей причиняла боль мысль о том, что ей нужно прощаться с ним, прощаться навсегда.
– Надеюсь, ты будешь счастлив.
– Я тоже, – произнес он неуверенно. – Обещай, что позвонишь мне, если я понадоблюсь. Я говорю серьезно, Кристел.
Он знал, что у нее никого нет, кроме Вебстеров, да и те много ли могут сделать для нее.
– У меня все будет нормально. – Она попыталась улыбнуться, борясь со слезами. – Я стойкая, ты же знаешь.
– Да, знаю... и желаю, чтобы тебе не приходилось быть такой стойкой. Ты заслуживаешь, чтобы кто-нибудь сильный заботился о тебе.
Он хотел добавить, что он желал бы быть этим «кем-то», но это было слишком жестоко и бессмысленно для них обоих. И он, сознавая, что ему больше нечего сказать, произнес:
– До свидания, Кристел... я люблю тебя. – В глазах его стояли слезы, и он с трудом расслышал, как она прошептала в ответ:
– Я тоже люблю тебя, Спенсер...
Телефон умер в его руке, она исчезла. Навсегда. Он написал ей письмо, в котором объяснил, как он сожалеет и как много она для него значит. Ему трудно было писать, трудно находить нужные слова, а оно вернулось нераспечатанным, без ответа. Может быть, она переехала, но он не был уверен в этом. Она оказалась достаточно мудрой, чтобы не начинать то, что ни один из них не сможет закончить. Она знала, что все должна оставить в прошлом. Это непросто. Для нее это было самым сложным из того, что когда-нибудь приходилось делать, не считая отъезда с ранчо, но она старалась перебороть себя и забыть о Спенсере. Ей даже не хотелось петь те песни, которые она пела в день, когда вновь увидела его. Все напоминало ей о нем – каждое утро, каждый день, каждая ночь, каждая песня, каждый закат. Каждое мгновение проходило в мыслях о нем. Раньше у нее были только мечты, а сейчас то, что она знала точно: цвет его глаз, запах его волос, вкус его губ, прикосновение его рук, звук его голоса, шепчущий слова любви, – делало ее боль неизмеримо сильнее. Все это надо забыть. У нее впереди целая жизнь. Нет любимого, но есть дар Божий, о котором часто напоминает миссис Кастанья, есть Перл, которая напоминает, что Голливуд все еще ждет ее. Но сейчас, когда она потеряла Спенсера, все это уже не казалось таким важным.
22
Что касается Спенсера, у него со временем все устроилось. Он много думал о Кристел и пришел к выводу, что принял искреннее решение. На Рождество он ездил с Элизабет на Палм-Бич. Он стал понемногу приходить в себя. Он постоянно думал, не написать ли Кристел, но так и не написал. Он знал, что Кристел хотела остаться одна, но чувствовал себя очень виноватым. Элизабет не обращала ни на что внимания – как настоящая светская дама, она была слишком снисходительна, чтобы замечать этот faux pas.
Несмотря ни на что, они прекрасно провели Рождество и вернулись из Флориды загоревшие и отдохнувшие. До свадьбы оставалось только шесть месяцев. Элизабет постоянно ходила на вечеринки в Нью-Йорке, они ездили в Вашингтон к ее родителям. У него почти не было времени думать ни о чем той весной, но мысли о Кристел частенько терзали его, хоть он и пытался бороться с ними. Нет смысла доводить себя до безумия из-за нее. Он почти каждый день повторял себе, что сделал правильный выбор.
Миссис Барклай приехала в Сан-Франциско в начале мая, чтобы наблюдать за последними приготовлениями. Они должны были венчаться в кафедральном соборе, как этого хотела Элизабет, а прием гостей должен был проходить в отеле «Сент-Френсис».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Не о том речь, Кристел... я люблю тебя... – Это прозвучало ужасно после того, что Кристел прочла в газете. – Я не хочу все усложнять, только хочу, чтобы ты знала. Мы жили так далеко друг от друга, у нас не было возможности узнать друг друга. – Как жалко прозвучали эти объяснения, ведь инстинктивно он знал, что они бы хорошо жили, что они подходят друг другу. Но он выбрал холодную реальность вместо нежных иллюзий. – Все оказалось так сложно, когда я вернулся.
В последние дни ее образ немного потускнел, но сейчас, услышав ее голос, ему до боли захотелось вновь оказаться рядом с ней, прижать ее к себе. А она молча плакала, слушая его на другом конце провода. Она хотела бы ненавидеть его, но не могла.
– Она, должно быть, необыкновенная женщина!
Он мгновение колебался, не сказать ли ей правду, насколько она обыкновенна, но это невозможно. Он не мог допустить этого.
– Это совсем не то, что чувствую я и ты, нет волшебства.
– Тогда зачем ты это делаешь? – Она ничего не понимала, все это было так запутанно.
– Честно говоря, я и сам не знаю. Наверное, иначе было бы слишком сложно...
– Разве это причина для того, чтобы жениться? Он и сам знал, что нет, поэтому ему нечего было сказать в ответ.
– Да, я знаю, знаю, что это звучит ненормально, но я напишу тебе... просто чтобы знать, как ты... или... если можно, я позвоню тебе.
Он не мог даже думать о том, что снова потеряет ее из виду. Нет, нет, ему необходимо знать, что с ней все в порядке, и, если понадобится, быть там, с ней, но она не хотела.
Слезы медленно стекали по щекам, когда она произнесла:
– Нет... ты ведь женишься. У нас никогда ничего не было. Только мечта. Я больше не хочу о тебе слышать. Это будет напоминать мне о том, чего я не имела.
