Он явился, если можно так выразиться, предтечей вторжения.
На холме Мата-Гато из листьев растущих там кокосовых пальм, реек, досок, ящиков и других бросовых материалов он соорудил себе подобие хижины и бродил по окрестностям в поисках добычи. В ближайшем овражке не было недостатка в лягушках и жабах, надо было только пройти немного к устью реки. Мышей всех сортов и размеров водилось неподалеку тоже вполне достаточно, в особенности в лачугах вдоль дорог. А в зарослях кустарника на окрестных холмах он мог найти ящериц, ядовитых и неядовитых змей, гусениц, тейю, иногда даже зайцев и лисиц. Кроме того, он ловил для себя вручную и морскую рыбу, раков и креветок.
Долгое время Ветрогона никто не тревожил. Здесь, вдали от города, у него мало кто бывал, разве что он иногда приводил приятеля полакомиться рыбой или девушку полюбоваться луной. Ни разу Ветрогон не попытался узнать, принадлежат ли кому-нибудь эти заброшенные земли и не совершил ли он незаконного акта, воздвигнув там свою жалкую лачугу.
Именно так он и сказал Массу, когда тот пришел однажды по приглашению Ветрогона отведать ухи. Ветрогон отлично стряпал, особенно ему удавалась мокека из морского окуня, красной рыбы, карапебы и гароупы, которых он сам ловил. Он не раз носил в подарок Тиберии и рулевому Мануэлу большие рыбины весом в четыре-пять кило или связки сардин, спрутов и скатов и готовил, мокеку на паруснике Мануэла, перебрасываясь шуточками с Марией Кларой, либо в окружении девушек на кухне заведения Тиберии. Уха, сваренная Ветрогоном, всегда получалась такой, что пальчики оближешь!
Иногда он готовил ее у себя в лачуге на Мата-Гато и приглашал полакомиться приятеля. Обычно же он ел кусок вяленого мяса, немножко муки и рападуры. Ветрогон довольствовался малым, а ведь был в его жизни период, когда у него не было даже вяленого мяса — одна рападура да мука. В те времена он бродил по провинции и занимался благочестивой профессией — помогал помирать.
Знаете, как бывает: иные упрямцы, готовящиеся перейти в лучший мир, долго тянут со смертью, отравляя существование родственникам и друзьям. Возможно, это объясняется тем, что они должны расплатиться за грехи и нуждаются в молитвах. И Ветрогон помогал этим медлительным людям переступить через порог иного мира, оставив в покое семью, погруженную в подобающую случаю скорбь и приготовления к похоронам, а также закуски и выпивки для ночных бдений у гроба. Усопших, как правило, поминали на широкую ногу — наедались и напивались до отвала.
Те, у кого оказывался такой приговоренный к смерти упрямец, не желающий умирать и цепляющийся за светильник жизни, знали, что делать: посылали за Ветрогоном, который прежде всего договаривался об условиях оплаты, — он не был рвачом и добросовестно относился к делу. Ветрогон садился у постели больного и начинал читать молитвы, воодушевляя умирающего.
— Давай-давай, ведь тебя сам бог ожидает. Бог и вся его небесная свита, — а потом своим низким голосом он запевал: — ora pro nobis…
Были, конечно, и другие молельщики и молельщицы, но никто из них не добивался столь быстрых и надежных результатов, как Ветрогон. Через полчаса, максимум через час умирающий отдавал концы и отправлялся наслаждаться прелестями рая, обещанными Ветрогоном. Обычно тот выдвигал семье, которой предстояло надеть траур единственное, но непременное условие: оставить его на время с умирающим и не мешать своим присутствием. Все выходили, и из комнаты, где был Ветрогон, некоторое время до них доносились молитвы и наставления.
— Умирай в мире, брат, да будут с тобой Иисус и Мария…
Однажды какой-то любопытный родственник заглянул в двери и воочию убедился, насколько серьезна помощь Ветрогона, которая отнюдь не ограничивалась молитвами. Он помогал умирающему также локтем, давил ему на живот, отчего бедняга совсем переставал дышать.
Родственник, разумеется, не стал молчать, и карьера Ветрогона кончилась. Угроза мести заставила его переехать в столицу штата. Тут он построил свою лачугу на Мата-Гато и познакомился с Жезуино Бешеным Петухом, предложив свои услуги его куме, муж которой никак не хотел покидать бренной земли. В то время Ветрогон еще не посвятил себя науке и не сотрудничал в лабораториях.
Однако интересное и богатое событиями прошлое Ветрогона не имеет никакого отношения к захвату холма Мата-Гато. Мы упомянули о нем лишь потому, что Ветрогон в то время, еще задолго до появления там Массу, был единственным жителем этого района.
