Теперь ее ладони передвинулись к лошадиным носам и слегка сжались. Саймон вскочил в седло своего коня, а Бассетт поднял де Бурга в свое и затем уселся сзади.
Потом Рианнон вывела вперед лошадь одного из солдат. Саймон просигналил Вильяму де Миллерсу, и один из валлийцев помог ему подняться в седло. Когда все уже были в седлах, валлийцы ровными прыжками побежали к лагерю.
Тишина теперь была такой же глубокой, как в ту минуту, когда они прибыли. Она была подобна толстому влажному одеялу и так плотно обволакивала спасенных людей, что даже рыдания де Бурга затихли. Саймон начал осторожно выбираться из редкого леска. Глаза его были прикованы к земле, выбирая дорогу, где упавшие листья образовывали толстый ковер, смягчавший стук копыт. Однако краем глаза он четко видел Рианнон. Ее зеленые глаза сияли, а губы были полны и чувственны, словно он целовал их. Она знает, думал он, и его собственное возбуждение многократно умножилось, так что он даже опасался, что последует физическая реакция.
Он не мог себе позволить поддаться этому приливу похотливых чувств или даже думать о том, как новые знания Рианнон могут отразиться на их взаимоотношениях. Он должен сосредоточиться на том, как доставить всех целыми и невредимыми в лагерь у подножия Раундвей-Хилла. Им нужно было пересечь только одно открытое место. Саймон жестом предложил Бассетту, который вез де Бурга, ехать вперед. Де Миллерс и Томас Чемберлен вместе со Сьорлом последовали за Бассеттом, потом – Рианнон. Саймон и остальные замыкали кавалькаду. В случае тревоги они смогли бы прикрыть их. Маневр, однако, оказался успешным, и все остальное было уже совсем легко. Вскоре они были в безопасности, в лесу, на склоне Раундвей-Хилла.
Бассетт и его люди остались в седлах. Едва дождавшись, чтобы его воины, находившиеся в лагере, вскочили на своих лошадей, он направился на запад к чиппенхемской дороге. Не было нужды в прощаниях и благодарностях – каждый знал, что совершено и чего это стоило. Саймон не представлял, куда они направятся, и не хотел этого знать. Теперь, когда приключения закончились, он был чрезвычайно рад отделаться от них. На обратном пути из церкви в лагерь, чтобы избежать мысли о Рианнон, он представлял себе, каким ударом для его семьи могла бы обернуться неудача в этом деле. Поэтому он жаждал убраться отсюда подальше и поскорее, чтобы никто не мог связать его с этим побегом.
Когда опасность миновала, возбуждение Рианнон понемногу ушло. Взгляд, которым она обменялась с Саймоном, был уже последним всплеском этого чувства. Теперь все уже прошло, и она испытывала чувство потери, почувствовав лишь опустошенность и усталость. Прежде чем Рианнон поняла, что делает, она начала изобретать в своем мозгу какое-нибудь новое приключение. Это желание привело ее к очередному открытию, которое усилило первое. Человека может тянуть к опасности, подумала она. Саймон в это время нетерпеливо ерзал в седле, ожидая, пока двое воинов, отдавших своих лошадей де Миллерсу и Чемберлену, доберутся до лагеря пешком. Его нетерпение привлекло внимание Рианнон. Она подумала, что он испытывает то же разочарование, что и она. Неплохо было бы заняться любовью, вдруг решила она. После такой радости всегда наступали покой и удовлетворение.
Наконец те двое, кого они ждали, прибыли, сели на приготовленных для них лошадей, и отряд тронулся в путь. В обход холма Саймон направился не на запад, а на восток. Одной из причин этого было то, что он хотел подальше разъехаться с отрядом Бассетта. Кроме того, от Марльборо шла дорога к Сиренстеру и Глостеру, где можно было пересечь вброд Северн. К западу от Глостера власть короля заметно ослабевала. Там было несколько лояльных баронов, но основная масса предпочитала отворачиваться, если мимо проезжал человек, скрывающийся от короля. Были даже открытые мятежники, которые оказали бы такому человеку помощь.
До города они не доехали, так как Саймон не хотел приближаться к какому бы то ни было поселению с запада. Вместо этого они сделали привал южнее. Это было не совсем безопасно, но лучше, чем въезжать в город среди ночи или объезжать его в темноте. Это могло показаться подозрительным и привлечь внимание. Когда они достигли реки, Саймон приказал остановиться лагерем и расставил посты, чтобы вовремя засечь приближение любого отряда. Затем он спустился к реке, чтобы смыть с себя грязь и сажу. Ему вдруг пришло на ум, что Рианнон всю дорогу была молчалива, а потом живо припомнил выражение ее лица, когда он вернулся с де Бургом. Усталость смыло волной желания, но захочет ли она? И если он предложит, а она уступит, не сочтет ли она это своего рода победой? И имеет ли это значение?
