– вдруг перешла она с французского на туарегский, и в ту же секунду молниеносно нажала на позвоночник в известном ей месте.
Туарег дернулся всем телом, и даже показалось, что послышался едва уловимый щелчок.
– Доктор Франсуа, поднимайте больного! – Мария сняла белый халат и вручила его доктору. – Я за дверью!
Когда туарег появился на пороге библиотеки, лицо его было белее одежд, глаза обалдело смотрели в разные стороны. Он сделал несколько неуверенных шагов, как бы прислушиваясь к своему организму, и лицо его расплылось в глупой, счастливой улыбке.
– Смелее, господин Иса, смелее! – подбодрила его Мария. – Кстати, у вас хороший парижский выговор, вы где учились?
– Я окончил в Париже Эколь-Пон-э-Шоссе (Институт путей сообщения).
– Давно?
– В этом году.
– Будете строить дороги?
– Хочу.
"Отличная идея – дороги! – подумала Мария. – Дороги, дороги… Вот оно, золотое дно!"
Когда они подошли к бальному залу, играли быстрый фокстрот (лисий шаг).
– Мы подождем танго, – сказала Мария.
– Как скажете, – робко согласился туарег. – А вы, значит, врач?
– Нет, я колдунья. Но добрая, вы меня не бойтесь.
Заиграли танго. Огромный туарег танцевал легко и умело.
– Вы не колдунья, вы волшебница! – склонившись со своего высока к Марии, шептал туарег и говорил что-то еще, но она его не слушала. Она думала о дорогах. "Дороги, дороги, дороги! Хаджибек пригласил меня помочь реконструировать порты, построить новые пристани, а дороги мы упустили из виду – какая глупость! Хороший парнишка туарег – вовремя подал идею!"
Глядя на танцующего туарега, гости, которые совсем недавно видели его с костылями, недоумевали.
– А гарем у вас есть? – невинным тоном спросила Мари.
– Как вам сказать… – Туарег замялся.
– А никак – ясно, что есть.
– Но не обязательно быть наложницей, можно женой, – невнятно пробормотал Иса.
– Вы мне предлагаете? – живо спросила Мария, и глаза ее блеснули сумрачно, чуть-чуть насмешливо.
– Ну, если… если бы это было возможно. – Иса покраснел, и на его низком лбу выступила испарина.
Они отошли от дверей бального зала и сели на диван.
– Мой друг Иса, – томно начала Мария, – я благодарна вам за столь лестное предложение… Но, понимаете, есть непреодолимые препятствия… есть условия…
– Я готов на любые ваши условия!
– Условия не мои, их диктуют народные обычаи, жизнь. Вы хотите жить в Тунизии?
– Да, конечно.
– Значит, все должно совершаться по мусульманским понятиям? – вкрадчиво, почти нежно забавлялась Мари.
– Да, конечно, я не переменю веры.
– И я не переменю, но это вопрос второстепенный… Есть мусульманские понятия о приличиях. Или вы готовы пренебречь ими?
– Конечно, есть. Почему пренебречь? Я уважаю кодекс мусульманских приличий.
– Ну, а что касается брака, вы кодекс знаете?
– Наверное…
– Ответ неуверенный. А я знаю. Согласно мусульманскому кодексу о приличиях установлено: "Жену следует выбирать такую, которая бы превосходила мужа четырьмя качествами, а четырьмя уступала ему: возраст невесты, ее рост, богатство и происхождение должны быть ниже, чем те же качества у жениха, а красота, характер, приличие и нежность должны быть выше, чем у жениха". А что получается у нас? Возраст у меня выше – первый минус, красотой, пожалуй, мы равны (туарег горделиво улыбнулся), характер у меня несносный – еще один минус, я более высокого происхождения, чем вы – еще минус. Я богаче вас – еще минус. Вы выше меня ростом – вот единственный плюс. В вас метра два?
– Точно.
– Два метра – хороший рост, но одного роста мало. Очень приятно было познакомиться с вами! ("Шикарная идея насчет дорог!") – Мария положила руку на плечо Исы. – Вы прекрасно танцуете! Всего хорошего! – С этими словами она легко поднялась с дивана и, не оглядываясь на оставленного ею туарега, пошла навстречу Николь, которая выходила из бального зала. В танцах был объявлен перерыв, оркестранты взяли полчаса на отдых.
Туарег Иса стоял возле дивана. Выходя из зала, каждый считал своим долгом подойти к нему и расспросить про костыли. Куда они делись? Что за чудо! И туарегский царек Иса был вынужден покорно излагать историю своего исцеления. А если учесть, что все знали о недавней попытке его слуг похитить Марию, то положение у царька Исы было самое незавидное. Отвечая на расспросы, он даже вспотел от смешанных чувств, среди которых чувство унижения было не из последних.
