– Не может быть такого! Пресвятая Богородица, да что же это такое! – Прямислава чуть не плакала, не стесняясь присутствия бояр, кметей и игумена. – Говорила я тебе: несчастливая я!
– Этак нам и туровский князь не станет помогать! – заметил боярин Ян. – Он ведь разборчивый! Блудливого князя Юрия не захотел в зятьях иметь, а о братоубийце и слушать не захочет! Этот грех потяжелее будет! Даже если и обвенчаешься, не примет тебя князь Вячеслав и полков не даст. Разве что дочь ему вернуть, может, тогда поможет помириться…
– Я не пойду! – Прямислава вытерла слезы жестким расшитым рукавом и решительно тряхнула головой: – Никуда от тебя не пойду! От Каина и то жена не ушла, а ты не Каин, ты не убивал, я не верю! Если видели тебя там, значит, бес перекинулся, а я не поверю! Даже если бы сама тебя увидела с тем ножом, все равно не поверила бы!
Бояре вздыхали, а отец Ливерий молчал, грустно и нежно глядя на Прямиславу.
Дни осады шли медленно, и каждый казался целой неделей. Ни к той, ни к другой стороне не подходило подкрепления. Князь Владимирко со своими воеводами и с Юрием Ярославичем нередко проезжал вдоль города, но, несмотря на готовность белзцев, ни одного приступа не было. Не желая терять людей, Владимирко послал в Киев жалобу на братоубийцу и надеялся, что киевский князь встанет на его сторону. Тогда и Турова можно не опасаться, потому что не пойдет же Вячеслав Владимирович против родного отца! А уж если киевский князь потребует выдачи убийцы, все отцовское наследство соберется в руках Владимирка без единого сражения.
Ростислава посещала мысль сделать вылазку и разметать стан не ожидающих подобной дерзости звенигородцев, и его кмети с десятниками были на это готовы. Но трех десятков для такого дела было мало, а в том, что его поддержат жители Белза, Ростислав теперь не был уверен. В их умах всходили буйные ростки сомнения, и Ростислав не знал, как их оттуда выкорчевать. Да уж, одним ударом ножа неизвестный убийца избавил Владимирка от обоих братьев!
Но откуда у настоящего убийцы взялся этот нож? Да, чеканное изображение Михаила Архангела с краткой молитвой украшало шлем Ростислава, и хотя такого ножа у него не было, он вполне подошел бы к его снаряжению. И кто мог видеть князя там, где его не было, да еще и узнать в лицо? Без вмешательства дьявола тут не обошлось!
Многие расспрашивали Заваду и его двух товарищей, которые видели убийцу и говорили с ним, но те не могли дать толкового ответа.
– Темно же было! – отвечал Завада Наседке и Крушилу, которые пришли его допрашивать с целой толпой любопытных. – Я только и видел, что человек вроде.
– Xal Человек! Уж верно, не свинья была! А лицо-то, лицо?
– А лица не мог разглядеть.
– А росту он был какого? Высокого?
– Да нет вроде, чуть повыше меня.
Вопрошатели переглянулись: Ростислав был чуть повыше Завады.
– А голос?
– Да он не говорил, а шептал только. Где же тут разберешь?
– Ну ты скажи, мог это быть князь Ростислав? Мог или нет?
– Да хоть епископ Симон! – в отчаянии отвечал измученный Завада. – Отстаньте вы от меня, ради Христа! Ну не знаю я, не знаю!
Но этот ответ многим казался подтверждением. В городе начиналось подспудное брожение. Припасов еще хватало, никто пока не голодал, но ходили слухи, что кто-то уже разбирает на дрова старый амбар. Первая удаль утихла, вид осаждающего войска, обложившего город со всех сторон, давил на сердце и ослаблял дух. Уже у многих шевелились тревожные мысли, что князь Владимирко способен держать осаду хоть целый год и белзцы без приступов и пролития крови окажутся так ослаблены, что в конце концов их возьмут голыми руками. Воображению рисовалась участь поверженных городов: сожженные дома, дым над некогда оживленными улицами, вой собак над трупами и длинные вереницы пленных, которых уводят, чтобы продать за Греческое море… Уже все были уверены, что помощь ниоткуда не придет, что Белз брошен один на один со своей злой судьбой… И если князь, которого они выбрали, действительно братоубийца, то Бог не помилует их город!
Работать в осаде никто не мог и не хотел, народ целыми днями толкался под воротами, на маленьких площадях перед церквами. Торг был постоянно забит, хотя торговли не было, а тут и там какой-нибудь умник, взобравшись на телегу, держал речь то за князя Ростислава, то против.
Так прошло дней пять или шесть, и однажды Прямислава увидела из окна горницы, как мимо двора Яна Гремиславича идет целая толпа. Впереди шли Крушило и Наседка, и все были так возбуждены, что гул долетал даже до горницы. Прямислава бросилась вниз по лестнице, догнала толпу, пробралась через двор и первой влетела в гридницу. Ростислав, видимо, собрался куда-то идти, потому что она почти налетела на него на пороге; увидев ее встревоженное лицо, он схватил ее за плечи и хотел спросить, в чем дело, но тут и сам услышал шум во дворе.
Крушило и Наседка вошли первыми и держались так важно, что Прямиславе стало ясно: ничего хорошего они не скажут.
– Послушай, Ростислав Володаревич, что народ решил! – начал Крушило. – Помощи нам ждать неоткуда. Князь Владимирко осаду не снимет, пока убийц не получит. Народ решил: надо ему убийц выдать.
– Меня, значит? – сурово спросил Ростислав и положил руки на пояс. – Сами меня звали княжить, клялись почитать как отца, а теперь струсили?
– Нам, княже, о детях надо думать! – отчасти виновато добавил боярин Аким Желанович. – Неладно вышло, ты уж не взыщи. Народ решил послать к князю Владимирку: пусть крест поцелует, что возьмет убийц, а больше никого не тронет.
– Так ведь нет здесь убийц! Кто это? Завада с Будилой? Они только рядом стояли, что с них спрашивать? А меня и вовсе там не было!
– Не знаем, княже! – Немир Самсонович развел руками. – Видит Бог, я тебе верю, как самому себе. Но решаю-то не я здесь, а князь Владимирко!
– Пусть князь Владимирко судит, если говорит, что доказательства твоей вины у него есть, – добавил староста Осьмун. – Если нету их, то ничего он тебе не сделает. А нам в осаде век сидеть, пока все с голоду не передохнем, тоже не годится.
– А еще народ надумал княжну Юрию Ярославичу отдать, раз уж он ее муж! – прибавил отец Лукиан из маленькой Введенской церкви на посаде. – И пусть он за это поможет тебе у брата прощение выпросить.
Ростислав глянул на застывшую Прямиславу: «народ» додумался до того же самого, что и Юрий Ярославич, присылавший той ночью к нему своего конюха-половца.
– Так ведь когда звали вы меня княжить, обещали ни меня, ни ее не выдавать! – сдерживая гнев, напомнил Ростислав. – Уже забыли?
– Когда мы обещали, князь Ярослав жив был… – Аким Желанович развел руками. – А теперь…
– Так вы верите, что это я убил?
– Князь Владимирко верит и выдать тебя требует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101