Никто из них до сих пор не произнес ни звука, если не считать учащенного дыхания. В этом молчаливом общении была своя пикантность; в каждом горела ярким пламенем страсть, и безмолвные требования немедленно удовлетворялись по наитию, порожденному обоюдным желанием. Наконец рот Саймона достиг груди Рианнон, и тогда ее рука скользнула у него между бедер.
После столь долгой подготовки сам акт оказался коротким, завершившись взрывом, который сомкнул ноги Рианнон вокруг спины Саймона с такой силой, что даже его крепкие кости затрещали. Их слившиеся губы приглушили звуки, которые они не могли удержать в экстазе. Насытившись, они разделились и тут же уснули, что было тоже необычно, поскольку, как правило, после удовлетворения страсти они еще долго разговаривали и ласкали друг друга. Но на этот раз они слишком устали, отчасти из-за напряжения от недавней встречи с королем.
Рианнон спала хорошо, но Саймона всю ночь преследовали беспокойные сны, так что проснулся он утром, словно в тумане. Хотя он не мог вспомнить ничего конкретного, сны усилили его нежелание, чтобы Рианнон еще раз появилась при дворе. Ему следовало напрямую поднять этот вопрос и облегчить душу, но он не хотел портить радостное утреннее настроение Рианнон. Сразу после завтрака его вызвали на срочное совещание с друзьями Иэна и Джеффри, которые хотели знать, что предпримет лорд Ллевелин, когда – не если! – перемирие будет нарушено.
Саймону разговор не понравился. Ему никогда не доставляла удовольствия политическая изворотливость Джеффри. Ему очень не нравилась необходимость взвешивать свои слова, чтобы то, что сказал ему Ллевелин, звучало ясно и не искажалось его собственными желаниями и предвзятостью. Точно так же ему не нравилась необходимость внимательно прислушиваться к тому, что говорили другие, пытаясь оценивать полуправду их слов, чтобы впоследствии составить четкий отчет об услышанном для своего сеньора.
Все оценивали сложившуюся ситуацию как опасную, если не безнадежную, и, к еще большему неудовольствию Саймона, решили, что к обсуждению нужно привлечь Ричарда Корнуолла. Таким образом, вся группа направилась к нему, но порознь. Чтобы не привлекать к своим намерениям слишком пристального внимания Винчестера, они выехали по одному или парами через разные ворота. Как один из самых молодых Саймон был отправлен через западные ворота, что увеличило на несколько миль расстояние и на несколько градусов температуру его раздражения.
Его отнюдь не охладило и понимание того, что им придется обедать и ночевать в Уоллингфорде. Не успокоило его и то, что ему пришлось почти полностью повторить сказанное ранее, после чего уже в третий раз были основательно проработаны все вопросы. Этой ночью, лишенный общества Рианнон, он проснулся, объятый совершенно необоснованным страхом, вообразив во сне, что она отправилась ко двору одна и была схвачена и отнята у него. Одна часть его мозга прекрасно понимала, что это полная чушь. Его мать никогда не допустила бы такого, да и Генрих, хоть он и не идеал, не был похитителем женщин. Другая же часть его мозга настаивала, что этот сон означает дурное предзнаменование.
Вероятно, если бы Саймон получил наутро возможность отправиться прямо в Оксфорд или хотя бы обсудил свои страхи с кем-нибудь, то все обошлось бы. Однако он обостренно переживал беспокойство в глазах своего отца, изможденный вид Джеффри и то, что даже Адам был глубоко взволнован трудными переговорами. Многие из их собеседников испытывали особый страх перед валлийцами или ненависть к ним. Этот груз должен был взять на себя Саймон, и поэтому, когда его пригласили вместе поохотиться, он не смог отказаться. В итоге он, конечно, отбросил глупую мысль, что Генрих отнимет у него невесту, но его отвращение к лживости двора стало еще сильнее.
День выдался жарким, и долгая охота завела их далеко от Оксфорда. Компаньоны Саймона решили остановиться пообедать в одном из замков его матери. Будь это в каком-либо другом месте, Саймон с извинениями покинул бы их и вернулся домой в одиночку, но в данном случае это могло быть воспринято кастеляном как знак неуважения, а он не имел права беспричинно обидеть верного слугу. К тому времени, когда Саймон освободился и вернулся в Оксфорд, он уже находился в полубезумном состоянии, до крайности раздраженный постоянной необходимостью выказывать интерес и углубляться в проблемы своих спутников, которые на самом деле мало что значили для него.
* * *
За время разлуки настроение Рианнон переменилось. До этого дня она была ежеминутно занята путешествием и захвачена новыми впечатлениями, которые бесконечной чередой сменяли друг друга, не давая опомниться. После того, как мужчины уехали, пришло, однако, время для второй стороны женского образа жизни. Дома она игнорировала ее. Он предпочитала убегать в лес и счастливо проводила целые дни, приручая диких животных, или, забавы ради, стреляя по горшкам, или собирая целебные травы для своих примочек и мазей.
Теперь ее заставили закрыть голову платком и одеться в соответствии с самыми жесткими правилами этикета и вытащили из дома ради череды визитов в компании Джоанны и Джиллиан. Рианнон скоро поняла, что это было отнюдь не праздным времяпрепровождением. Она уже продемонстрировала романтический и одновременно варварский образ Уэльса, а теперь должна была показать, что валлийцы также могут быть ухоженными и цивилизованными. В задачу женщин входило сеять и пожинать сведения, могущие понадобиться мужчинам, собирать слухи и распространять затем те из них, которые наиболее соответствовали интересам Роузлинда. Рианнон знала, что Джиллиан и Джоанна работали не менее напряженно, чем их мужья, служа общей цели. Она оценивала их усилия как необходимые и полезные, поскольку была далеко не глупа, и делала все, что могла, помогая им. Тем не менее она находила эту работу утомительной и неприятной.
Вернувшись домой, усталая и раздраженная, Рианнон обнаружила, что там ее ждало то же самое. Получив от Иэна сообщение, что мужчины не вернутся ни на обед, ни на ночь, Элинор пригласила толпу женщин составить компанию ей и ее дочерям. Официальным поводом для этого было желание познакомить их с Рианнон, новоиспеченной невестой младшего сына Элинор, так что Рианнон не оставалось ничего другого, как присутствовать и на этом рауте. Реальная цель его была та же, что и раньше, – внимательно слушать, что выбалтывают придворные кумушки и вкладывать в их неразумные головы то, что им следовало передать собственным мужьям в постели.
К сожалению, в большой компании женщинам из Роузлинда оказалось гораздо труднее прикрывать неопытную Рианнон. Обсуждалась ведь не совсем политика, или, точнее, придворная жизнь в этих беседах преломлялась через призму женских интересов, но за разговорами о нарядах, вкусах, этикете стояли зачастую наблюдения, которые наверняка ускользали от мужского глаза – ведь мужчины пренебрежительно относились к мелочам, кроме того, самонадеянно считали всех женщин чуть умнее курицы, поэтому, не таясь, выбалтывали секреты, которые, без сомнения, не раскрыли бы ни под какими пытками тюремному палачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111