Простые тела вроде камня, состоящего из слюды, кварца и полевого шпата, имеют очень простые энергетические характеристики, которые мы лишь совсем недавно стали обнаруживать при помощи самых новых чувствительных приборов.
Замедление жизнедеятельности может оказаться всего лишь временным отключением, запиранием или «торможением» энергетической схемы материального существа, происходящим в результате одного из множества сугубо физических процессов.
Мы так и не знаем, что такое жизнь. Вполне возможно, что это некое четвертое измерение материи, столь же неразрушимое, как и сама материя. Другими словами, это может быть комплексом свободной энергии, в отличие от комплекса связанной энергии, чем является собственно материя.
ЭПИЛОГ. О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ
Довольно любопытно, что одно из самых полезных и наиболее часто использующихся слов английского языка-это слово «вещь» («thing»). Самые лучшие словари приводят бесконечные толкования этого несчастного, избитого слова, но нигде нет сколь-нибудь убедительной и однозначной «расшифровки». Похоже, проблема заключается в том, что слово охватывает невероятно широкий спектр самых различных понятий. Для описания того же самого латиняне пользовались простым словом «геа», и хотя для определения всего, чего угодно, мы придумали универсальное окончание «логия» — мы даже изобрели такой кошмар, как «палеоихтиология», — науки «резология» все же не существует. Лично я абсолютно убежден, что ее следует создать, этого требует логика и настоятельная необходимость.
Нам отчаянно нужна методология, чтобы уладить все проблемы с вещами, не вписывающимися в рамки принятых концепций-это становится понятно, как только мы беремся за определение таких понятий; как «как его бишь», «что-то такое», «штуковины на берегу», «нечто странное», «отличная вещица», «странное нечто» и многих-многих других (в английском языке здесь в качестве корня выступает слово «thing», то есть «вещь», «предмет» и пр. — Пер.). У древних норвежцев для описания некоего предмета существовало слово «тинг», англосаксы пользовались для этого словечком «альтинг» — позже они так назвали свой парламент. Есть также и социологические Проблемы типа «знания того или иного»! (Имеется в виду вопрос традиционного американского социологического исследования: «Кого из данных, например, политиков вы знаете?»; вместо слов «тот или иной» здесь вновь фигурирует «thing». — Пер.) Это весьма полезное и, я бы сказал, ценное слово почему-то напоминает мне новобранца, который сидит в окопе и с надеждой ждет сигнала горна, чтобы броситься в атаку. Аналогичным образом ведем себя и мы, когда сталкиваемся с подлинной проблемой идентификации чего бы то ни было — нас так и подмывает щелкнуть пальцами и произнести сакраментальную фразу: «Как же называется эта чертова штуковина?» или: «Господи, да что же это такое?!»
Это совершенно непростительный и тенденциозный способ подхода к теме, но за сорок лет я так и не сумел придумать ничего лучшего. «Вещи», о которых я вам рассказал, существуют, но они не вписываются ни в одну из известных категорий «вещей», совершенно не вписываются! Все они реальные, физические, конкретные и действительно существующие штуки, которые можно взвесить, или измерить, или сделать и то и другое тем или иным научным способом. И все же, это словно остатки какого-то пиршества, и никто точно не знает, с ними делать. Но это, на мой взгляд, не может быть позицией настоящего ученого.
К месту и не к месту, но я всегда провозглашаю следующее: «Наука — это жажда Неведомого». И более того, истинную науку интересует не «исследование», а поиск — первое являются не более чем предписанным повторным поиском ^ого, что уже искали, нашли и зафиксировали другие. Однако при таком поиске обнару. живаются все аспекты «вещей», не вписывающиеся в сейчас уже устаревший «Реестр вещей» (я отнюдь не намеренно использую это слово). За некоторые такие вещи исследователи радостно хватаются и обнюхивают их со всех сторон, о других сообщают по инстанции, заводят карточку и тут же забывают, над третьими вначале смеются, потом клевещут и в конце концов стараются как можно быстрее «похоронить и забыть».