Ответ на последний вопрос разрешил все остальное. Саймона это действительно не волновало. Если он желанен Рианнон, то пусть она побеждает в каждой битве – войну все равно выиграет он, в этом он не сомневался. Существовала только одна опасность. Хотя Рианнон была темпераментной женщиной, воля ее была крепка, как вороненая сталь. Она все-таки могла отвергнуть его. Саймон смахнул холодные капли с рук и лица и поспешил обратно в лагерь. Какой же он идиот! Ему следовало послать людей вперед и взять ее, пока она еще была возбуждена опасностью.
Когда он добежал до лагеря, Рианнон не было нигде видно. Он стиснул зубы и поспешил в свою палатку. Если она уже в постели, его проблема усложнялась многократно. Он откинул полог палатки и, ворвавшись внутрь, столкнулся лицом к лицу с Рианнон, спокойно сидевшей на табурете, поджидая его.
– Что случилось? – спросила она испуганно, вскочив на ноги.
– Мне не терпелось оказаться рядом с тобой, – ответил Саймон.
Она протянула к нему руку и в это же мгновение произнесла:
– Саймон, я должна…
Но она не закончила свою фразу. Протянутая рука сама по себе была достаточным приглашением. Саймон притянул ее к себе и поцеловал, дрожа от страсти, словно был зеленым юнцом со своей первой женщиной. Рианнон откликнулась немедленно. Саймон почувствовал, как она подалась телом к нему, и рот ее податливо приоткрылся. Однако, несмотря на то что она прижималась все теснее, сжимая его в объятиях, голова ее медленно отклонялась, словно она чувствовала, что должна отстраниться.
Саймон попытался высвободить руку, чтобы развязать шнурок на вороте ее туники и поцеловать ее шею, а потом грудь, но в тот момент, как он ослабил хватку, она убрала губы.
– Я должна сказать тебе, – проговорила она, задыхаясь.
– Пресвятая Богородица, не сейчас, – простонал Саймон. – Потом. Расскажешь мне позже.
Он снова прижал ее к себе, и она не сопротивлялась, лишь сдавленным голосом прошептала:
– Но, Саймон…
– Я весь горю, – пожаловался он. – Мне все равно.
Поцелуями он заставил ее молчать, и, когда снова отпустил ее, чтобы развязать ей платье, Рианнон уже не пыталась ничего говорить, лишь руки ее скользнули к его ягодицам, прижимая его к себе покрепче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Потом Рианнон вывела вперед лошадь одного из солдат. Саймон просигналил Вильяму де Миллерсу, и один из валлийцев помог ему подняться в седло. Когда все уже были в седлах, валлийцы ровными прыжками побежали к лагерю.
Тишина теперь была такой же глубокой, как в ту минуту, когда они прибыли. Она была подобна толстому влажному одеялу и так плотно обволакивала спасенных людей, что даже рыдания де Бурга затихли. Саймон начал осторожно выбираться из редкого леска. Глаза его были прикованы к земле, выбирая дорогу, где упавшие листья образовывали толстый ковер, смягчавший стук копыт. Однако краем глаза он четко видел Рианнон. Ее зеленые глаза сияли, а губы были полны и чувственны, словно он целовал их. Она знает, думал он, и его собственное возбуждение многократно умножилось, так что он даже опасался, что последует физическая реакция.
Он не мог себе позволить поддаться этому приливу похотливых чувств или даже думать о том, как новые знания Рианнон могут отразиться на их взаимоотношениях. Он должен сосредоточиться на том, как доставить всех целыми и невредимыми в лагерь у подножия Раундвей-Хилла. Им нужно было пересечь только одно открытое место. Саймон жестом предложил Бассетту, который вез де Бурга, ехать вперед. Де Миллерс и Томас Чемберлен вместе со Сьорлом последовали за Бассеттом, потом – Рианнон. Саймон и остальные замыкали кавалькаду. В случае тревоги они смогли бы прикрыть их. Маневр, однако, оказался успешным, и все остальное было уже совсем легко. Вскоре они были в безопасности, в лесу, на склоне Раундвей-Хилла.
Бассетт и его люди остались в седлах. Едва дождавшись, чтобы его воины, находившиеся в лагере, вскочили на своих лошадей, он направился на запад к чиппенхемской дороге. Не было нужды в прощаниях и благодарностях – каждый знал, что совершено и чего это стоило. Саймон не представлял, куда они направятся, и не хотел этого знать. Теперь, когда приключения закончились, он был чрезвычайно рад отделаться от них. На обратном пути из церкви в лагерь, чтобы избежать мысли о Рианнон, он представлял себе, каким ударом для его семьи могла бы обернуться неудача в этом деле. Поэтому он жаждал убраться отсюда подальше и поскорее, чтобы никто не мог связать его с этим побегом.