Негр Массу, растянувшись на песке, попивал кашасу и, вдыхая аппетитный запах мокеки, любовался пейзажем: голубым морем, белым берегом, кокосовыми пальмами; он спрашивал себя, почему до сих пор не поселился здесь, в этом прекрасном уголке, лучше которого, пожалуй, и не сыщешь.
Положение негра Массу в тот момент было весьма серьезным. Хозяину барака, где он обитал уже несколько лет вместе со своей столетней бабкой и маленьким сыном, наконец надоело требовать плату за жилье. Четыре года и семь месяцев — ровно столько, сколько негр проживал в этом бараке, — он не платил ни гроша. И не потому, что был мошенником, наоборот, мало нашлось бы еще столь серьезных и обязательных людей, как он. Не платил Массу лишь потому, что к концу месяца у него никогда не оставалось денег. Иногда Массу удавалось скопить несколько монет, которые он планировал отдать хозяину, но обязательно возникали какие-нибудь непредвиденные обстоятельства или надвигался праздник, поглощавший все его скудные сбережения.
Однажды хозяин барака, он же владелец находившейся по соседству мясной лавки, сам пришел за деньгами. Он застал только старую Вевеву, которую у него не хватило духа выгнать, и оставил Массу записку. В другой раз он застал Массу, который чинил дырявую крышу барака; негр разбушевался — крыша ни к черту; барак — дерьмо, а плату требуют большую, этот мясник еще смеет орать, думает, ему сейчас же выложат денежки. Задыхаясь от ярости, негр спустился с крыши, его мускулистое тело блестело на солнце. Массу совсем разошелся, и хозяин, отказавшись от дальнейших переговоров, пообещал прислать рабочего заделать дыры.
И вот недавно мясник относительно дешево продал и участок и барак какой-то компании, так как не мог ни получить с Массу за аренду, ни выселить его.
Эта компания собиралась строить фабрику, приобрела много земли, стала сносить дома и бараки, дав всего месяц на выселение и предложив желающим работу сначала на стройке, а потом на фабрике. Негр Массу понял, что должен подыскать себе новое жилье, иного выхода у него не было.
Развалившись на песке и поедая превосходно приготовленную рыбу, он спросил Ветрогона:
— А кому принадлежит этот участок?
Ветрогон задумчиво ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
На холме Мата-Гато из листьев растущих там кокосовых пальм, реек, досок, ящиков и других бросовых материалов он соорудил себе подобие хижины и бродил по окрестностям в поисках добычи. В ближайшем овражке не было недостатка в лягушках и жабах, надо было только пройти немного к устью реки. Мышей всех сортов и размеров водилось неподалеку тоже вполне достаточно, в особенности в лачугах вдоль дорог. А в зарослях кустарника на окрестных холмах он мог найти ящериц, ядовитых и неядовитых змей, гусениц, тейю, иногда даже зайцев и лисиц. Кроме того, он ловил для себя вручную и морскую рыбу, раков и креветок.
Долгое время Ветрогона никто не тревожил. Здесь, вдали от города, у него мало кто бывал, разве что он иногда приводил приятеля полакомиться рыбой или девушку полюбоваться луной. Ни разу Ветрогон не попытался узнать, принадлежат ли кому-нибудь эти заброшенные земли и не совершил ли он незаконного акта, воздвигнув там свою жалкую лачугу.
Именно так он и сказал Массу, когда тот пришел однажды по приглашению Ветрогона отведать ухи. Ветрогон отлично стряпал, особенно ему удавалась мокека из морского окуня, красной рыбы, карапебы и гароупы, которых он сам ловил. Он не раз носил в подарок Тиберии и рулевому Мануэлу большие рыбины весом в четыре-пять кило или связки сардин, спрутов и скатов и готовил, мокеку на паруснике Мануэла, перебрасываясь шуточками с Марией Кларой, либо в окружении девушек на кухне заведения Тиберии. Уха, сваренная Ветрогоном, всегда получалась такой, что пальчики оближешь!
Иногда он готовил ее у себя в лачуге на Мата-Гато и приглашал полакомиться приятеля. Обычно же он ел кусок вяленого мяса, немножко муки и рападуры. Ветрогон довольствовался малым, а ведь был в его жизни период, когда у него не было даже вяленого мяса — одна рападура да мука. В те времена он бродил по провинции и занимался благочестивой профессией — помогал помирать.