Вещи делятся на два основных класса— (1) материальные, и (2) нематериальные. К первому относятся такие вещи, как «та штуковина на берегу», а ко второму-типа «жуткая вещь, скажу я вам». Оба класса можно разделить еще на два. Материальным может быть (1) предмет или (И) сообщение; нематериальным — (1) поддающиеся обнаружению события иЛи {и) просто рассказ о событии. И хотя меня необычайно волнуют вещи класса (2), я практически ничего о них не знаю-как правило, я рассказываю об услышанном моим коллегам и больше на эту тему не распространяюсь. Всю жизнь я был и остаюсь прагматиком, то есть, иначе говоря, меня интересуют исключительно материальные вещи, главным образом объекты, представляющие собой совершенно отдельный подкласс Вещей.
Моя профессия — сбор и классификация бесполезной информации, и это отнюдь не шутка. Подобная информация приходит ко мне в дом постоянно, и с годами скорость ее поступления постоянно увеличивается. Это и сообщения непосредственных очевидцев, и фрагменты древних манускриптов из библиотек, музеев и даже пещер. Чего только не происходит в мире и как только люди не воспринимают это! Но самое удивительное связано с тем, как люди представляют себе события и явления, происходившие в прошлом. Но откуда человек может знать, что волна информации о материальных вещах — абсолютно правдивая или что в ней вообще есть хотя бы крупица правды?
Этого не знает никто, но у некоторых, подобно опытным офицерам полиции, с годами возникает шестое чувство. Тогда начинаешь отчетливо видеть разницу между чудаками, проходимцами и чокнутыми. Тогда начинаешь различать и узнавать неучей, сверхэнтузиастов и искренне заблуждающихся. Затем приходится иметь дело с напыщенными ничтожествами, чрезмерной подозрительностью, педантами и «мэтрами». Последние могут оказаться смертельно глупыми и столь же тупыми. И каков результат? Остается кипящая толпа честных граждан, которым есть что сказать и которые хотят знать, может, у кого-то есть дополнительные соображения по данному вопросу.
Клемансо как-то обронил: «Толпа глупа». В одном он совершенно не прав, зато абсолютно прав в другом. С одной стороны, сообщество граждан всех стран ни в коем случае нельзя назвать стадом ослов (ослы — очень умные, интеллигентные животные). С другой — публика весьма глупа в том плане, что не апеллирует к Авторитетам. Специалисты в любой конкретной области, как правило, знают свое дело, «специалисты» же не знают ничего — к сожалению, множество людей, считающих себя специалистами, являются на самом деле просто «специалистами», и очень часто они сами награждают себя этим титулом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Замедление жизнедеятельности может оказаться всего лишь временным отключением, запиранием или «торможением» энергетической схемы материального существа, происходящим в результате одного из множества сугубо физических процессов.
Мы так и не знаем, что такое жизнь. Вполне возможно, что это некое четвертое измерение материи, столь же неразрушимое, как и сама материя. Другими словами, это может быть комплексом свободной энергии, в отличие от комплекса связанной энергии, чем является собственно материя.
ЭПИЛОГ. О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ
Довольно любопытно, что одно из самых полезных и наиболее часто использующихся слов английского языка-это слово «вещь» («thing»). Самые лучшие словари приводят бесконечные толкования этого несчастного, избитого слова, но нигде нет сколь-нибудь убедительной и однозначной «расшифровки». Похоже, проблема заключается в том, что слово охватывает невероятно широкий спектр самых различных понятий. Для описания того же самого латиняне пользовались простым словом «геа», и хотя для определения всего, чего угодно, мы придумали универсальное окончание «логия» — мы даже изобрели такой кошмар, как «палеоихтиология», — науки «резология» все же не существует. Лично я абсолютно убежден, что ее следует создать, этого требует логика и настоятельная необходимость.
Нам отчаянно нужна методология, чтобы уладить все проблемы с вещами, не вписывающимися в рамки принятых концепций-это становится понятно, как только мы беремся за определение таких понятий; как «как его бишь», «что-то такое», «штуковины на берегу», «нечто странное», «отличная вещица», «странное нечто» и многих-многих других (в английском языке здесь в качестве корня выступает слово «thing», то есть «вещь», «предмет» и пр. — Пер.). У древних норвежцев для описания некоего предмета существовало слово «тинг», англосаксы пользовались для этого словечком «альтинг» — позже они так назвали свой парламент. Есть также и социологические Проблемы типа «знания того или иного»! (Имеется в виду вопрос традиционного американского социологического исследования: «Кого из данных, например, политиков вы знаете?»; вместо слов «тот или иной» здесь вновь фигурирует «thing». — Пер.) Это весьма полезное и, я бы сказал, ценное слово почему-то напоминает мне новобранца, который сидит в окопе и с надеждой ждет сигнала горна, чтобы броситься в атаку. Аналогичным образом ведем себя и мы, когда сталкиваемся с подлинной проблемой идентификации чего бы то ни было — нас так и подмывает щелкнуть пальцами и произнести сакраментальную фразу: «Как же называется эта чертова штуковина?» или: «Господи, да что же это такое?!»
