Время от времени с одной из башен-близнецов доносился заунывный колокольный звон. Это ветер раскачивал колокола. В безветрие они молчали, но достаточно было малейшего ветерка, чтобы они снова начинали звенеть.
Пройдя по комнатам, мы в конце концов оказались в большом зале, скудно освещенном огарками свечей в огромной люстре. Лидия извинилась, сказав, что свечи закончились. Она бывала здесь так редко, что забывала их купить.
В центре зала стоял стол с креслами с двух сторон. Остальная мебель в комнате была накрыта. Лидия предложила мне сесть, а сама продолжала стоять.
На стене напротив меня висело большое зеркало. По краям зеленоватого стекла была драпировка, так что его легко можно было спутать с окном. На мраморной полке перед зеркалом стояла ваза с белыми розами. Я вгляделась в мутное стекло. Все это напоминало мне сон, который я когда-то видела…
Лидия поставила на стол кувшин с лимонадом, наполнила стаканы, но так и не села. Вместо этого она принялась ходить по комнате. Я увидела ее отражение в зеркале и снова подумала о своем сне, в котором бледные женские лица мелькали в таком же зеркале, окруженном тенями.
Она остановилась передо мной и сказала, слегка улыбнувшись:
– Ты, наверное, думаешь, как меня называть? Можешь просто Лидией.
Я кивнула, посмотрела ей в лицо и вдруг заметила, до чего она похожа на своих детей. Хотя между собой они были очень разными, но ее черты явно унаследовали оба ребенка. Особенно Розильда. Лидия поймала мой взгляд, отошла и села напротив меня, нервно сжимая руки.
– Значит, моя невестка уже вернулась?
– Да, она приехала сегодня утром.
– А Леони умерла?
Я молча кивнула.
– Они ведь с Арильдом были помолвлены?
– Да, но Леони разорвала помолвку перед самой смертью.
Лидия вздохнула и какое-то время сидела молча, думая о своем, а я украдкой изучала ее лицо. Она выглядела моложе своих лет. Кожа по-прежнему была гладкой, а лоб без морщин. Она была красивой, но вокруг глаз лежали скорбные тени. Она задумчиво взглянула на меня и тихо сказала:
– Я знаю от Акселя, ты считаешь, что мне пора выйти на сцену, но понимаешь ли ты…
Она сказала выйти на сцену! Совсем как Каролина. Совпадение ли это? Или в душе она тоже была актрисой?
Не договорив, она на секунду задумалась, а потом сказала, что до сих пор не сделала этого шага именно из-за детей. Когда-то она бросила их и теперь не надеялась вернуть их доверие. Они не смогут понять, почему она это сделала. Отнесутся к ее поступку как к предательству, которое ничем нельзя оправдать.
Дети не простили ей того, что она бросила их, когда они были маленькими, – ушла, чтобы умереть. И как же теперь они простят ей то, что она жива, – была жива все эти годы, но так и не вернулась к ним? Они ее просто возненавидят. Зачем подвергать их такому испытанию? Не лучше ли, если они по-прежнему будут считать ее мертвой? А иначе им придется жить с ненавистью в сердце, ведь как ни крути, а невозможно найти оправдания для матери, бросившей своих детей!
Она грустно посмотрела на меня. Но я не могла с ней согласиться.
– Я знаю, они вас простят… Если вы к ним вернетесь.
Я сказала это серьезно, но она покачала головой.
– Поначалу – может быть. От радости. Но потом, когда придут в себя и начнут думать, – тогда они меня осудят. Я перед ними слишком сильно виновата, Берта.
Прежде всего она винила себя в том, что Розильда стала немой. И в том, что Максимилиаму стало невыносимо жить в собственном доме, она тоже видела свою вину. Она вынудила его уехать и расстаться с детьми. Во всяком случае так считала Розильда.
Лидия сказала, что в комнате на башне Розильда хранила не только свои блокноты, но и «тетради для мыслей», как она их называла, куда из года в год записывала все самое сокровенное. Лидия прочла их.
– Таким образом я следила за ее мыслями на протяжении нескольких лет и поняла, что не могу надеяться на понимание. Напротив, единственное оправдание для меня в глазах моих детей – это то, что я умерла. Но ведь я жива…
Она невесело улыбнулась.
– Арильда я почти совсем не знаю… Могу судить о нем только по блокноту Розильды. Аксель говорит, он такой ранимый…
– Да, это правда. Я думаю, вы ему действительно очень нужны.
Она потерянно взглянула на меня и вздохнула.
– Если бы все было так просто, Берта! Но я не могу рисковать. Я и так уже разрушила жизнь своих детей, куда уж дальше? К сожалению, лучшее, что я могу для них сделать, это позволить им и дальше считать меня мертвой и не устраивать им неприятных сюрпризов.
