Мэнни попытался оказать первую помощь извивающемуся в судорогах и исходящему пеной волшебнику, когда Горлогориус открыл глаза и ехидно улыбнулся. – Здорово я тебя подловил?
– Чтоб тебя… – сказал Мэнни. Поскольку он сам был нехилым магом, продолжать гневную тираду и выдавать что-то более конкретное было опасно. – Старый уважаемый человек, которому гильдия поручила ответственную работу! А ведешь себя, как пацан в детском саду.
– Немного адреналина тебе не повредит, – ухмыльнулся Горлогориус. – Нет, ну видел бы ты свое лицо!
Мэнни зло сплюнул.
Наступил вечер, а состязание продолжалось.
Зрители разводили костры и готовили себе пищу, пили вино, спали, бегали в кустики поодиночке и парами. Наименее стойкие завалились спать. Не участвовавшие в состязании олимпийцы периодически отлучались на Олимп, чтобы подкрепить свои бессмертные силы.
Как ни странно, тяжелее всех приходилось не участникам соревнования, а Зевсу. С каждым разом ему было все труднее придумывать темы для песен, и вскоре он стал выдавать нечто вроде «песни о несчастной любви к некрасивой женщине» или «песни о гибели славного воина в несправедливой войне».
Песни становились короче. Притомившиеся участники порою выкидывали целые куплеты, следя только за сохранностью общего смысла.
Реджи с величайшим удивлением обнаружил, что хранит в своей памяти огромное количество текстов и мелодий песен из самых разных миров. Он всегда знал, что у него хорошая память, но чтоб до такой степени… Некоторые песни он слышал только по одному разу и все равно помнил их до последнего слова.
Это его не только удивило, но и испугало. Реджи раньше не представлял, сколь огромный объем практически бесполезной информации хранится в его голове.
Он даже не думал, что в какой-то момент все это может ему пригодиться.
В полночь весь его огромный багаж не подсказал ему ни одной песни про «человека, который утонул в реке в плохую погоду и при странных обстоятельствах», и Гермес со зловредной ухмылкой и песней «жуткая ночь хохотала потоками ливня» вырвал для своей команды одно очко.
Догнать противника Гераклу и его партнерам удалось уже ближе к рассвету, когда тройка богов не сумела вспомнить ни одной песни про «нехороших, но обаятельных животных нестандартной для их вида окраски».
Что бы Зевс ни имел в виду этим заданием, его вполне удовлетворила песня «я – шоколадный заяц», которую исполнил, а точнее, проорал дурным голосом пьяный в сосиску Силен.
– Что-то я притомился, – сказал верховный бог Олимпа, когда Силен перестал убеждать всех и каждого в том, что он «ласковый мерзавец». – Давайте закругляться. Предлагаю блицтурнир. Оглашаю условия. Тема будет только одна. Кто вспомнит больше песен по этой теме, тот выиграл.
– Какая именно тема? – спросил Геракл.
– Давайте о бабах! – крикнул Дионис, который своим состоянием очень быстро догонял Силена. Амазонки зааплодировали.
– Ни за что, – отрезал Аполлон. – Так мы еще неделю тут проторчим.
Амазонки поникли.
– Может, о богах? – предложил Силен и запел, заглядывая Зевсу в глаза:
Ты – мой бог, ты сам об этом знаешь…
Ты мне один сумел внушить любовь,
И тебя я боготворю!
– Уважил, голубчик, – сказал Зевс, смахивая скупую мужскую слезу. – Но петь мы будем о другом.
– Лично я, – сказал Дионис заплетающимся языком, – ни одной песни про другого не знаю.
– Мы будем петь… – сказал Зевс. – Точнее, вы будете петь…
– О старом, – предположил Геракл.
– О главном, – рискнул Аполлон.
– О новом и главном, – сказал Гермес.
– О бабах! – настаивал Дионис.
– О дорогах, – сказал Зевс. – О дорогах, которые мы выбираем. Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое дороги? Это не просто утоптанные ногами и укатанные колесами направления. Это дуалистический символ перманентного… Так, я смотрю, что меня никто не слушает. Ладно, тогда пойте.
Горлогориус стиснул зубы и извинился перед Мэнни за свое недостойное великого и мудрого мага поведение, Мэнни кивнул, и инцидент был исчерпан.
– Вы с Негориусом были давними приятелями? – спросил Мэнни, закуривая трубку мира.
– Не так чтобы приятелями, – сказал Горлогориус. – Скорее мы были закадычными соперниками. Мы с ним начинали в одно и то же время и несколько веков жили по соседству.
– Должно быть, это было очень давно, – сказал Мэнни.