Знаете, как бывает: иные упрямцы, готовящиеся перейти в лучший мир, долго тянут со смертью, отравляя существование родственникам и друзьям. Возможно, это объясняется тем, что они должны расплатиться за грехи и нуждаются в молитвах. И Ветрогон помогал этим медлительным людям переступить через порог иного мира, оставив в покое семью, погруженную в подобающую случаю скорбь и приготовления к похоронам, а также закуски и выпивки для ночных бдений у гроба. Усопших, как правило, поминали на широкую ногу — наедались и напивались до отвала.
Те, у кого оказывался такой приговоренный к смерти упрямец, не желающий умирать и цепляющийся за светильник жизни, знали, что делать: посылали за Ветрогоном, который прежде всего договаривался об условиях оплаты, — он не был рвачом и добросовестно относился к делу. Ветрогон садился у постели больного и начинал читать молитвы, воодушевляя умирающего.
— Давай-давай, ведь тебя сам бог ожидает. Бог и вся его небесная свита, — а потом своим низким голосом он запевал: — ora pro nobis…
Были, конечно, и другие молельщики и молельщицы, но никто из них не добивался столь быстрых и надежных результатов, как Ветрогон. Через полчаса, максимум через час умирающий отдавал концы и отправлялся наслаждаться прелестями рая, обещанными Ветрогоном. Обычно тот выдвигал семье, которой предстояло надеть траур единственное, но непременное условие: оставить его на время с умирающим и не мешать своим присутствием. Все выходили, и из комнаты, где был Ветрогон, некоторое время до них доносились молитвы и наставления.
— Умирай в мире, брат, да будут с тобой Иисус и Мария…
Однажды какой-то любопытный родственник заглянул в двери и воочию убедился, насколько серьезна помощь Ветрогона, которая отнюдь не ограничивалась молитвами. Он помогал умирающему также локтем, давил ему на живот, отчего бедняга совсем переставал дышать.
Родственник, разумеется, не стал молчать, и карьера Ветрогона кончилась. Угроза мести заставила его переехать в столицу штата. Тут он построил свою лачугу на Мата-Гато и познакомился с Жезуино Бешеным Петухом, предложив свои услуги его куме, муж которой никак не хотел покидать бренной земли. В то время Ветрогон еще не посвятил себя науке и не сотрудничал в лабораториях.
Однако интересное и богатое событиями прошлое Ветрогона не имеет никакого отношения к захвату холма Мата-Гато. Мы упомянули о нем лишь потому, что Ветрогон в то время, еще задолго до появления там Массу, был единственным жителем этого района.
Негр Массу, растянувшись на песке, попивал кашасу и, вдыхая аппетитный запах мокеки, любовался пейзажем: голубым морем, белым берегом, кокосовыми пальмами; он спрашивал себя, почему до сих пор не поселился здесь, в этом прекрасном уголке, лучше которого, пожалуй, и не сыщешь.
Положение негра Массу в тот момент было весьма серьезным. Хозяину барака, где он обитал уже несколько лет вместе со своей столетней бабкой и маленьким сыном, наконец надоело требовать плату за жилье. Четыре года и семь месяцев — ровно столько, сколько негр проживал в этом бараке, — он не платил ни гроша. И не потому, что был мошенником, наоборот, мало нашлось бы еще столь серьезных и обязательных людей, как он. Не платил Массу лишь потому, что к концу месяца у него никогда не оставалось денег. Иногда Массу удавалось скопить несколько монет, которые он планировал отдать хозяину, но обязательно возникали какие-нибудь непредвиденные обстоятельства или надвигался праздник, поглощавший все его скудные сбережения.
Однажды хозяин барака, он же владелец находившейся по соседству мясной лавки, сам пришел за деньгами. Он застал только старую Вевеву, которую у него не хватило духа выгнать, и оставил Массу записку. В другой раз он застал Массу, который чинил дырявую крышу барака; негр разбушевался — крыша ни к черту; барак — дерьмо, а плату требуют большую, этот мясник еще смеет орать, думает, ему сейчас же выложат денежки. Задыхаясь от ярости, негр спустился с крыши, его мускулистое тело блестело на солнце. Массу совсем разошелся, и хозяин, отказавшись от дальнейших переговоров, пообещал прислать рабочего заделать дыры.
И вот недавно мясник относительно дешево продал и участок и барак какой-то компании, так как не мог ни получить с Массу за аренду, ни выселить его.
Эта компания собиралась строить фабрику, приобрела много земли, стала сносить дома и бараки, дав всего месяц на выселение и предложив желающим работу сначала на стройке, а потом на фабрике. Негр Массу понял, что должен подыскать себе новое жилье, иного выхода у него не было.
Развалившись на песке и поедая превосходно приготовленную рыбу, он спросил Ветрогона:
— А кому принадлежит этот участок?
Ветрогон задумчиво ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97