Митрополиты князьям разрешают, понимают ведь – князьям ждать некогда!
– Это правда, – пробормотала Прямислава.
– Вот, сестру мою Ельку… Ну, Гремислава ее по-княжески звали, а по-крещеному Елена, – продолжал Ростислав. – Мы ее дома Елькой звали. Ее когда венчали, за Романа Владимировича, владимирского князя, отдавали, ей двенадцати не было. И там уж никто не следил, ждал ли князь Роман, когда ей тринадцать сравняется, или не ждал!
– Но, может, она в монастыре… – заикнулась Прямислава.
– В монастыре. – Ростислав кивнул. – Муж ее помер, ей восемнадцать лет было всего – в монастырь ушла! Эх! – Он в досаде стукнул кулаком по стволу ни в чем не повинной березы. – Елька, она как я была – веселая, бойкая! Как мы с ней по двору кругами носились! – Ростислав усмехнулся, вспоминая свое буйное детство. – В амазонок играла. Это такие были…
– Я знаю. В книге читала…
– Чего она домой-то не вернулась? Да разве бы мы ей не рады были? И еще бы другого ей жениха нашли, лучше прежнего. Хоть королевича! – Ростислав вспомнил Владислава, которого сейчас имел власть обвенчать хоть с хромой козой. – Вот Ирина, старшая моя сестра, замужем за цареградским царевичем. Мы и Ельке бы царевича нашли, не хуже!
– Да хоть бы и царевич был, а попадется опять такой, как князь Юрий… – Прямислава была полна сочувствия к незнакомой сестре Ростислава и отчасти понимала, почему та не вернулась домой. На вторую попытку не у каждой хватит смелости. – Слушай-ка, Ростислав Володаревич, ты все законы знаешь, а скажи мне: если женатый человек в блуд ударяется с рабой, за это наказание полагается?
– А то как же! – с готовностью ответил Ростислав. – «Если кто, имея жену, блудит с рабой, то мужа того бить, а ту рабу князь продаст в другую волость, а деньги за нее раздать убогим». Это если со своей рабой. А если с чужой… Ты чего?
Он заметил, как при этих словах вдруг изменилось лицо девушки: ожесточилось, замкнулось, в глазах засверкал гневный огонь. Значит, Прибаву следовало продать в другое княжество, деньги раздать убогим, а князя Юрия бить плетьми! И сколько таких женщин следовало бы распродать, и сколько плетей пришлось бы ему принять с тех пор, как его обвенчали с девочкой-недоросточком, если бы князья подчинялись божеским законам наравне с прочими!
– Ничего! – Прямислава отвернулась, стараясь выровнять дыхание. Она чувствовала себя женой преступника, грешника, от которого Бог и ангелы отвернулись! Но разве может быть она сама чиста, если муж ее такой!
А Ростислав пытливо заглядывал ей в глаза. У него опять возникло подозрение, что эта девушка из тех, кто подлежал бы продаже в чужую область, если бы князья подчинялись законам.
– И как это княгиня Юрьева не боится такую красоту рядом с собой держать! – нарочито безразлично обронил он. – Был бы я князь Юрий, то рядом с тобой никакой бы жены не заметил.
Но Прямислава попыталась отстраниться, охваченная смятением, и тогда он схватил ее за обе руки и горячо зашептал, склоняясь к ее голове, покрытой темным платком:
– Ну, не бойся меня, поверь, все, что хочешь, для тебя сделаю! Ты мне только скажи, кто ты на самом деле, вольная ты или раба, чтобы я знал! Если ты князя Юрия раба, то забудь про него, не отдам, хоть пусть войной идет! Сам у княгини выкуплю, не продаст – украду, недаром же я половец! – Он усмехнулся. – Будешь со мной – никогда я тебя не обижу, и платок этот черный, ну его к лешему, одену тебя в шелка и в оксамиты, будешь у меня как княгиня сама!
– Пусти, пусти!
У Прямиславы кружилась голова от его шепота, от его теплых рук, от этих слов. В них звучала подлинная страсть, с которой она никогда не сталкивалась и о которой даже никогда не слышала. Сердце билось, дышать было трудно, а в душе смешались ужас от новизны и опасности этого положения и какая-то странная, желанная отрада!
