У меня больше нет интереса к этой карьере». Последние выступления Хейфеца, запечатленные на пленке, состоялись в 1970 году. В 1972 году Хейфец дал прощальный концерт в Лос-Анджелесе. Еще через три года маэстро перенес операцию плеча, что, лишило его возможности играть.
Хейфец скончался в Беверли-Хиллз 16 октября 1987 года.
Бесспорно, Хейфец оказал огромное воздействие на развитие скрипичного искусства нашего времени. Даже в чисто техническом плане: он одним из первых отказался от приема портаменто, добившись уникальной слитности звучания, поднял на новый уровень совершенства виртуозную сторону искусства.
Хейфецу в определенной мере были свойственны романтические традиции скрипичного исполнительства, идущие от Венявского, русской школы, связанные с повышенным эмоциональным тонусом, патетикой, драматизацией образов, усилением контрастов. чем-то его искусство перекликается и с декламационной манерой, свойственной русским певцам, в первую очередь Ф. Шаляпину. В то же время в манере игры Хейфеца отчетливо проявлялось интеллектуальное начало, предельное внимание к воплощению целостной формы сочинения. Его по праву называли «Императором скрипки».
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ СОФРОНИЦКИЙ
/1901-1961/
Софроницкий — фигура по-своему уникальная. Его трудно сравнить с кем-либо из коллег. Как артист он единственный в своем роде и сравнениям не подлежит. Но при этом легко обнаруживаются аналогии, связывающие его искусство с миром поэзии, литературы, живописи.
Софроницкий не побеждал на международных конкурсах, носил скромное по нынешним меркам звание заслуженного деятеля искусств РСФСР и только в 1943 году получил Государственную премию СССР. Но самое главное — Владимир Владимирович пользовался особым расположением публики, которого никакими официальными регалиями не добьешься.
Владимир Владимирович Софроницкий родился 8 мая 1901 года в Петербурге. Его отец был педагогом-физиком. В родословной Софроницких можно найти имена ученых, поэтов, художников, музыкантов.
С шести лет, когда семья живет в Варшаве, Володя начинает брать уроки фортепианной игры у Анны Васильевны Лебедевой-Гецевич. Позднее музыкант не раз вспоминал о первой учительнице с благодарностью.
С осени 1910 года по совету знаменитого композитора Глазунова Софроницкий переходит под начало видного варшавского специалиста, профессора консерватории Александра Константиновича Михаловского.
В своей беседе с А.В. Вицинский Софроницкий вспоминал: «По-настоящему меня никто не учил. Л.В. Николаев прекрасный музыкант… В мои же занятия он почти не вмешивался. Он задавал мне вещи, скажем, „Карнавал“ Шумана. Через неделю-две я приходил в класс и играл „Карнавал“. В классе бывало много народу обычно. После исполнения Николаев подходил ко мне, хвалил, пожимал руку, благодарил и задавал какую-нибудь другую пьесу… Я ему особенно благодарен за широкое знакомство с литературой, мы много играли с ним в четыре руки, переиграли всевозможные произведения, симфонические и камерные…
Хорошо помню, как я кончал консерваторию Мне было тогда восемнадцать лет, я играл с каким-то особенным подъемом. Так играешь один раз в жизни, это врезается в память.
Я играл Сонату Бетховена op. Ill, Фантазию C-dur Шумана, Сонату h-moll Листа, Двадцать четвертую прелюдию d-moll Шопена. Когда я кончил играть и ушел в артистическую, первой ко мне прибежала одна старушка, преподавательница консерватории, и сказала, что Глазунов — он был для меня царь и бог в музыке — сидел и плакал, не скрываясь. А придя ко мне в артистическую, он сурово и безразлично промычал своим басом: „Что же это ты, братец, в репризе фа-бемоль взял — там же чистое фа“.
До Николаева я учился у Михаловского в Варшаве. У того самого, теперь известного Михаловского, который был потом председателем жюри шопеновских конкурсов…
Михаловский был учеником Мошелеса, а Мошелес — ученик Бетховена, так что я могу считать себя „правнуком“ Бетховена. Когда мне было десять лет, в 1912 году, мой отец был переведен на службу в Петербург и моя мать возила меня ежемесячно в Варшаву к Михаловскому, пока не началась война и поездки не прекратились. Тогда я поступил в Петроградскую консерваторию.
До Михаловского — года полтора, с семи примерно лет, я занимался у матери пианиста Буюкли. У нее было очень эмоциональное отношение к музыке. А еще раньше — несколько месяцев — это самое начало занятий — у композитора Ружицкого, отца известного польского пианиста.