LX
– Принимают на работу дураков, а спрашивают, как с умных! – довольно громко ворчал в машинном отделении (при заглушенном моторе и открытом люке) русский механик, вызванный на «Николь», чтобы разобраться с явными неполадками двигателя. Уверенный в том, что здесь, на губернаторской яхте, никто не понимает по-русски, далее он загнул такую трехэтажную руладу, что всходившая в этот момент по трапу Мария закашлялась, чтобы не рассмеяться.
– Ау! Есть кто-нибудь? – громко спросила Мария по-русски, словно и не слышала ничего.
В машинном отделении что-то упало с громким звяканьем, наверное, механик выронил ключ.
– Ау! Есть кто-нибудь? – давясь от смеха, повторила Мария.
– Инженер-механик Груненков Иван Павлович! – поднявшись из машинного отделения, отрекомендовался багровый от смущения, светловолосый, голубоглазый мужчина лет сорока пяти, в руках у него действительно был разводной ключ.
– Ну что, скоро пойдем в море? – как ни в чем не бывало спросила Мария.
– Думаю, денька через два управлюсь, – потупившись, отвечал механик.
– Простите, что не представилась. Мерзловская Мария Александровна!
– О, так это вы?! Я помню вас еще по Джебель-Кебиру! – просиял Иван Павлович, и, куда девался его хмурый, убитый вид, лицо разгладилось, помолодело, багровость сошла сама собой, глаза стали веселые, с огоньком и почти синего цвета. – Вы крестная дочь адмирала Герасимова. Выходит, свои, морские…
– Точно! – в тон ему радостно отвечала Мария. – И я вас помню. Вы прибыли в Бизерту на «Кронштадте», с женой и малышом лет трех. Потом он еще к нам в форт ходил на занятия по рукопашному бою – голова большая, а сам маленький, такой смешной! У меня фотография наших занятий сохранилась – кто-то снял и мне подарил, не помню кто. А маленького вашего мы почему-то звали Цуцик, и он отзывался, такой живчик был – прелесть!
– А вон идет ваш Цуцик! Девятнадцатый годок мальчугану. А тогда ему было не три, а четыре года. Просто он у нас не рос, не рос, а потом лет с пятнадцати как начал и сейчас повыше меня будет.
– Где Вы его видите? – спросила Мария.
– А во-он в самом начале пирса точка приближается, вглядитесь. Это и есть мой Миша.
– Вижу. Но откуда вы знаете, что он, – ведь точка…
– Точка-то точка, но своя, родная. А уже и не точка – гляньте! Уже столбик… сынуля. Я его за три версты учую, и рубашка на нем голубенькая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Туарег дернулся всем телом, и даже показалось, что послышался едва уловимый щелчок.
– Доктор Франсуа, поднимайте больного! – Мария сняла белый халат и вручила его доктору. – Я за дверью!
Когда туарег появился на пороге библиотеки, лицо его было белее одежд, глаза обалдело смотрели в разные стороны. Он сделал несколько неуверенных шагов, как бы прислушиваясь к своему организму, и лицо его расплылось в глупой, счастливой улыбке.
– Смелее, господин Иса, смелее! – подбодрила его Мария. – Кстати, у вас хороший парижский выговор, вы где учились?
– Я окончил в Париже Эколь-Пон-э-Шоссе (Институт путей сообщения).
– Давно?
– В этом году.
– Будете строить дороги?
– Хочу.
"Отличная идея – дороги! – подумала Мария. – Дороги, дороги… Вот оно, золотое дно!"
Когда они подошли к бальному залу, играли быстрый фокстрот (лисий шаг).
– Мы подождем танго, – сказала Мария.
– Как скажете, – робко согласился туарег. – А вы, значит, врач?
– Нет, я колдунья. Но добрая, вы меня не бойтесь.
Заиграли танго. Огромный туарег танцевал легко и умело.
– Вы не колдунья, вы волшебница! – склонившись со своего высока к Марии, шептал туарег и говорил что-то еще, но она его не слушала. Она думала о дорогах. "Дороги, дороги, дороги! Хаджибек пригласил меня помочь реконструировать порты, построить новые пристани, а дороги мы упустили из виду – какая глупость! Хороший парнишка туарег – вовремя подал идею!"
Глядя на танцующего туарега, гости, которые совсем недавно видели его с костылями, недоумевали.
– А гарем у вас есть? – невинным тоном спросила Мари.
– Как вам сказать… – Туарег замялся.
– А никак – ясно, что есть.
– Но не обязательно быть наложницей, можно женой, – невнятно пробормотал Иса.
– Вы мне предлагаете? – живо спросила Мария, и глаза ее блеснули сумрачно, чуть-чуть насмешливо.
– Ну, если… если бы это было возможно. – Иса покраснел, и на его низком лбу выступила испарина.
Они отошли от дверей бального зала и сели на диван.
– Мой друг Иса, – томно начала Мария, – я благодарна вам за столь лестное предложение… Но, понимаете, есть непреодолимые препятствия… есть условия…
– Я готов на любые ваши условия!