Она говорила правду, и его особенно подавляло ее нежелание иметь с ним что-нибудь общее.
– Ты позвонишь мне, если что-нибудь будет нужно?
– Например? – Она улыбнулась сквозь слезы. – Как насчет контракта в Голливуде? У тебя не найдется одного?
– Конечно, – улыбнулся он, тоже сквозь слезы, – для тебя – все, что угодно.
Все, кроме того, чего оба желали больше собственной жизни. Он заставил себя сделать это, когда решил, что Элизабет – это правильный выбор. Сейчас, разговаривая с Кристел, он уже не был в этом уверен. Может, она права, не позволяя ему больше звонить. Ему хотелось прямо сейчас сесть в самолет и лететь к ней, но он не мог сделать ни того, ни другого, он должен попытаться наладить жизнь с Элизабет. Он многим ей обязан, а для Кристел он ничего не сделает.
– Я уверен, что увижу однажды твое имя на афишах... или куплю твою пластинку. – Он действительно так думал.
– Может быть... когда-нибудь.
Но сейчас она думала не об этом. Она думала только о нем, как ей будет не хватать его.
– Я так рада, что вновь увидела тебя... несмотря ни на что... это стоило... – Только несколько дней мечты, но главное – она увидела его. И обнимала его. И он сказал, что любит ее.
– Не знаю, как ты можешь сейчас так говорить. Я чувствую себя последним негодяем. Ведь это я должен был тебе все сказать, а ты узнала о моей помолвке через газеты.
Кристел только пожала плечами. Может, это не имело значения. Он никогда не был частью ее жизни. Он от начала и до конца оставался мечтой... приятной мечтой. Она хотела быть сильнее, но опять начала плакать, ей причиняла боль мысль о том, что ей нужно прощаться с ним, прощаться навсегда.
– Надеюсь, ты будешь счастлив.
– Я тоже, – произнес он неуверенно. – Обещай, что позвонишь мне, если я понадоблюсь. Я говорю серьезно, Кристел.
Он знал, что у нее никого нет, кроме Вебстеров, да и те много ли могут сделать для нее.
– У меня все будет нормально. – Она попыталась улыбнуться, борясь со слезами. – Я стойкая, ты же знаешь.
– Да, знаю... и желаю, чтобы тебе не приходилось быть такой стойкой. Ты заслуживаешь, чтобы кто-нибудь сильный заботился о тебе.
Он хотел добавить, что он желал бы быть этим «кем-то», но это было слишком жестоко и бессмысленно для них обоих. И он, сознавая, что ему больше нечего сказать, произнес:
– До свидания, Кристел... я люблю тебя. – В глазах его стояли слезы, и он с трудом расслышал, как она прошептала в ответ:
– Я тоже люблю тебя, Спенсер...
Телефон умер в его руке, она исчезла. Навсегда. Он написал ей письмо, в котором объяснил, как он сожалеет и как много она для него значит. Ему трудно было писать, трудно находить нужные слова, а оно вернулось нераспечатанным, без ответа. Может быть, она переехала, но он не был уверен в этом. Она оказалась достаточно мудрой, чтобы не начинать то, что ни один из них не сможет закончить. Она знала, что все должна оставить в прошлом. Это непросто. Для нее это было самым сложным из того, что когда-нибудь приходилось делать, не считая отъезда с ранчо, но она старалась перебороть себя и забыть о Спенсере. Ей даже не хотелось петь те песни, которые она пела в день, когда вновь увидела его. Все напоминало ей о нем – каждое утро, каждый день, каждая ночь, каждая песня, каждый закат. Каждое мгновение проходило в мыслях о нем. Раньше у нее были только мечты, а сейчас то, что она знала точно: цвет его глаз, запах его волос, вкус его губ, прикосновение его рук, звук его голоса, шепчущий слова любви, – делало ее боль неизмеримо сильнее. Все это надо забыть. У нее впереди целая жизнь. Нет любимого, но есть дар Божий, о котором часто напоминает миссис Кастанья, есть Перл, которая напоминает, что Голливуд все еще ждет ее. Но сейчас, когда она потеряла Спенсера, все это уже не казалось таким важным.
22
Что касается Спенсера, у него со временем все устроилось. Он много думал о Кристел и пришел к выводу, что принял искреннее решение. На Рождество он ездил с Элизабет на Палм-Бич. Он стал понемногу приходить в себя. Он постоянно думал, не написать ли Кристел, но так и не написал. Он знал, что Кристел хотела остаться одна, но чувствовал себя очень виноватым. Элизабет не обращала ни на что внимания – как настоящая светская дама, она была слишком снисходительна, чтобы замечать этот faux pas.
Несмотря ни на что, они прекрасно провели Рождество и вернулись из Флориды загоревшие и отдохнувшие. До свадьбы оставалось только шесть месяцев. Элизабет постоянно ходила на вечеринки в Нью-Йорке, они ездили в Вашингтон к ее родителям. У него почти не было времени думать ни о чем той весной, но мысли о Кристел частенько терзали его, хоть он и пытался бороться с ними. Нет смысла доводить себя до безумия из-за нее. Он почти каждый день повторял себе, что сделал правильный выбор.
Миссис Барклай приехала в Сан-Франциско в начале мая, чтобы наблюдать за последними приготовлениями. Они должны были венчаться в кафедральном соборе, как этого хотела Элизабет, а прием гостей должен был проходить в отеле «Сент-Френсис».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121