Они всегда наготове, случись война. Только они нашу задницу и спасают.
– Чего ты разошелся?
– А то, что ты у нас больно умный. Если парень верит в свою страну и готов умереть за нее, значит, он тупица, урод?! А ты где был, когда мы воевали во Вьетнаме?
– Я же тебе говорил: я пытался завербоваться.
– Чушь собачья!
– Я не прятался в Канаде, не сжигал повестку. Меня забраковала медицинская комиссия.
– А ты и рад.
– Рад, конечно. Да что с тобой, Калли? Я всего-навсего спросил, можно ли ему верить.
– Слышал я, как ты спросил.
Они подошли к оставленному на улице «мерседесу», открыли дверцы, постояли, дожидаясь, пока машина хоть немного проветрится. Солнечный луч, отражаясь от крыши, попал Джеку прямо в глаза. Прищурившись, он попытался разглядеть выражение лица Каллена.
– Я и не знал, что ты был на войне. Ты никогда об этом не говорил.
Каллен не ответил. Он внимательно всматривался в здание напротив.
– Ты всю войну оттрубил?
– Три с половиной года, – отозвался Каллен. Теперь он осматривал улицу, взгляд его скользнул мимо немногочисленных автомобилей, припаркованных возле склада, потом Каллен повернулся, посмотрел в сторону маленькой гавани и пирса, где причаливали рыболовные суда.
– Господи Иисусе! – На это раз в его голосе звучало неподдельное изумление.
– Что такое?
– Самый первый банк, который я грабанул, взял в одиночку, был тут, в Галфпорте.
– В самом деле?
– Прямо тут и был. А теперь нету. Куда он мог подеваться?
– Мы проходили мимо большого нового здания, это и есть банк.
– Не, то был старый банк.
Джек сделал шаг вперед, прикрывая глаза ладонью от солнца.
– Вон, Калли, по ту сторону новостройки вывеска: «Банк Хэнкок».
Каллен подошел и стал рядом с ним позади машины.
– Господи, так и есть. Мы прошли мимо него. Джек обернулся к машине, теперь его взгляду открывалась вся широкая Двадцать пятая авеню. Шагах в двадцати от него, возле черной машины, припаркованной на той же стороне улицы, стоял какой-то человек. Джек пригляделся к нему и понял наконец, что прямо на него смотрит все тот же креол.
– Да, точно, – сказал Каллен. – Те самые колонны у входа.
Фрэнклин де Диос был в темном костюме и белой рубашке, пиджак расстегнут. Стоит неподвижно, смотрит в упор.
– Поехали, Калли, – позвал Джек.
Они сели в машину, сдали назад. Теперь он видел индейца через ветровое стекло. Парень так и не сдвинулся с места, только повернулся, когда они проезжали, посмотрел на них, сделал еще полоборота и продолжал смотреть им вслед. Теперь Джек видел его в зеркало заднего вида.
– Калли! – позвал он.
– Я вот думаю: служба в армии – это было лучшее время моей жизни! – вздохнул Каллен.
Они добрались до порта и свернули направо, проехали мимо трейлеров, ожидавших во дворе бананового склада, потом проехали мимо причала, принадлежащего компании «Стандард фрут», мимо маленькой гавани для рыболовецких судов и лодок, владельцы которых занимались ловлей креветок. Вскоре они уже любовались белым песчаным пляжем, протянувшимся вдоль берега Мексиканского залива. Тогда Джек снова посмотрел в зеркало заднего вида, потом сквозь ветровое стекло на мчавшегося по поверхности бухты серфингиста, на яхты под голубыми и оранжевыми парусами, а потом снова в зеркало заднего вида.
– Сколько моих приятелей погибло там, на острове. Он всего-то миль семь в длину, на хрена он нам понадобился, сесть посрать и то негде, но война – это когда все вместе, и такого я больше никогда не испытывал. Там мы знали, что мы кому-то нужны, что мы что-то делаем. Маленький остров или большой, не в том дело.
– Мы и сейчас что-то делаем, – подбодрил его Джек.
– Я сомневаюсь, выгорит ли у нас это дельце, но знаешь что, Джек? Даже если и не выгорит, наплевать.
– И все же нам есть о чем беспокоиться, Калли. У нас на хвосте кто-то сидит.
– Коп? С какой стати? Ты еще ничего не сделал.
– Не коп, а индеец. Тот самый, помнишь?
– Да-а? – протянул Каллен. Его это нисколько не интересовало, он даже головы не повернул, только спросил с ленцой: – И что ты собираешься делать?
– Доберемся до той стороны залива… – Джек снова посмотрел в зеркало.
– Там такие большие дома, мне они всегда нравились, – сказал Каллен. – Я все думал, вот бы в таком пожить.
– Вот там я и оторвусь от него, – решил Джек, – выжму все сто двадцать.
– Там крутой поворот, – предупредил его Каллен, – как раз перед тем, как снова выскочить к берегу.