– Условия не мои, их диктуют народные обычаи, жизнь. Вы хотите жить в Тунизии?
– Да, конечно.
– Значит, все должно совершаться по мусульманским понятиям? – вкрадчиво, почти нежно забавлялась Мари.
– Да, конечно, я не переменю веры.
– И я не переменю, но это вопрос второстепенный… Есть мусульманские понятия о приличиях. Или вы готовы пренебречь ими?
– Конечно, есть. Почему пренебречь? Я уважаю кодекс мусульманских приличий.
– Ну, а что касается брака, вы кодекс знаете?
– Наверное…
– Ответ неуверенный. А я знаю. Согласно мусульманскому кодексу о приличиях установлено: "Жену следует выбирать такую, которая бы превосходила мужа четырьмя качествами, а четырьмя уступала ему: возраст невесты, ее рост, богатство и происхождение должны быть ниже, чем те же качества у жениха, а красота, характер, приличие и нежность должны быть выше, чем у жениха". А что получается у нас? Возраст у меня выше – первый минус, красотой, пожалуй, мы равны (туарег горделиво улыбнулся), характер у меня несносный – еще один минус, я более высокого происхождения, чем вы – еще минус. Я богаче вас – еще минус. Вы выше меня ростом – вот единственный плюс. В вас метра два?
– Точно.
– Два метра – хороший рост, но одного роста мало. Очень приятно было познакомиться с вами! ("Шикарная идея насчет дорог!") – Мария положила руку на плечо Исы. – Вы прекрасно танцуете! Всего хорошего! – С этими словами она легко поднялась с дивана и, не оглядываясь на оставленного ею туарега, пошла навстречу Николь, которая выходила из бального зала. В танцах был объявлен перерыв, оркестранты взяли полчаса на отдых.
Туарег Иса стоял возле дивана. Выходя из зала, каждый считал своим долгом подойти к нему и расспросить про костыли. Куда они делись? Что за чудо! И туарегский царек Иса был вынужден покорно излагать историю своего исцеления. А если учесть, что все знали о недавней попытке его слуг похитить Марию, то положение у царька Исы было самое незавидное. Отвечая на расспросы, он даже вспотел от смешанных чувств, среди которых чувство унижения было не из последних.
LX
– Принимают на работу дураков, а спрашивают, как с умных! – довольно громко ворчал в машинном отделении (при заглушенном моторе и открытом люке) русский механик, вызванный на «Николь», чтобы разобраться с явными неполадками двигателя. Уверенный в том, что здесь, на губернаторской яхте, никто не понимает по-русски, далее он загнул такую трехэтажную руладу, что всходившая в этот момент по трапу Мария закашлялась, чтобы не рассмеяться.
– Ау! Есть кто-нибудь? – громко спросила Мария по-русски, словно и не слышала ничего.
В машинном отделении что-то упало с громким звяканьем, наверное, механик выронил ключ.
– Ау! Есть кто-нибудь? – давясь от смеха, повторила Мария.
– Инженер-механик Груненков Иван Павлович! – поднявшись из машинного отделения, отрекомендовался багровый от смущения, светловолосый, голубоглазый мужчина лет сорока пяти, в руках у него действительно был разводной ключ.
– Ну что, скоро пойдем в море? – как ни в чем не бывало спросила Мария.
– Думаю, денька через два управлюсь, – потупившись, отвечал механик.
– Простите, что не представилась. Мерзловская Мария Александровна!
– О, так это вы?! Я помню вас еще по Джебель-Кебиру! – просиял Иван Павлович, и, куда девался его хмурый, убитый вид, лицо разгладилось, помолодело, багровость сошла сама собой, глаза стали веселые, с огоньком и почти синего цвета. – Вы крестная дочь адмирала Герасимова. Выходит, свои, морские…
– Точно! – в тон ему радостно отвечала Мария. – И я вас помню. Вы прибыли в Бизерту на «Кронштадте», с женой и малышом лет трех. Потом он еще к нам в форт ходил на занятия по рукопашному бою – голова большая, а сам маленький, такой смешной! У меня фотография наших занятий сохранилась – кто-то снял и мне подарил, не помню кто. А маленького вашего мы почему-то звали Цуцик, и он отзывался, такой живчик был – прелесть!
– А вон идет ваш Цуцик! Девятнадцатый годок мальчугану. А тогда ему было не три, а четыре года. Просто он у нас не рос, не рос, а потом лет с пятнадцати как начал и сейчас повыше меня будет.
– Где Вы его видите? – спросила Мария.
– А во-он в самом начале пирса точка приближается, вглядитесь. Это и есть мой Миша.
– Вижу. Но откуда вы знаете, что он, – ведь точка…
– Точка-то точка, но своя, родная. А уже и не точка – гляньте! Уже столбик… сынуля. Я его за три версты учую, и рубашка на нем голубенькая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60