– Да уж, не вчера, – подтвердил Горлогориус. – В те времена магия была в загоне, клиенты, сам помнишь, в очередь не выстраивались. Приходилось биться за каждую золотую монету, и присутствие в округе конкурента делало твою жизнь весьма веселой. Мы с Негориусом постоянно соревновались, доказывая друг другу, кто из нас круче. Я до сих пор удивляюсь, как у нас не дошло до дуэли.
– Я тоже удивляюсь, – сказал Мэнни. – Зная твой взрывной темперамент… Наверное, Негориус был очень выдержанным человеком.
– Да, порой он бывал даже чересчур хладнокровен, – признал Горлогориус.
– В нашей профессии это скорее плюс, чем минус, – заметил Мэнни. – У волшебника должна быть холодная голова, горячее сердце…
– И длинные руки, – закончил за него Горлогориус.
– А разве не чистые?
– Нет, от длинных рук пользы куда больше, чем от чистых, – сказал Горлогориус.
– А как складывались ваши с Негориусом отношения после того, как вы разъехались?
– С увеличением разделяющего их расстояния отношения волшебников друг с другом только улучшаются, и это – аксиома, – сказал Горлогориус. – Мы с ним не так уж часто встречались. Негориус был старейшим членом Гильдии, но не принимал активного участия в ее делах. Пожалуй, все его участие ограничивалось выплатой членских взносов. Но зато платил он их регулярно.
– Похоже на некролог, – сказал Мэнни.
– А это и есть некролог, – ответил Горлогориус. – Мне жаль, что Гильдия потеряла такого мага, как Негориус. Пусть часто он бывал мямлей, но это не мешало ему быть одним из лучших наших теоретиков и исследователей. Помянем?
– Давай.
– Кто сегодня алкоголь материализовывать будет?
– Лучше ты, – сказал Мэнни. – У тебя к этому очевидный талант. Тот коньяк на прошлой неделе был просто неподражаем. Какой букет!
– Букет я сам составлял, – сказал Горлогориус, закатывая рукава мантии и потирая ладони. – Ну, как говорится, крибле-крабле-бумс!
Чувствуя, что представление приближается к своему апогею, публика начала просыпаться и усаживаться поудобнее. Все боги, улизнувшие поспать на Олимпе, вернулись на свои места.
На «путь-дорожку фронтовую», исполненную Аполлоном, Геракл ответил «эх, дорогами, пылью да туманом». Аполлон с Дионисом дуэтом грянули «дорога-дорога, ты знаешь так много о жизни моей непростой», закончив песню многократным выкриком «Атас!».
Реджи порылся в памяти, и они с Силеном вспомнили бессмертного Шнура:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Чтоб тебя… – сказал Мэнни. Поскольку он сам был нехилым магом, продолжать гневную тираду и выдавать что-то более конкретное было опасно. – Старый уважаемый человек, которому гильдия поручила ответственную работу! А ведешь себя, как пацан в детском саду.
– Немного адреналина тебе не повредит, – ухмыльнулся Горлогориус. – Нет, ну видел бы ты свое лицо!
Мэнни зло сплюнул.
Наступил вечер, а состязание продолжалось.
Зрители разводили костры и готовили себе пищу, пили вино, спали, бегали в кустики поодиночке и парами. Наименее стойкие завалились спать. Не участвовавшие в состязании олимпийцы периодически отлучались на Олимп, чтобы подкрепить свои бессмертные силы.
Как ни странно, тяжелее всех приходилось не участникам соревнования, а Зевсу. С каждым разом ему было все труднее придумывать темы для песен, и вскоре он стал выдавать нечто вроде «песни о несчастной любви к некрасивой женщине» или «песни о гибели славного воина в несправедливой войне».
Песни становились короче. Притомившиеся участники порою выкидывали целые куплеты, следя только за сохранностью общего смысла.
Реджи с величайшим удивлением обнаружил, что хранит в своей памяти огромное количество текстов и мелодий песен из самых разных миров. Он всегда знал, что у него хорошая память, но чтоб до такой степени… Некоторые песни он слышал только по одному разу и все равно помнил их до последнего слова.
Это его не только удивило, но и испугало. Реджи раньше не представлял, сколь огромный объем практически бесполезной информации хранится в его голове.
Он даже не думал, что в какой-то момент все это может ему пригодиться.
В полночь весь его огромный багаж не подсказал ему ни одной песни про «человека, который утонул в реке в плохую погоду и при странных обстоятельствах», и Гермес со зловредной ухмылкой и песней «жуткая ночь хохотала потоками ливня» вырвал для своей команды одно очко.
Догнать противника Гераклу и его партнерам удалось уже ближе к рассвету, когда тройка богов не сумела вспомнить ни одной песни про «нехороших, но обаятельных животных нестандартной для их вида окраски».
Что бы Зевс ни имел в виду этим заданием, его вполне удовлетворила песня «я – шоколадный заяц», которую исполнил, а точнее, проорал дурным голосом пьяный в сосиску Силен.