Когда опасность миновала, возбуждение Рианнон понемногу ушло. Взгляд, которым она обменялась с Саймоном, был уже последним всплеском этого чувства. Теперь все уже прошло, и она испытывала чувство потери, почувствовав лишь опустошенность и усталость. Прежде чем Рианнон поняла, что делает, она начала изобретать в своем мозгу какое-нибудь новое приключение. Это желание привело ее к очередному открытию, которое усилило первое. Человека может тянуть к опасности, подумала она. Саймон в это время нетерпеливо ерзал в седле, ожидая, пока двое воинов, отдавших своих лошадей де Миллерсу и Чемберлену, доберутся до лагеря пешком. Его нетерпение привлекло внимание Рианнон. Она подумала, что он испытывает то же разочарование, что и она. Неплохо было бы заняться любовью, вдруг решила она. После такой радости всегда наступали покой и удовлетворение.
Наконец те двое, кого они ждали, прибыли, сели на приготовленных для них лошадей, и отряд тронулся в путь. В обход холма Саймон направился не на запад, а на восток. Одной из причин этого было то, что он хотел подальше разъехаться с отрядом Бассетта. Кроме того, от Марльборо шла дорога к Сиренстеру и Глостеру, где можно было пересечь вброд Северн. К западу от Глостера власть короля заметно ослабевала. Там было несколько лояльных баронов, но основная масса предпочитала отворачиваться, если мимо проезжал человек, скрывающийся от короля. Были даже открытые мятежники, которые оказали бы такому человеку помощь.
До города они не доехали, так как Саймон не хотел приближаться к какому бы то ни было поселению с запада. Вместо этого они сделали привал южнее. Это было не совсем безопасно, но лучше, чем въезжать в город среди ночи или объезжать его в темноте. Это могло показаться подозрительным и привлечь внимание. Когда они достигли реки, Саймон приказал остановиться лагерем и расставил посты, чтобы вовремя засечь приближение любого отряда. Затем он спустился к реке, чтобы смыть с себя грязь и сажу. Ему вдруг пришло на ум, что Рианнон всю дорогу была молчалива, а потом живо припомнил выражение ее лица, когда он вернулся с де Бургом. Усталость смыло волной желания, но захочет ли она? И если он предложит, а она уступит, не сочтет ли она это своего рода победой? И имеет ли это значение?
Ответ на последний вопрос разрешил все остальное. Саймона это действительно не волновало. Если он желанен Рианнон, то пусть она побеждает в каждой битве – войну все равно выиграет он, в этом он не сомневался. Существовала только одна опасность. Хотя Рианнон была темпераментной женщиной, воля ее была крепка, как вороненая сталь. Она все-таки могла отвергнуть его. Саймон смахнул холодные капли с рук и лица и поспешил обратно в лагерь. Какой же он идиот! Ему следовало послать людей вперед и взять ее, пока она еще была возбуждена опасностью.
Когда он добежал до лагеря, Рианнон не было нигде видно. Он стиснул зубы и поспешил в свою палатку. Если она уже в постели, его проблема усложнялась многократно. Он откинул полог палатки и, ворвавшись внутрь, столкнулся лицом к лицу с Рианнон, спокойно сидевшей на табурете, поджидая его.
– Что случилось? – спросила она испуганно, вскочив на ноги.
– Мне не терпелось оказаться рядом с тобой, – ответил Саймон.
Она протянула к нему руку и в это же мгновение произнесла:
– Саймон, я должна…
Но она не закончила свою фразу. Протянутая рука сама по себе была достаточным приглашением. Саймон притянул ее к себе и поцеловал, дрожа от страсти, словно был зеленым юнцом со своей первой женщиной. Рианнон откликнулась немедленно. Саймон почувствовал, как она подалась телом к нему, и рот ее податливо приоткрылся. Однако, несмотря на то что она прижималась все теснее, сжимая его в объятиях, голова ее медленно отклонялась, словно она чувствовала, что должна отстраниться.
Саймон попытался высвободить руку, чтобы развязать шнурок на вороте ее туники и поцеловать ее шею, а потом грудь, но в тот момент, как он ослабил хватку, она убрала губы.
– Я должна сказать тебе, – проговорила она, задыхаясь.
– Пресвятая Богородица, не сейчас, – простонал Саймон. – Потом. Расскажешь мне позже.
Он снова прижал ее к себе, и она не сопротивлялась, лишь сдавленным голосом прошептала:
– Но, Саймон…
– Я весь горю, – пожаловался он. – Мне все равно.
Поцелуями он заставил ее молчать, и, когда снова отпустил ее, чтобы развязать ей платье, Рианнон уже не пыталась ничего говорить, лишь руки ее скользнули к его ягодицам, прижимая его к себе покрепче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111