Это совершенно непростительный и тенденциозный способ подхода к теме, но за сорок лет я так и не сумел придумать ничего лучшего. «Вещи», о которых я вам рассказал, существуют, но они не вписываются ни в одну из известных категорий «вещей», совершенно не вписываются! Все они реальные, физические, конкретные и действительно существующие штуки, которые можно взвесить, или измерить, или сделать и то и другое тем или иным научным способом. И все же, это словно остатки какого-то пиршества, и никто точно не знает, с ними делать. Но это, на мой взгляд, не может быть позицией настоящего ученого.
К месту и не к месту, но я всегда провозглашаю следующее: «Наука — это жажда Неведомого». И более того, истинную науку интересует не «исследование», а поиск — первое являются не более чем предписанным повторным поиском ^ого, что уже искали, нашли и зафиксировали другие. Однако при таком поиске обнару. живаются все аспекты «вещей», не вписывающиеся в сейчас уже устаревший «Реестр вещей» (я отнюдь не намеренно использую это слово). За некоторые такие вещи исследователи радостно хватаются и обнюхивают их со всех сторон, о других сообщают по инстанции, заводят карточку и тут же забывают, над третьими вначале смеются, потом клевещут и в конце концов стараются как можно быстрее «похоронить и забыть».
Вещи делятся на два основных класса— (1) материальные, и (2) нематериальные. К первому относятся такие вещи, как «та штуковина на берегу», а ко второму-типа «жуткая вещь, скажу я вам». Оба класса можно разделить еще на два. Материальным может быть (1) предмет или (И) сообщение; нематериальным — (1) поддающиеся обнаружению события иЛи {и) просто рассказ о событии. И хотя меня необычайно волнуют вещи класса (2), я практически ничего о них не знаю-как правило, я рассказываю об услышанном моим коллегам и больше на эту тему не распространяюсь. Всю жизнь я был и остаюсь прагматиком, то есть, иначе говоря, меня интересуют исключительно материальные вещи, главным образом объекты, представляющие собой совершенно отдельный подкласс Вещей.
Моя профессия — сбор и классификация бесполезной информации, и это отнюдь не шутка. Подобная информация приходит ко мне в дом постоянно, и с годами скорость ее поступления постоянно увеличивается. Это и сообщения непосредственных очевидцев, и фрагменты древних манускриптов из библиотек, музеев и даже пещер. Чего только не происходит в мире и как только люди не воспринимают это! Но самое удивительное связано с тем, как люди представляют себе события и явления, происходившие в прошлом. Но откуда человек может знать, что волна информации о материальных вещах — абсолютно правдивая или что в ней вообще есть хотя бы крупица правды?
Этого не знает никто, но у некоторых, подобно опытным офицерам полиции, с годами возникает шестое чувство. Тогда начинаешь отчетливо видеть разницу между чудаками, проходимцами и чокнутыми. Тогда начинаешь различать и узнавать неучей, сверхэнтузиастов и искренне заблуждающихся. Затем приходится иметь дело с напыщенными ничтожествами, чрезмерной подозрительностью, педантами и «мэтрами». Последние могут оказаться смертельно глупыми и столь же тупыми. И каков результат? Остается кипящая толпа честных граждан, которым есть что сказать и которые хотят знать, может, у кого-то есть дополнительные соображения по данному вопросу.
Клемансо как-то обронил: «Толпа глупа». В одном он совершенно не прав, зато абсолютно прав в другом. С одной стороны, сообщество граждан всех стран ни в коем случае нельзя назвать стадом ослов (ослы — очень умные, интеллигентные животные). С другой — публика весьма глупа в том плане, что не апеллирует к Авторитетам. Специалисты в любой конкретной области, как правило, знают свое дело, «специалисты» же не знают ничего — к сожалению, множество людей, считающих себя специалистами, являются на самом деле просто «специалистами», и очень часто они сами награждают себя этим титулом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59