– Но разве это не обман? Разве они не имеют права знать, что их мать жива?
Я прикусила язык. Я совсем не хотела еще больше растравлять эту рану. Лидия вскочила со стула.
– Я для всех мертва, Берта!
– Но ведь это не так сложно изменить…
– Возможно. И все же я считаю, что мертвая я причиняю меньше вреда своим детям, чем живая.
– Я так не думаю. Единственное, что имеет значение, это то, что вы живы. Арильд и Розильда воспримут это как чудо. Все старые обиды забудутся, как будто их никогда и не было.
Она посмотрела мне в глаза, но впечатление было такое, что она меня не слышит. Она ходила по комнате и говорила точно сама с собой, прошептав, что есть вина, искупить которую может только смерть. Все это так взволновало меня, что я не смогла усидеть на месте и тоже принялась ходить по комнате.
– Нет, – сказала я. – Я больше верю в те возможности, которые дает нам жизнь, и о которых мы часто даже не догадываемся. Важно то, что здесь и сейчас. И ошибки, которые мы делаем, нужно исправлять здесь, в этой жизни.
Я отвечала за каждое свое слово, но вдруг снова почувствовала себя невыносимо идеальной Бертой. Щеки у меня покраснели. Лидия вернулась к столу и села.
– Все это касается не только Арильда и Розильды, – сказала она. – Есть еще Амалия. Не знаю, сколько раз я стояла перед ее дверью, хотела войти, но не решалась. Я боялась, что испугаю ее до смерти.
Однажды она собралась выйти и тут увидела меня. Вся побелела и захлопнула дверь. Подумала, что это призрак. А что сделала я? Да просто убежала, оставив ее с этой мыслью.
Я сказала ей, что Амалия горько сожалела о том, что захлопнула дверь. С того момента она очень переживала, что ее Лидия не может обрести покой в своей могиле.
Лидия вздохнула и закрыла лицо руками.
– Когда я покидала Замок Роз, я делала это навсегда. Я не собиралась возвращаться. В этих стенах есть что-то такое, от чего… И все равно меня сюда тянет. Постоянно. Снова и снова.
Она умолкла и большими глотками выпила свой лимонад.
– Я была плохой матерью для своих детей. Им нужен отец, а не я. Ты, наверное, считаешь, что я трушу, боюсь, что меня встретят презрением. Но к этому я готова. Ничего другого я и не жду. Я просто не хочу, чтобы моим детям пришлось отказаться от собственной матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Пройдя по комнатам, мы в конце концов оказались в большом зале, скудно освещенном огарками свечей в огромной люстре. Лидия извинилась, сказав, что свечи закончились. Она бывала здесь так редко, что забывала их купить.
В центре зала стоял стол с креслами с двух сторон. Остальная мебель в комнате была накрыта. Лидия предложила мне сесть, а сама продолжала стоять.
На стене напротив меня висело большое зеркало. По краям зеленоватого стекла была драпировка, так что его легко можно было спутать с окном. На мраморной полке перед зеркалом стояла ваза с белыми розами. Я вгляделась в мутное стекло. Все это напоминало мне сон, который я когда-то видела…
Лидия поставила на стол кувшин с лимонадом, наполнила стаканы, но так и не села. Вместо этого она принялась ходить по комнате. Я увидела ее отражение в зеркале и снова подумала о своем сне, в котором бледные женские лица мелькали в таком же зеркале, окруженном тенями.
Она остановилась передо мной и сказала, слегка улыбнувшись:
– Ты, наверное, думаешь, как меня называть? Можешь просто Лидией.
Я кивнула, посмотрела ей в лицо и вдруг заметила, до чего она похожа на своих детей. Хотя между собой они были очень разными, но ее черты явно унаследовали оба ребенка. Особенно Розильда. Лидия поймала мой взгляд, отошла и села напротив меня, нервно сжимая руки.
– Значит, моя невестка уже вернулась?
– Да, она приехала сегодня утром.
– А Леони умерла?
Я молча кивнула.
– Они ведь с Арильдом были помолвлены?
– Да, но Леони разорвала помолвку перед самой смертью.
Лидия вздохнула и какое-то время сидела молча, думая о своем, а я украдкой изучала ее лицо. Она выглядела моложе своих лет. Кожа по-прежнему была гладкой, а лоб без морщин. Она была красивой, но вокруг глаз лежали скорбные тени. Она задумчиво взглянула на меня и тихо сказала:
– Я знаю от Акселя, ты считаешь, что мне пора выйти на сцену, но понимаешь ли ты…
Она сказала выйти на сцену! Совсем как Каролина. Совпадение ли это? Или в душе она тоже была актрисой?