Она с усилием высвободилась из его объятий, отошла, прижала руки к груди, глядя в его смуглое скуластое лицо. Такое непривычное, по первому впечатлению чуждое и некрасивое, это лицо, оживленное искренним чувством, уже не отпускало ее взгляд, хотелось смотреть в него без конца и слушать, слушать то, что он говорил… Но она не могла так сразу забыть все то, чему ее учили, и отдаться этому новому чувству, о котором никогда раньше не думала. Мысль о разводе с мужем была слишком нова, непривычна, и не верилось, что это на самом деле возможно, что какая-нибудь грамота от митрополита сможет избавить ее от связи с Юрием Ярославичем, установленной венчанием навсегда, до самой смерти! Она – замужняя женщина, а значит, смертный грех ей даже слушать такие слова, даже думать о другом мужчине…
Другой! Какой же он другой? Ведь князя Юрия она совсем не знала, даже не помнила толком его лица. Появись он сейчас поблизости, он-то и будет другой! А князь Ростислав – первый мужчина, кто подошел к ней так близко, кто прикоснулся к ее руке, кто заставил ее сердце биться так часто…
– Что ты, Ростислав Володаревич? – еле слышно шептала она, словно умоляя не терзать ее ураганом этих чувств. – Грех… И тебе, и мне…
– Не бойся ничего! – Ростислав хотел опять взять ее за руку, но она попятилась, и он не стал настаивать. – Я ведь тоже князь, чего захочу, то и сделаю, и никто мне не указ, даже митрополит!
– Говорю же тебе, я не раба!
– Ну и пусть! Хоть послушница, а хотя бы и черница! Из княжьего терема никакой церковный суд не достанет, не придет носы резать…
Прямислава ахнула, повернулась и пустилась бежать в ту сторону, где, как ей казалось, должна быть опушка.
– Тьфу! – Ростислав плюнул в досаде на собственную глупость, так напугавшую девушку. – Да пошутил я! Не бойся!
Но она не слушала и неслась через лес к светлеющей опушке, как будто за ней гнался весь легион бесов.
– А дружина-то на что! – со смехом кричал вслед Ростислав, видя, что ее не вернуть. – У меня дружина храбрая, отстоят наши носы как-нибудь!
Из леса они вернулись с заметным опозданием, но порознь (Ростислав даже еще помедлил у самой опушки и показался через некоторое время после того, как запыхавшаяся девушка скрылась в шатре). Его кмети только ухмылялись, а на Прямиславу Зорчиха обрушила целый град вопросов. Она говорила, что они с Крестей не хотели без нее уходить из леса, посылали Тешилу ее искать, но тот, больше всего озабоченный грибами, вернулся очень быстро и клялся, что девка не пропадет, свиненок. А особенно настаивать на поисках «девки» Зорчиха не решилась, а то как бы чего не подумали…
– И правильно! – шепотом, чтобы через войлочные стены их не услышали отдыхавшие совсем рядом кмети, набросилась на них обеих Прямислава. Бранить их за недогадливость ей было легче, чем самой отвечать на вопросы. – Где это видано, чтобы княгиня в лесу топталась и свою девку ждала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Это правда, – пробормотала Прямислава.
– Вот, сестру мою Ельку… Ну, Гремислава ее по-княжески звали, а по-крещеному Елена, – продолжал Ростислав. – Мы ее дома Елькой звали. Ее когда венчали, за Романа Владимировича, владимирского князя, отдавали, ей двенадцати не было. И там уж никто не следил, ждал ли князь Роман, когда ей тринадцать сравняется, или не ждал!
– Но, может, она в монастыре… – заикнулась Прямислава.
– В монастыре. – Ростислав кивнул. – Муж ее помер, ей восемнадцать лет было всего – в монастырь ушла! Эх! – Он в досаде стукнул кулаком по стволу ни в чем не повинной березы. – Елька, она как я была – веселая, бойкая! Как мы с ней по двору кругами носились! – Ростислав усмехнулся, вспоминая свое буйное детство. – В амазонок играла. Это такие были…
– Я знаю. В книге читала…
– Чего она домой-то не вернулась? Да разве бы мы ей не рады были? И еще бы другого ей жениха нашли, лучше прежнего. Хоть королевича! – Ростислав вспомнил Владислава, которого сейчас имел власть обвенчать хоть с хромой козой. – Вот Ирина, старшая моя сестра, замужем за цареградским царевичем. Мы и Ельке бы царевича нашли, не хуже!
– Да хоть бы и царевич был, а попадется опять такой, как князь Юрий… – Прямислава была полна сочувствия к незнакомой сестре Ростислава и отчасти понимала, почему та не вернулась домой. На вторую попытку не у каждой хватит смелости. – Слушай-ка, Ростислав Володаревич, ты все законы знаешь, а скажи мне: если женатый человек в блуд ударяется с рабой, за это наказание полагается?
– А то как же! – с готовностью ответил Ростислав. – «Если кто, имея жену, блудит с рабой, то мужа того бить, а ту рабу князь продаст в другую волость, а деньги за нее раздать убогим». Это если со своей рабой. А если с чужой… Ты чего?
Он заметил, как при этих словах вдруг изменилось лицо девушки: ожесточилось, замкнулось, в глазах засверкал гневный огонь. Значит, Прибаву следовало продать в другое княжество, деньги раздать убогим, а князя Юрия бить плетьми! И сколько таких женщин следовало бы распродать, и сколько плетей пришлось бы ему принять с тех пор, как его обвенчали с девочкой-недоросточком, если бы князья подчинялись божеским законам наравне с прочими!