– Что-то я притомился, – сказал верховный бог Олимпа, когда Силен перестал убеждать всех и каждого в том, что он «ласковый мерзавец». – Давайте закругляться. Предлагаю блицтурнир. Оглашаю условия. Тема будет только одна. Кто вспомнит больше песен по этой теме, тот выиграл.
– Какая именно тема? – спросил Геракл.
– Давайте о бабах! – крикнул Дионис, который своим состоянием очень быстро догонял Силена. Амазонки зааплодировали.
– Ни за что, – отрезал Аполлон. – Так мы еще неделю тут проторчим.
Амазонки поникли.
– Может, о богах? – предложил Силен и запел, заглядывая Зевсу в глаза:
Ты – мой бог, ты сам об этом знаешь…
Ты мне один сумел внушить любовь,
И тебя я боготворю!
– Уважил, голубчик, – сказал Зевс, смахивая скупую мужскую слезу. – Но петь мы будем о другом.
– Лично я, – сказал Дионис заплетающимся языком, – ни одной песни про другого не знаю.
– Мы будем петь… – сказал Зевс. – Точнее, вы будете петь…
– О старом, – предположил Геракл.
– О главном, – рискнул Аполлон.
– О новом и главном, – сказал Гермес.
– О бабах! – настаивал Дионис.
– О дорогах, – сказал Зевс. – О дорогах, которые мы выбираем. Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое дороги? Это не просто утоптанные ногами и укатанные колесами направления. Это дуалистический символ перманентного… Так, я смотрю, что меня никто не слушает. Ладно, тогда пойте.
Горлогориус стиснул зубы и извинился перед Мэнни за свое недостойное великого и мудрого мага поведение, Мэнни кивнул, и инцидент был исчерпан.
– Вы с Негориусом были давними приятелями? – спросил Мэнни, закуривая трубку мира.
– Не так чтобы приятелями, – сказал Горлогориус. – Скорее мы были закадычными соперниками. Мы с ним начинали в одно и то же время и несколько веков жили по соседству.
– Должно быть, это было очень давно, – сказал Мэнни.
– Да уж, не вчера, – подтвердил Горлогориус. – В те времена магия была в загоне, клиенты, сам помнишь, в очередь не выстраивались. Приходилось биться за каждую золотую монету, и присутствие в округе конкурента делало твою жизнь весьма веселой. Мы с Негориусом постоянно соревновались, доказывая друг другу, кто из нас круче. Я до сих пор удивляюсь, как у нас не дошло до дуэли.
– Я тоже удивляюсь, – сказал Мэнни. – Зная твой взрывной темперамент… Наверное, Негориус был очень выдержанным человеком.
– Да, порой он бывал даже чересчур хладнокровен, – признал Горлогориус.
– В нашей профессии это скорее плюс, чем минус, – заметил Мэнни. – У волшебника должна быть холодная голова, горячее сердце…
– И длинные руки, – закончил за него Горлогориус.
– А разве не чистые?
– Нет, от длинных рук пользы куда больше, чем от чистых, – сказал Горлогориус.
– А как складывались ваши с Негориусом отношения после того, как вы разъехались?
– С увеличением разделяющего их расстояния отношения волшебников друг с другом только улучшаются, и это – аксиома, – сказал Горлогориус. – Мы с ним не так уж часто встречались. Негориус был старейшим членом Гильдии, но не принимал активного участия в ее делах. Пожалуй, все его участие ограничивалось выплатой членских взносов. Но зато платил он их регулярно.
– Похоже на некролог, – сказал Мэнни.
– А это и есть некролог, – ответил Горлогориус. – Мне жаль, что Гильдия потеряла такого мага, как Негориус. Пусть часто он бывал мямлей, но это не мешало ему быть одним из лучших наших теоретиков и исследователей. Помянем?
– Давай.
– Кто сегодня алкоголь материализовывать будет?
– Лучше ты, – сказал Мэнни. – У тебя к этому очевидный талант. Тот коньяк на прошлой неделе был просто неподражаем. Какой букет!
– Букет я сам составлял, – сказал Горлогориус, закатывая рукава мантии и потирая ладони. – Ну, как говорится, крибле-крабле-бумс!
Чувствуя, что представление приближается к своему апогею, публика начала просыпаться и усаживаться поудобнее. Все боги, улизнувшие поспать на Олимпе, вернулись на свои места.
На «путь-дорожку фронтовую», исполненную Аполлоном, Геракл ответил «эх, дорогами, пылью да туманом». Аполлон с Дионисом дуэтом грянули «дорога-дорога, ты знаешь так много о жизни моей непростой», закончив песню многократным выкриком «Атас!».
Реджи порылся в памяти, и они с Силеном вспомнили бессмертного Шнура:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77