Не договорив, она на секунду задумалась, а потом сказала, что до сих пор не сделала этого шага именно из-за детей. Когда-то она бросила их и теперь не надеялась вернуть их доверие. Они не смогут понять, почему она это сделала. Отнесутся к ее поступку как к предательству, которое ничем нельзя оправдать.
Дети не простили ей того, что она бросила их, когда они были маленькими, – ушла, чтобы умереть. И как же теперь они простят ей то, что она жива, – была жива все эти годы, но так и не вернулась к ним? Они ее просто возненавидят. Зачем подвергать их такому испытанию? Не лучше ли, если они по-прежнему будут считать ее мертвой? А иначе им придется жить с ненавистью в сердце, ведь как ни крути, а невозможно найти оправдания для матери, бросившей своих детей!
Она грустно посмотрела на меня. Но я не могла с ней согласиться.
– Я знаю, они вас простят… Если вы к ним вернетесь.
Я сказала это серьезно, но она покачала головой.
– Поначалу – может быть. От радости. Но потом, когда придут в себя и начнут думать, – тогда они меня осудят. Я перед ними слишком сильно виновата, Берта.
Прежде всего она винила себя в том, что Розильда стала немой. И в том, что Максимилиаму стало невыносимо жить в собственном доме, она тоже видела свою вину. Она вынудила его уехать и расстаться с детьми. Во всяком случае так считала Розильда.
Лидия сказала, что в комнате на башне Розильда хранила не только свои блокноты, но и «тетради для мыслей», как она их называла, куда из года в год записывала все самое сокровенное. Лидия прочла их.
– Таким образом я следила за ее мыслями на протяжении нескольких лет и поняла, что не могу надеяться на понимание. Напротив, единственное оправдание для меня в глазах моих детей – это то, что я умерла. Но ведь я жива…
Она невесело улыбнулась.
– Арильда я почти совсем не знаю… Могу судить о нем только по блокноту Розильды. Аксель говорит, он такой ранимый…
– Да, это правда. Я думаю, вы ему действительно очень нужны.
Она потерянно взглянула на меня и вздохнула.
– Если бы все было так просто, Берта! Но я не могу рисковать. Я и так уже разрушила жизнь своих детей, куда уж дальше? К сожалению, лучшее, что я могу для них сделать, это позволить им и дальше считать меня мертвой и не устраивать им неприятных сюрпризов.
– Но разве это не обман? Разве они не имеют права знать, что их мать жива?
Я прикусила язык. Я совсем не хотела еще больше растравлять эту рану. Лидия вскочила со стула.
– Я для всех мертва, Берта!
– Но ведь это не так сложно изменить…
– Возможно. И все же я считаю, что мертвая я причиняю меньше вреда своим детям, чем живая.
– Я так не думаю. Единственное, что имеет значение, это то, что вы живы. Арильд и Розильда воспримут это как чудо. Все старые обиды забудутся, как будто их никогда и не было.
Она посмотрела мне в глаза, но впечатление было такое, что она меня не слышит. Она ходила по комнате и говорила точно сама с собой, прошептав, что есть вина, искупить которую может только смерть. Все это так взволновало меня, что я не смогла усидеть на месте и тоже принялась ходить по комнате.
– Нет, – сказала я. – Я больше верю в те возможности, которые дает нам жизнь, и о которых мы часто даже не догадываемся. Важно то, что здесь и сейчас. И ошибки, которые мы делаем, нужно исправлять здесь, в этой жизни.
Я отвечала за каждое свое слово, но вдруг снова почувствовала себя невыносимо идеальной Бертой. Щеки у меня покраснели. Лидия вернулась к столу и села.
– Все это касается не только Арильда и Розильды, – сказала она. – Есть еще Амалия. Не знаю, сколько раз я стояла перед ее дверью, хотела войти, но не решалась. Я боялась, что испугаю ее до смерти.
Однажды она собралась выйти и тут увидела меня. Вся побелела и захлопнула дверь. Подумала, что это призрак. А что сделала я? Да просто убежала, оставив ее с этой мыслью.
Я сказала ей, что Амалия горько сожалела о том, что захлопнула дверь. С того момента она очень переживала, что ее Лидия не может обрести покой в своей могиле.
Лидия вздохнула и закрыла лицо руками.
– Когда я покидала Замок Роз, я делала это навсегда. Я не собиралась возвращаться. В этих стенах есть что-то такое, от чего… И все равно меня сюда тянет. Постоянно. Снова и снова.
Она умолкла и большими глотками выпила свой лимонад.
– Я была плохой матерью для своих детей. Им нужен отец, а не я. Ты, наверное, считаешь, что я трушу, боюсь, что меня встретят презрением. Но к этому я готова. Ничего другого я и не жду. Я просто не хочу, чтобы моим детям пришлось отказаться от собственной матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74