– Ничего! – Прямислава отвернулась, стараясь выровнять дыхание. Она чувствовала себя женой преступника, грешника, от которого Бог и ангелы отвернулись! Но разве может быть она сама чиста, если муж ее такой!
А Ростислав пытливо заглядывал ей в глаза. У него опять возникло подозрение, что эта девушка из тех, кто подлежал бы продаже в чужую область, если бы князья подчинялись законам.
– И как это княгиня Юрьева не боится такую красоту рядом с собой держать! – нарочито безразлично обронил он. – Был бы я князь Юрий, то рядом с тобой никакой бы жены не заметил.
Но Прямислава попыталась отстраниться, охваченная смятением, и тогда он схватил ее за обе руки и горячо зашептал, склоняясь к ее голове, покрытой темным платком:
– Ну, не бойся меня, поверь, все, что хочешь, для тебя сделаю! Ты мне только скажи, кто ты на самом деле, вольная ты или раба, чтобы я знал! Если ты князя Юрия раба, то забудь про него, не отдам, хоть пусть войной идет! Сам у княгини выкуплю, не продаст – украду, недаром же я половец! – Он усмехнулся. – Будешь со мной – никогда я тебя не обижу, и платок этот черный, ну его к лешему, одену тебя в шелка и в оксамиты, будешь у меня как княгиня сама!
– Пусти, пусти!
У Прямиславы кружилась голова от его шепота, от его теплых рук, от этих слов. В них звучала подлинная страсть, с которой она никогда не сталкивалась и о которой даже никогда не слышала. Сердце билось, дышать было трудно, а в душе смешались ужас от новизны и опасности этого положения и какая-то странная, желанная отрада!
Она с усилием высвободилась из его объятий, отошла, прижала руки к груди, глядя в его смуглое скуластое лицо. Такое непривычное, по первому впечатлению чуждое и некрасивое, это лицо, оживленное искренним чувством, уже не отпускало ее взгляд, хотелось смотреть в него без конца и слушать, слушать то, что он говорил… Но она не могла так сразу забыть все то, чему ее учили, и отдаться этому новому чувству, о котором никогда раньше не думала. Мысль о разводе с мужем была слишком нова, непривычна, и не верилось, что это на самом деле возможно, что какая-нибудь грамота от митрополита сможет избавить ее от связи с Юрием Ярославичем, установленной венчанием навсегда, до самой смерти! Она – замужняя женщина, а значит, смертный грех ей даже слушать такие слова, даже думать о другом мужчине…
Другой! Какой же он другой? Ведь князя Юрия она совсем не знала, даже не помнила толком его лица. Появись он сейчас поблизости, он-то и будет другой! А князь Ростислав – первый мужчина, кто подошел к ней так близко, кто прикоснулся к ее руке, кто заставил ее сердце биться так часто…
– Что ты, Ростислав Володаревич? – еле слышно шептала она, словно умоляя не терзать ее ураганом этих чувств. – Грех… И тебе, и мне…
– Не бойся ничего! – Ростислав хотел опять взять ее за руку, но она попятилась, и он не стал настаивать. – Я ведь тоже князь, чего захочу, то и сделаю, и никто мне не указ, даже митрополит!
– Говорю же тебе, я не раба!
– Ну и пусть! Хоть послушница, а хотя бы и черница! Из княжьего терема никакой церковный суд не достанет, не придет носы резать…
Прямислава ахнула, повернулась и пустилась бежать в ту сторону, где, как ей казалось, должна быть опушка.
– Тьфу! – Ростислав плюнул в досаде на собственную глупость, так напугавшую девушку. – Да пошутил я! Не бойся!
Но она не слушала и неслась через лес к светлеющей опушке, как будто за ней гнался весь легион бесов.
– А дружина-то на что! – со смехом кричал вслед Ростислав, видя, что ее не вернуть. – У меня дружина храбрая, отстоят наши носы как-нибудь!
Из леса они вернулись с заметным опозданием, но порознь (Ростислав даже еще помедлил у самой опушки и показался через некоторое время после того, как запыхавшаяся девушка скрылась в шатре). Его кмети только ухмылялись, а на Прямиславу Зорчиха обрушила целый град вопросов. Она говорила, что они с Крестей не хотели без нее уходить из леса, посылали Тешилу ее искать, но тот, больше всего озабоченный грибами, вернулся очень быстро и клялся, что девка не пропадет, свиненок. А особенно настаивать на поисках «девки» Зорчиха не решилась, а то как бы чего не подумали…
– И правильно! – шепотом, чтобы через войлочные стены их не услышали отдыхавшие совсем рядом кмети, набросилась на них обеих Прямислава. Бранить их за недогадливость ей было легче, чем самой отвечать на вопросы. – Где это видано, чтобы княгиня в лесу топталась и свою девку ждала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101