У меня рано обнаружился абсолютный слух. Я считаю, что абсолютный слух только мешает исполнителю-пианисту. Когда слышишь насквозь всю ткань в смысле высоты, то эта полнейшая определенность, мне кажется, несколько мешает почувствовать музыку, отвлекает как-то.
Я любил в детстве импровизировать. Даже на концерте после исполнения выученных вещей мне давали тему, и я на нее импровизировал.
Лет десяти я занимался уже композицией. У меня до сих пор сохранилось много сочинений. К тринадцати годам у меня было написано уже много фуг. Мой педагог очень большое внимание уделял работе над полифонией, и мне самому нравилось сочинять фуги.
Дар импровизации постепенно, с годами созревания, был утерян, и писать я также перестал совсем…»
В 1921 году Владимир оканчивает консерваторию и начинает жизнь профессионального концертанта. Имя Софроницкого все чаще встречается на афишах различных городов СССР. Вскоре он становится в один ряд с самыми известными исполнителями того времени.
6 мая 1926 года профессор Гольденвейзер записал в своем дневнике: «Вечером мы с Таней пошли в концерт Софроницкого из сочинений Скрябина (3, 5, 10 сонаты и мелкие пьесы). Он играл чудесно — очень созрел, а главное — большой талант, я давно не слыхал музыки, я имел большую радость».
В 1928 году Софроницкий едет за границу и с успехом выступает в Варшаве, Париже.
В столице Франции он встречается с поэтами, художниками, музыкантами, знакомится с искусством Артура Рубинштейна, Гизекинга, Горовица, Падеревского, Ландовской.
Он получает редкую возможность проконсультироваться у блестящего мастера Н.К. Метнера.
Через полтора года Софроницкий возвратился на родину. И опять разъезды, гастроли, большие и мало кому известные филармонические сцены. В середине 1930-х годов на шопеновскую программу Софроницкого отозвался профессор Г.Г. Нейгауз:
«Подобно тому, как „дважды нельзя вступить в одну и ту же реку“, так дважды нельзя услышать от Софроницкого одно и то же произведение… Софроницкий обладает в высокой степени даром „импровизации“, вдохновения, столь необходимого для художника-исполнителя. У таких художников, естественно, бывают подъемы и падения, они не так „ровны“, как художники „стандартизированного“ типа… В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Хейфец скончался в Беверли-Хиллз 16 октября 1987 года.
Бесспорно, Хейфец оказал огромное воздействие на развитие скрипичного искусства нашего времени. Даже в чисто техническом плане: он одним из первых отказался от приема портаменто, добившись уникальной слитности звучания, поднял на новый уровень совершенства виртуозную сторону искусства.
Хейфецу в определенной мере были свойственны романтические традиции скрипичного исполнительства, идущие от Венявского, русской школы, связанные с повышенным эмоциональным тонусом, патетикой, драматизацией образов, усилением контрастов. чем-то его искусство перекликается и с декламационной манерой, свойственной русским певцам, в первую очередь Ф. Шаляпину. В то же время в манере игры Хейфеца отчетливо проявлялось интеллектуальное начало, предельное внимание к воплощению целостной формы сочинения. Его по праву называли «Императором скрипки».
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ СОФРОНИЦКИЙ
/1901-1961/
Софроницкий — фигура по-своему уникальная. Его трудно сравнить с кем-либо из коллег. Как артист он единственный в своем роде и сравнениям не подлежит. Но при этом легко обнаруживаются аналогии, связывающие его искусство с миром поэзии, литературы, живописи.
Софроницкий не побеждал на международных конкурсах, носил скромное по нынешним меркам звание заслуженного деятеля искусств РСФСР и только в 1943 году получил Государственную премию СССР. Но самое главное — Владимир Владимирович пользовался особым расположением публики, которого никакими официальными регалиями не добьешься.
Владимир Владимирович Софроницкий родился 8 мая 1901 года в Петербурге. Его отец был педагогом-физиком. В родословной Софроницких можно найти имена ученых, поэтов, художников, музыкантов.
С шести лет, когда семья живет в Варшаве, Володя начинает брать уроки фортепианной игры у Анны Васильевны Лебедевой-Гецевич. Позднее музыкант не раз вспоминал о первой учительнице с благодарностью.
С осени 1910 года по совету знаменитого композитора Глазунова Софроницкий переходит под начало видного варшавского специалиста, профессора консерватории Александра Константиновича Михаловского.