– Черт, ты прав, – признал Джек. – Ладно, сперва пройду поворот, потом оторвусь. Пролетим по мосту, быстренько свернем на Норт-бич, и пусть он поцелует нас в задницу.
Так они и сделали.
20
Джек свернул на тенистую аллею, к старой полуразвалившейся дамбе, и покатил по пустынной улице, тянувшейся вдоль берега. По одну сторону стояли старые деревянные дома, укрытые тенью замшелых дубов, по другую – цементные ступени пирса, все в трещинах, – когда-то в детстве они забирались сюда, забрасывали в неглубокую бухту сетки и ловили крабов. Далеко в залив уходили деревянные мостки для прогулок. Каллен и Джек проехали мимо дома, обтесанного ураганами за добрую сотню лет.
– «Камилла» унесла у нас крыльцо, – сообщил Джек, – и в доме было грязи по колено.
Они свернули на боковую улочку. Джек впервые обратил внимание на ее название: Леопольд-стрит. Он остановил свой автомобиль позади дома, рядом с «шеветтом» Риджины и чьей-то новехонькой ярко-голубой машиной, на которой вместо названия красовались лишь цифры да слово «турбо». С веранды из-за занавески на гостей взирала какая-то женщина. Другая женщина, покрупнее, не слишком отчетливо видная из-за занавесок, скользнула мимо первой и распахнула раздвижную дверь. Это была сестра Джека Риджина. Выходя из машины, Джек услышал, как она выкрикивает детскую дразнилку:
– Кто стучится в дверь моя? – и, обращаясь к матери: – Мама, это Джек.
На задней веранде был накрыт стол на пятерых. Все говорили разом, Джек представил Каллена, обнял мать, вновь ощутив, какой маленькой и хрупкой она сделалась, и мама тихонько спросила:
– Как поживает мой славный большой мальчик? Джек похлопал ее по спине и спросил, как у нее дела, постаравшись, чтобы голос его и впрямь прозвучал заинтересованно, заботливо.
– Прекрасно, – сказала она.
У нее и в семьдесят пять все было прекрасно: волосы, отчасти еще не седые, а русые, уложены волнами, очки и те сияют, белые сережки как нельзя лучше подходят к бусам. Но все-таки она семидесятилетняя старомодная старушка, и в данный момент ей было явно не по себе. Когда Джек спросил, в чем дело, оказалось, ее тревожит, что за столом на всех не хватит места. Да ладно, сказал Джек, расскажи лучше, как ты, что поделываешь. На это мать снова отвечала, что у нее все хорошо, вот только на прошлой неделе она слегла в постель с «артиритом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Чего ты разошелся?
– А то, что ты у нас больно умный. Если парень верит в свою страну и готов умереть за нее, значит, он тупица, урод?! А ты где был, когда мы воевали во Вьетнаме?
– Я же тебе говорил: я пытался завербоваться.
– Чушь собачья!
– Я не прятался в Канаде, не сжигал повестку. Меня забраковала медицинская комиссия.
– А ты и рад.
– Рад, конечно. Да что с тобой, Калли? Я всего-навсего спросил, можно ли ему верить.
– Слышал я, как ты спросил.
Они подошли к оставленному на улице «мерседесу», открыли дверцы, постояли, дожидаясь, пока машина хоть немного проветрится. Солнечный луч, отражаясь от крыши, попал Джеку прямо в глаза. Прищурившись, он попытался разглядеть выражение лица Каллена.
– Я и не знал, что ты был на войне. Ты никогда об этом не говорил.
Каллен не ответил. Он внимательно всматривался в здание напротив.
– Ты всю войну оттрубил?
– Три с половиной года, – отозвался Каллен. Теперь он осматривал улицу, взгляд его скользнул мимо немногочисленных автомобилей, припаркованных возле склада, потом Каллен повернулся, посмотрел в сторону маленькой гавани и пирса, где причаливали рыболовные суда.
– Господи Иисусе! – На это раз в его голосе звучало неподдельное изумление.
– Что такое?
– Самый первый банк, который я грабанул, взял в одиночку, был тут, в Галфпорте.
– В самом деле?
– Прямо тут и был. А теперь нету. Куда он мог подеваться?
– Мы проходили мимо большого нового здания, это и есть банк.
– Не, то был старый банк.
Джек сделал шаг вперед, прикрывая глаза ладонью от солнца.
– Вон, Калли, по ту сторону новостройки вывеска: «Банк Хэнкок».
Каллен подошел и стал рядом с ним позади машины.
– Господи, так и есть. Мы прошли мимо него. Джек обернулся к машине, теперь его взгляду открывалась вся широкая Двадцать пятая авеню. Шагах в двадцати от него, возле черной машины, припаркованной на той же стороне улицы, стоял какой-то человек. Джек пригляделся к нему и понял наконец, что прямо на него смотрит все тот же креол.
– Да, точно, – сказал Каллен. – Те самые колонны у входа.
Фрэнклин де Диос был в темном костюме и белой рубашке, пиджак расстегнут. Стоит неподвижно, смотрит в упор.
