Однако ворона это не трогало. Он спокойно отвечал:
— Настроение мудреца редко бывает ровным. Надо быть мудрым в меру!
Тут Крылатая вздыхала, потому как в словах этих заключалась правда, в чём сама она убедилась в тот же день. Время от времени она выходила из палатки и беспокойно взирала на узор ковра, сотканного к ярмарке. И вид у неё всякий раз был одинаково встревоженный и несчастный. Шаги её становились всё тяжелее, и она качала головой так, что цветочки и крылышки бабочек на её шляпе печально подпрыгивали. Разумник покосился на неё:
— Есть средство куда лучше, чем бояться да сетовать, — сказал он укоризненно.
— Да, Разумник, — ответила она. — А какое средство ты советуешь мне?
— Ты, стало быть, снова почуяла, что ковёр предвкушает беду? — спросил ворон.
Она безмолвно кивнула.
— Что видел я, про то — молчок, — решительно заявил Разумник.
— А если она явится и захочет погадать?
— Я — молчок! — ответил Разумник, поводя глазом с видом мудреца.
Вся ярмарочная площадь купалась в лунном сиянии, а небо было усыпано звёздами. Время от времени падала звезда, и люди загадывали желания.
— Я хочу, чтобы мы разбогатели, — сказала София.
А вот Альберту ничего не хотелось. Он считал, что они и так многое получили в этот день.
— Я — ради блага детей, — добавила София. — Хочу, чтоб им жилось лучше, чем нам.
— Нам, пожалуй, хорошо, — тихо произнёс Альберт.
Но София его не слушала. И лишь только звезда упала, она произнесла:
— Представь только, как мила будет Клара в шелку, а Клас — в бархате. Этого я им желаю! — и глаза её мечтательно заблестели в лунном свете.
Они проходили как раз мимо палатки, где гадала Крылатая, и Альберт остановился, чтобы посмотреть на выставленные ковры. Он долго стоял, погружённый в размышления. Он видел, что они — гораздо красивее, чем когда-либо, но мрачнее и загадочнее. И у него, словно предвещая беду, странно сжалось сердце. Сама Крылатая не показывалась. Ворон Разумник молча сидел в клетке. Альберт повернулся к Софии. Ему хотелось знать, чувствует ли она то же самое, что и он; узор на одном ковре заставил его сердце сжаться.
Но София даже не смотрела на ковры, она прислушивалась к мелодии танца, доносившейся с развилки дороги.
Сделав пару шагов под музыку, она улыбнулась.
— Я думаю, не погадать ли мне, Альберт?! — сказала она.
— А ты не хочешь потанцевать? — спросил Альберт, которому хотелось поскорее уйти отсюда.
— Потом, когда погадаю!
И София вошла в палатку. Разумник поглядел на неё, но не произнёс ни звука. Там на трехногой скамеечке сидела Крылатая. На полу лежал один из её чудесных ковров. Софии они не нравились — слишком уж мрачны.
Крылатая сидела в шляпе, поля которой скрывали её лицо, воротник пелерины свисал. Взгляд её был прикован к полу, и она не подняла глаз, когда София вошла в палатку.
— Я хочу, чтобы мне погадали, — сказала София.
— Я нынче нагадала достаточно, — отрезала Крылатая.
— О, — разочарованно произнесла София, — а я так хотела…
Взгляд крокусовых глаз на какой-то миг коснулся лица Софии, а затем скользнул прочь.
— Ничего не поделаешь, — ответила Крылатая, — впрочем, ты и сама не ведаешь, чего хочешь.
Тут София рассердилась. Видимо, гадалка обращается с ней так потому, что они из одного городка. Ясное дело, она считает, мол, нечего подлаживаться к своим землякам, но она, София, не сдастся. Упрямо протянув руку, она сказала:
— Ну, хватит! Погадайте мне!
Сперва Крылатая сделала вид, будто не видит протянутой руки. Затем, вздрогнув, быстро кинула взгляд на кольцо Софии, а потом, закрыв глаза, покачала головой.
— Нет! — сказала она. — Нет, и ещё раз — нет!
Рука Софии опустилась. Расстроенная и оскорблённая, она хотела достойно ответить и не находила слов, чтобы выразить своё негодование. Но Крылатая все же поняла её. Снова устремив на неё свой изменчивый синий взгляд, она прошептала:
— Дорогое дитя, дорогое дитя… — только и вымолвила она.
Тогда София, опустив глаза, поняла, что всё не так, как она думала. Верно, Крылатая просто устала. Чуточку устыдившись, она пошла к выходу. И вдогонку услыхала, как гадалка говорит нежным голосом:
— У тебя на пальце — кольцо, София. Коли тебя когда-нибудь постигнет беда, пришли мне это кольцо, и я помогу тебе, где бы ты ни была. Не забывай мои слова! Пришли мне кольцо!
Когда Крылатая произнесла эти слова, София остановилась прямо перед клеткой Разумника. Ворон засыпал, закрыв глаз.
После этого желание танцевать у Софии пропало. Она всё рассказала Альберту.
— Можешь себе представить, ей хочется получить моё кольцо! — возмущённо сказала она.
— Дело, верно, не в этом, — сказал Альберт, — на неё это не похоже. Пожалуй, попрошу-ка я её погадать мне, и тогда увидим. У меня ведь кольца нет!
Он вошёл в палатку и долго оставался там. София тем временем ходила слушать музыку. Она вернулась как раз, когда Альберт вышел из палатки. Он вышел, широко шагая, словно ужасно торопился.
А ворон Разумник, проснувшись, закричал ему вслед хриплым голосом:
— Пусть этому верит тот, кому хочется! Меня это не колышет!
— Что случилось, Альберт? — испуганно спросила София.
— Идём! — сказал он, потянув её за собой. Он почти бежал вместе с ней.
— Она гадала тебе?
Он не ответил.
— Альберт?
Он только тянул её за собой — всё быстрее и быстрее. В конце концов София замолчала. Она молчала и послушно бежала рядом с ним.
Когда они примчались на постоялый двор, Альберт рванул дверь маленькой каморки, которую они сняли. Не произнеся ни слова, кинулся он к дивану, где спали дети. С обезумевшим видом склонился над ними и бесчисленное множество раз прошептал:
— Слава богу… Слава богу…
Дети так славно спали. София обеспокоенно посмотрела на него.
— Что с тобой? Ты думал, дети исчезли?
Но Альберт отвечал как-то уклончиво. Он, мол, устал и хочет сейчас же лечь спать. Что-то на него нашло, — сказал он.
— Верно, виноват во всём этот ворон, и этот лунный свет, и ковры…
— Уф-ф, да, — согласилась София, — ковры какие-то противные…
Они положили куколку Кларе, а деревянную лошадку — Класу и легли спать. Но Альберт долго не засыпал и всё ворочался.
В каморке не было окна, а только маленькая отдушина, куда непрерывно сочился лунный свет; холодный, голубой, беспощадный, он прорезал ночной мрак, пока София не встала и не завесила отдушину своей юбкой.
На следующее утро Альберт, поднявшись на рассвете, перенёс всю их поклажу в повозку.
Они покинули Блекерюд до восхода солнца, прежде чем занялся новый день.
5
А льберт сильно изменился. Дома он бывал гораздо чаще, чем раньше, а лишь только смеркалось, никогда в мастерскую не ходил.
Похоже, он чего-то боялся. Он всегда тревожился, тщательно ли заперта дверь и заперто ли окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25