В своей беседе с А.В. Вицинский Софроницкий вспоминал: «По-настоящему меня никто не учил. Л.В. Николаев прекрасный музыкант… В мои же занятия он почти не вмешивался. Он задавал мне вещи, скажем, „Карнавал“ Шумана. Через неделю-две я приходил в класс и играл „Карнавал“. В классе бывало много народу обычно. После исполнения Николаев подходил ко мне, хвалил, пожимал руку, благодарил и задавал какую-нибудь другую пьесу… Я ему особенно благодарен за широкое знакомство с литературой, мы много играли с ним в четыре руки, переиграли всевозможные произведения, симфонические и камерные…
Хорошо помню, как я кончал консерваторию Мне было тогда восемнадцать лет, я играл с каким-то особенным подъемом. Так играешь один раз в жизни, это врезается в память.
Я играл Сонату Бетховена op. Ill, Фантазию C-dur Шумана, Сонату h-moll Листа, Двадцать четвертую прелюдию d-moll Шопена. Когда я кончил играть и ушел в артистическую, первой ко мне прибежала одна старушка, преподавательница консерватории, и сказала, что Глазунов — он был для меня царь и бог в музыке — сидел и плакал, не скрываясь. А придя ко мне в артистическую, он сурово и безразлично промычал своим басом: „Что же это ты, братец, в репризе фа-бемоль взял — там же чистое фа“.
До Николаева я учился у Михаловского в Варшаве. У того самого, теперь известного Михаловского, который был потом председателем жюри шопеновских конкурсов…
Михаловский был учеником Мошелеса, а Мошелес — ученик Бетховена, так что я могу считать себя „правнуком“ Бетховена. Когда мне было десять лет, в 1912 году, мой отец был переведен на службу в Петербург и моя мать возила меня ежемесячно в Варшаву к Михаловскому, пока не началась война и поездки не прекратились. Тогда я поступил в Петроградскую консерваторию.
До Михаловского — года полтора, с семи примерно лет, я занимался у матери пианиста Буюкли. У нее было очень эмоциональное отношение к музыке. А еще раньше — несколько месяцев — это самое начало занятий — у композитора Ружицкого, отца известного польского пианиста.
У меня рано обнаружился абсолютный слух. Я считаю, что абсолютный слух только мешает исполнителю-пианисту. Когда слышишь насквозь всю ткань в смысле высоты, то эта полнейшая определенность, мне кажется, несколько мешает почувствовать музыку, отвлекает как-то.
Я любил в детстве импровизировать. Даже на концерте после исполнения выученных вещей мне давали тему, и я на нее импровизировал.
Лет десяти я занимался уже композицией. У меня до сих пор сохранилось много сочинений. К тринадцати годам у меня было написано уже много фуг. Мой педагог очень большое внимание уделял работе над полифонией, и мне самому нравилось сочинять фуги.
Дар импровизации постепенно, с годами созревания, был утерян, и писать я также перестал совсем…»
В 1921 году Владимир оканчивает консерваторию и начинает жизнь профессионального концертанта. Имя Софроницкого все чаще встречается на афишах различных городов СССР. Вскоре он становится в один ряд с самыми известными исполнителями того времени.
6 мая 1926 года профессор Гольденвейзер записал в своем дневнике: «Вечером мы с Таней пошли в концерт Софроницкого из сочинений Скрябина (3, 5, 10 сонаты и мелкие пьесы). Он играл чудесно — очень созрел, а главное — большой талант, я давно не слыхал музыки, я имел большую радость».
В 1928 году Софроницкий едет за границу и с успехом выступает в Варшаве, Париже.
В столице Франции он встречается с поэтами, художниками, музыкантами, знакомится с искусством Артура Рубинштейна, Гизекинга, Горовица, Падеревского, Ландовской.
Он получает редкую возможность проконсультироваться у блестящего мастера Н.К. Метнера.
Через полтора года Софроницкий возвратился на родину. И опять разъезды, гастроли, большие и мало кому известные филармонические сцены. В середине 1930-х годов на шопеновскую программу Софроницкого отозвался профессор Г.Г. Нейгауз:
«Подобно тому, как „дважды нельзя вступить в одну и ту же реку“, так дважды нельзя услышать от Софроницкого одно и то же произведение… Софроницкий обладает в высокой степени даром „импровизации“, вдохновения, столь необходимого для художника-исполнителя. У таких художников, естественно, бывают подъемы и падения, они не так „ровны“, как художники „стандартизированного“ типа… В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165