– Поехали, Калли, – позвал Джек.
Они сели в машину, сдали назад. Теперь он видел индейца через ветровое стекло. Парень так и не сдвинулся с места, только повернулся, когда они проезжали, посмотрел на них, сделал еще полоборота и продолжал смотреть им вслед. Теперь Джек видел его в зеркало заднего вида.
– Калли! – позвал он.
– Я вот думаю: служба в армии – это было лучшее время моей жизни! – вздохнул Каллен.
Они добрались до порта и свернули направо, проехали мимо трейлеров, ожидавших во дворе бананового склада, потом проехали мимо причала, принадлежащего компании «Стандард фрут», мимо маленькой гавани для рыболовецких судов и лодок, владельцы которых занимались ловлей креветок. Вскоре они уже любовались белым песчаным пляжем, протянувшимся вдоль берега Мексиканского залива. Тогда Джек снова посмотрел в зеркало заднего вида, потом сквозь ветровое стекло на мчавшегося по поверхности бухты серфингиста, на яхты под голубыми и оранжевыми парусами, а потом снова в зеркало заднего вида.
– Сколько моих приятелей погибло там, на острове. Он всего-то миль семь в длину, на хрена он нам понадобился, сесть посрать и то негде, но война – это когда все вместе, и такого я больше никогда не испытывал. Там мы знали, что мы кому-то нужны, что мы что-то делаем. Маленький остров или большой, не в том дело.
– Мы и сейчас что-то делаем, – подбодрил его Джек.
– Я сомневаюсь, выгорит ли у нас это дельце, но знаешь что, Джек? Даже если и не выгорит, наплевать.
– И все же нам есть о чем беспокоиться, Калли. У нас на хвосте кто-то сидит.
– Коп? С какой стати? Ты еще ничего не сделал.
– Не коп, а индеец. Тот самый, помнишь?
– Да-а? – протянул Каллен. Его это нисколько не интересовало, он даже головы не повернул, только спросил с ленцой: – И что ты собираешься делать?
– Доберемся до той стороны залива… – Джек снова посмотрел в зеркало.
– Там такие большие дома, мне они всегда нравились, – сказал Каллен. – Я все думал, вот бы в таком пожить.
– Вот там я и оторвусь от него, – решил Джек, – выжму все сто двадцать.
– Там крутой поворот, – предупредил его Каллен, – как раз перед тем, как снова выскочить к берегу.
– Черт, ты прав, – признал Джек. – Ладно, сперва пройду поворот, потом оторвусь. Пролетим по мосту, быстренько свернем на Норт-бич, и пусть он поцелует нас в задницу.
Так они и сделали.
20
Джек свернул на тенистую аллею, к старой полуразвалившейся дамбе, и покатил по пустынной улице, тянувшейся вдоль берега. По одну сторону стояли старые деревянные дома, укрытые тенью замшелых дубов, по другую – цементные ступени пирса, все в трещинах, – когда-то в детстве они забирались сюда, забрасывали в неглубокую бухту сетки и ловили крабов. Далеко в залив уходили деревянные мостки для прогулок. Каллен и Джек проехали мимо дома, обтесанного ураганами за добрую сотню лет.
– «Камилла» унесла у нас крыльцо, – сообщил Джек, – и в доме было грязи по колено.
Они свернули на боковую улочку. Джек впервые обратил внимание на ее название: Леопольд-стрит. Он остановил свой автомобиль позади дома, рядом с «шеветтом» Риджины и чьей-то новехонькой ярко-голубой машиной, на которой вместо названия красовались лишь цифры да слово «турбо». С веранды из-за занавески на гостей взирала какая-то женщина. Другая женщина, покрупнее, не слишком отчетливо видная из-за занавесок, скользнула мимо первой и распахнула раздвижную дверь. Это была сестра Джека Риджина. Выходя из машины, Джек услышал, как она выкрикивает детскую дразнилку:
– Кто стучится в дверь моя? – и, обращаясь к матери: – Мама, это Джек.
На задней веранде был накрыт стол на пятерых. Все говорили разом, Джек представил Каллена, обнял мать, вновь ощутив, какой маленькой и хрупкой она сделалась, и мама тихонько спросила:
– Как поживает мой славный большой мальчик? Джек похлопал ее по спине и спросил, как у нее дела, постаравшись, чтобы голос его и впрямь прозвучал заинтересованно, заботливо.
– Прекрасно, – сказала она.
У нее и в семьдесят пять все было прекрасно: волосы, отчасти еще не седые, а русые, уложены волнами, очки и те сияют, белые сережки как нельзя лучше подходят к бусам. Но все-таки она семидесятилетняя старомодная старушка, и в данный момент ей было явно не по себе. Когда Джек спросил, в чем дело, оказалось, ее тревожит, что за столом на всех не хватит места. Да ладно, сказал Джек, расскажи лучше, как ты, что поделываешь. На это мать снова отвечала, что у нее все хорошо, вот только на прошлой неделе она слегла в постель с «артиритом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75